Татьяна Назаренко - Прынцесса из ЧК
Марк внимательно смотрел в сторону Большого Шереметьева, где уже действовали красноармейцы. Там, мешаясь с воплями и плачем, бестолково, беспорядочно голосил колокол. На краю села вспыхнула пальба - видно, кто-то пытался уйти в лес и нарвался на оцепление.
Мимо провели первых заложников. Двое красноармейцев погоняли прикладами бабу лет тридцати, в широкой кофте и полосатой домотканой юбке. К ней жались трое детей, четвертого, годовалого, она держала на руках. Следом шел мальчик лет одиннадцати и старуха, честившая конвоиров на чем свет стоит.
- Чья? - удивился ее бедняцкому виду Марк.
- Федорова жена и мать. Дети тоже его, - отозвался красноармеец и пояснил недоуменно: - Чудно, бедняки ведь, пол в избе земляной. Почто он в банде?
- Эту бабу не трогать, раз из бедняков. А старую все равно расшлепаем сегодня же - больно уж язык длинный, - отметил Марк.
Со стороны села подъехала Лиза. Спешилась, кто-то из красноармейцев подхватил поводья ее коня.
- Одни бабы да сарынь в заложниках, только иной раз старика увидишь, мужики, знать, все в банде.
Мимо провели еще одну семью - старика, двух девок, парня-подростка и трех баб. "Епифановы", - догадался Марк, вспомнив список. Потом прогнали растрепанную женщину средних лет, одетую старомодно, но по-городски. Она испуганно оглядывалась на ведшего ее красноармейца и спрашивала, ежась по-птичьи:
- За что? За что? Господи...
Следом Балашов с похабными шутками гнал толстую, растрепанную бабу, окруженную кучей детей. Та шаталась на ходу и душераздирающе кричала. Увидев две фигуры в кожанках, упала на колени, поползла к ним:
- Родненькие, помилуйте!
Платок ее сбился, и на плечи упали две отменной толщины русые косы. Лицо, бледное до серого, распухшее от слез, перекошено животным ужасом.
- Что за корова? - резко спросил Марк.
- Наталья Макарова, - кисло отозвался второй красноармеец.
Марк свел брови: подобного рода настроения в отряде следовало пресекать в корне.
- Важная птица. Муж ее - сволочь, каких поискать, садист и убийца. А она - наверняка его пособница, понял? - отчеканил он. - В овин это бандитское отродье!
Устимов махнул красноармейцу на колокольне, тот перестал мучить колокол, и сразу стало зловеще тихо. Председатель ревтрибунала вышел вперед. Обвел толпу собравшихся крестьян мрачным, ничего хорошего не предвещающим взглядом. Достал из кармана кожанки смятый листок.
- В общем, так! - начал он решительно. - Ваше село особо злостно заражено бандитизмом. Здесь орудует банда вашего односельчанина Епифанова! Посему в селе вводится военное положение! Если через два часа никто из вас не сообщит нам сведений, способствующих поимке бандитов, взятые заложники будут расстреляны! У вас на глазах! Через два часа пустим в расход еще партию! И так до тех пор, пока вы не выдадите нам все, что требуется! Пока банда не уничтожена, в селе действует приказ Полком ВЦИК № 171. - И, с силой встряхнув лист, чтобы он развернулся, начал читать, почти не глядя в текст: - "Дабы окончательно искоренить эсеро-бандитские корни, Полномочная комиссия приказывает:
Граждан, отказывающихся назвать свое имя, расстреливать без суда, на месте.
В селениях, в которых скрывается оружие, властью уездной политкомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.
В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте, без суда, старшего работника в семье.
Семья, в доме которой скрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфисковывается, старший работник в семье расстреливается без суда.
Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматриваются как бандиты, и старшего работника в семье расстреливать на месте, без суда.
В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.
Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно.
Председатель Полномочной комиссии ВЦИК Антонов-Овсеенко, командующий войсками Тухачевский, председатель губисполкома Лавров".
Помолчав, добавил:
- Бандиты, сдавшиеся добровольно и оказавшие содействие советской власти, будут прощены. Поняли?
И, поглядев на часы, резко, по-военному четко крутанулся на месте, не оглядываясь, пошел прочь. За селом он повернулся к членам опросных комиссий:
- Расстреливать будем по пять человек. Первыми - представителей особо злобандитских семей. Весь корень изводить не будем - у бандитов должна быть зацепка. План, товарищ Штоклянд, твой, и руководить тебе.
- Ладно, - не стал ни отказываться, ни радоваться Марк. - Приказ первый. Свободин, подбери расстрельную команду. Посознательнее ребят... ну да не первый раз, понимаешь... Ну что, моя хата - слева, ваша - справа? Пойдем, Лизавета.
- Наш Марк уже, никак, Лизавету агитирует, - заметил им вслед тершийся рядом Балашов.
- Да уж он без бабы не останется, - равнодушно зевнул Свободин. - Эх, жись.
Избушка, приспособленная под опросный пункт, была маленькая и довольно грязная - может, хозяйка и прибиралась на Троицу, но крыша текла, и на потолке уже виднелись большие желтые пятна. Пахло кислым избяным духом и хлебом.
- Грязища и нищета, - протянул Марк брезгливо и почесался.
- Чего косоротишься, во дворце жил, что ли? - рассмеялась Лиза.
- Да уж не в такой халупе! Ты же в своей квартире такую грязь не развела бы?
Лиза пожала плечами: дом ее родителей был не богаче и не чище. Прошла через избу к печи. Потрогала еще теплый бок. Подвинула стол, чтобы его из окон не было видно. Марк даже не успел подскочить помочь. Смущенно поправил чуб.
- Приступим к допросам? Можно с заложников начать, - предложила Лиза.
- Пусть часа два посидят, подрожат, разговорчивей будут. Мы вот что сделаем: когда станем выводить на расстрел, тогда и для допроса выкликнем, там ты кого следует заберешь, а я уж оставшихся расшлепаю.
Лиза кивнула и, посмотрев за дверь и убедившись, что шереметьевцы с доносами не спешат, спросила:
- Тогда пока обысками займемся или подождем?
- Так не терпится? - отмахнулся Марк. - Успеем. А если уж не сидится, возьми веник, вымети здесь, а я полыни надергаю, сил нет паразитов терпеть.
Дверь овина растворилась. В проеме обозначилась темная фигура товарища Штоклянда.
- Ну что, сволочь эсеровская, на выход.
И начал зачитывать список, перекрывая поднявшийся плач:
- Епифанов Иван! Епифанова Анфиса! Чеглокова Антонина! Макарова Наталья! Федорова Марья! Бутырина Екатерина! Комаров Антип! Акулин Ермолай! Шереметьев Петр! Сапрыкина Анна!
Тон у него был ровный, безразличный, будто речь шла не о смерти. В сарае заплакали, запричитали бабы. К выходу, понятное дело, не спешили. Наконец появился старик Епифанов. Слегка вразвалочку направился к входу. Кряжистый, сильный. Марку вдруг показалось, что старый черт что-то задумал. Слишком уж спокойно держался перед расстрелом. Штоклянд напрягся, готовый к удару. Но старик просто прошел мимо (только лицо слегка кривилось, страшно-таки помирать!). За ним, захлебываясь слезами, поплелась сноха. Потом вышли всхлипывающий парень, бледная, с трясущейся челюстью учительница Бутырина. Макариху выволокли красноармейцы. Она икала, уже не в силах рыдать и кричать. На распухшее лицо падали спутанные русые волосы. Марк подождал, когда станет чуть тише, потом сказал:
- Ну, благодарите земляков, они ваших бандитов не выдали. Так что готовьтесь... - И сделал многозначительную паузу.
Обреченные закрестились.
Над селом, созывая новый сход, опять бестолково голосил колокол. Конвой приготовился гнать заложников в село.
- Постой. - Марк ткнул пальцем в Епифанову, Макариху, учительницу и парня Комарова, подумав, в Чеглокову. - Этих - к Громовой, остальные пошли...
Лиза уже ждала их у опросного пункта.
- В сарай их, и часового поставьте! - деловито распорядилась она. Макарову ко мне.
Наталью втащили в избу. Попытались посадить, но она слишком обвисла, не держалась, так и оставили на полу. Она сидела, расставив полные белые ноги, торчащие из-под бесстыдно задравшихся многочисленных юбок. Бессмысленно смотрела перед собой.
Лиза присела перед ней на корточки, оправила подол, обтерла распухшее от слез лицо мокрым полотенцем и спокойно, почти мягко сказала:
- Наталья Михайловна, у вас есть шанс себя спасти.
Та повернула к ней голову, но все плакала. Звон тем временем прекратился, донеслись отдельные неясные выкрики, а потом грянул залп. Макариха, было притихшая, опять зарыдала. Лиза терпеливо обтерла ей лицо полотенцем, прижала его ко лбу. Сама тоже прислушалась. Щелкнули сухо два выстрела. Кого-то не убили сразу, добивали. Лиза ждала. Макарова все же чуть унялась. Громова возобновила допрос:
- Наталья Михайловна. Вы меня понимаете?
Та кивнула и икнула.
- Тогда сядьте на лавку. - И когда баба подчинилась, продолжила: - Вы можете спасти себя и детей. У вас же много детей! Вам надо указать, где прячутся бандиты.
