Василий Шукшин - Там, вдали
-- Дай закурить лучше.
-- Эхх!.. -- не вытерпел Ивлев. -- Бить тебя некому! Де-вушка...
Девица прикурила, затянулась несколько раз, глубоко вздохнула и сказала облегченно:
-- Вот... -- села на стул.
-- Неужели не стыдно так жить? -- спросил Петр. -- Или тут уж про совесть говорить не приходится?
Девица посмотрела на него, как на стенку, безучастно.
-- Думаешь, Ольга тебя любит? -- спросила. Улыбну-лась -- губы припухшие, чувственные; осоловелые глаза по-ражают покоем и покорностью. Красивая вообще-то. -- Можешь не волноваться -- не любит.
-- Заразы вы! -- с дрожью в голосе громко сказал Ивлев. Сорвался с места, заходил по комнате. -- Поганки на зем-ле, вот вы кто! -- остановился перед девицей, стиснул ку-лаки в карманах, чтобы унять дрожь. -- Шелк натянула! Но-гами дрыгать научилась?.. -- дрожь не унималась; Ивлев побледнел от ярости и обиды, но слов -- убийственных, ра-зящих -- не находил. -- Что поняли в жизни?.. Жрать! Пить! Ложиться под кого попало!.. Сволочи, -- он сразу устал -- понял: ничего не доказать.
Девица презрительно смотрела на него. Усмехнулась.
-- Ольгу не лапайте! -- опять взвился Ивлев. -- Она вам не пара! Я вас отважу от нее.
-- Посмотрим.
-- Я вас каленым железом выжгу из города. Вы же воруе-те, гады, я же знаю. Эти, мордастые, воруют, а вы сбываете. Скоро эта лавочка закроется.
-- Сколько времени сейчас? -- спросила девица.
-- Не знаю. Утро, -- Ивлев кивнул на окно -- на улице светало.
-- Ольга с ними ушла?
Петр не ответил, взял свою рюмку, выпил. Напомнили об Ольге, и опять заныла душа.
Девица поднялась, поправила волосы, нашла на крова-ти свою шляпку, плащ... Остановилась на пороге перед тем, как выйти.
-- Насчет лавочки... -- это доказать надо, а то...
-- А то что?
-- Ничего. Нечего зря на людей говорить.
-- А я не говорю на людей, я на паразитов говорю.
-- Вот так. А то быстро заткнут рот.
-- Иди отсюда, -- негромко, сквозь зубы сказал Ивлев. -- Пошла -- иди.
Девица ушла.
Ольга пришла на другой день к вечеру.
Петр прибрал в комнатах, перемыл посуду, выветрил тяжкий запах попойки... Сидел у окна, положив подбородок на кулаки, смотрел на улицу -ждал жену. Он ждал ее весь день. Утром сходил на стройку, отпросился у бригадира, пришел и сел ждать.
Ольга вошла тихонько... Дверь на улицу была откры-та. Петр не слышал, как она вошла Она кашлянула. Петр вздрогнул, оглянулся... С минуту, наверно, смотрели друг на друга.
-- Ну? -- спросил Петр.
-- Что?
-- Нагулялась?
Он встал, подошел к жене, взял в руки ее голову, жадно поцеловал в мягкие губы... Она стояла покорная, смотрела на мужа с вялым любопытством.
-- Где была-то?
-- Там, -- кивнула она. -- Петя... Мне почему-то страш-но жить. Не страшно, а тяжело как-то.
-- Устала просто. Это -- психика, -- авторитетно сказал Ивлев. -- Надо отдохнуть, и все пройдет.
-- Как отдохнуть?
-- Так. Спокойно пожить, не дергаться, не беситься до утра.
-- Спокойно -- значит, скучно. Не хочу.
-- Сядем потолкуем, -- предложил Петр. -- Поесть хо-чешь?
-- Петя, ты, наверно, хороший парень, тебе, наверно, нужна хорошая жена...
-- Перестань, завела панихиду какую-то. Сядь, -- Ивлев посадил ее на кровать, а сам стал ходить. -- Ты малость не так начала жить, -- заговорил он уверенно. -- Я тебя хоро-шо понимаю. Бывает так: идешь где-нибудь -- в лесу или в поле, доходишь до такого места, где дорога расходится на две. А места незнакомые. По какой идти -- неизвестно. А идти надо. И до того тяжело это -- выбирать, аж сердце за-болит. И потом, когда уж идешь, и то болит. Думаешь: "А правильно? Может, не сюда надо было?" Так и в жизни, по-моему, надо дорогу знать...
-- Ты знаешь?
-- Я?.. -- Петр никогда не думал так о себе: знает он или не знает. -Я одно знаю: ты поворачиваешь не туда.
-- Господи, какой умница: туда, не туда... А куда надо, скажи? -- Ольга прилегла на подушку, закрыла глаза.
Петр минуты две ходил по комнате, молчал. Собирался с мыслями. Он понимал, что разговор важный.
-- Эти... друзья твои... я их не виню, -- осторожно загово-рил он. -Бывает -- сами по себе хорошие люди, но запу-тались и других пугают. Они научат...
-- Я старше их... Больше видела. В свое время газеты чи-тала...
-- Это неважно. Я докажу что они запутались. Первое: они ни черта не делают. Как так можно? Да возьми ты, к приме-ру, первобытное общество -- там же все работали! А кто не работал, тому голову разбивали дубиной.
-- Мы не в первобытном обществе, -- нехотя возразила Ольга.
-- Тем более!
-- Как это ничего не делают? Одни учатся, другие рабо-тают... А время проводят, как хотят, никому до этого нет дела.
-- Они воруют! -- сорвался на крик Ивлев, но взял себя в руки. -Работают... Где это можно так работать, чтобы коньяк чуть не каждый день пить? Иди поинтересуйся: час-то рабочий человек коньяк пьет?
-- Голову на плечах надо иметь.
-- А у меня что, тыква? Чем я хуже их?! Я вот с таких лет работаю...
-- Ну и работай. От каждого -- по потребности. Чего ты обижаешься? -Ольга, кажется, нарочно злила мужа и са-ма начинала злиться. -- Ты -рабочий, гордись этим. А они -- хлюпики, стиляги... Чего они тебя волнуют?
Петру вспомнились нарядные, нагловатые парни, лени-вые улыбки их... И ярость опять охватила его.
-- Они народ обворовывают! Работают! Вижу я, как они работают. Подружка твоя учится?! Она что, знать больше хо-чет?! Ей, гадине, лишь бы диплом получить да сесть на шею кому-нибудь... Думаешь, это интеллигенты?
-- Сволочь ты, -- откровенно зло и резко сказала Ольга. Села, посмотрела на мужа уничтожающим взглядом. -- Верно сказал: тыква у тебя на плечах. Чего ты на людей на-летел? Научился топором махать -- делай свое дело.
Этот отпор Ольги был так неожидан, что Ивлев сперва растерялся. Молчал.
Ольга встала с кровати, мельком оглядела комнату.
-- Я ухожу. Совсем. Люди, о которых ты говоришь, -- не такие уж хорошие. Никто не обманывается, и они сами то-же. А ты -- дурак. Загнали тебя на "правильную дорогу" -- шагай и помалкивай. Кто тебе дал право совать нос в чужие дела?
Точно гвозди вколачивали в голову Ивлева.
"Сейчас ударю", -- подумал он и не двигался с места, слушал слова, от которых у него, казалось, распухали уши.
-- Чем ты лучше этих людей? Они умнее тебя, честнее, если хочешь знать. Сознательный... Если тебе за твою работу дадут в два раза больше, ты половину отдашь народу? Тре-пач... Я думала, ты парень... мужчина... Сопляк. Научили де-сять слов говорить -- живи с этим, хватит. В первобытном обществе и этого не знали. Прощай, -- Ольга направилась к выходу.
Ивлев подошел к двери, толкнул жену на кровать.
-- Сядь. Объясни мне, я не могу понять: неужели...
Она встала и пошла грудью вперед.
-- Уйди. Прочь! -- глаза совсем чужие. Ненавидящие.
Петр опять толчком посадил ее. Она встала и опять по-шла...
Трижды сказала:
-- Прочь с дороги! Вон! Ненавижу тебя!
"Все", -- понял Ивлев.
Ольга вышла.
Больно стало Ивлеву, так больно!.. Показалось: не хватит сил превозмочь эту боль.
Ольга не пришла на другой день. Не пришла она и на тре-тий, и на четвертый. Петр ждал ее вечерами, она не шла.
На пятый день вместо нее пришла с чемоданом та самая девица, с которой Ивлев беседовал после свадьбы.
-- Здравствуйте, -- вежливо сказала она,
Петра удивила такая ее вежливость.
-- Здравствуй, -- он приготовился услышать что-нибудь о жене. "Мириться, наверно, хочет. Слава те, господи".
-- Ольга попросила взять кое-какие ее вещи. Нужно...
-- Пусть сама придет.
-- Она не придет никогда.
У Ивлева упало сердце.
-- Тогда ничего не получите, -- сказал и сам не понял: за-чем?
Девица уставилась на него укоряющим взглядом.
-- Как не стыдно...
-- Нет, это вам как не стыдно?! Сбили человека с панта-лыку да еще вякаете, приходите! Закрой дверь с той сто-роны.
Помолчали.
"Зря разоряюсь, -- подумал Ивлев. -- Кому доказываю?"
-- Забирай, что надо, и уходи.
-- Я только попрошу на минуту выйти.
-- Зачем?
-- Нужно... Я буду женские вещи брать.
-- Ну и бери, что ты пионерку из себя строишь? Юбки, что ли, бюстгальтеры? Забирай, не стесняйся -- я это видел.
-- Все равно... Я прошу выйти, -- уперлась на своем де-вица.
Ивлева кольнула догадка: "А юбки ли ей нужны-то? Мо-жет, вовсе не юбки?"
-- Бери при мне.
-- Нет.
-- Тогда будь здорова.
-- Как не совестно!
-- Ты только насчет совести... не надо, слушай.
-- Выйди на пять минут. Неужели трудно?
-- Трудно.
"Не за юбками ты пришла, милая, нет. За чем-то дру-гим".
-- Не выйдешь?
-- Не выйду.
-- Но я прошу... как мужчину, как джентльмена.
-- Я же -- "дяревня", я этого не понимаю.
-- Скотина, -- девица повернулась и вышла, крепко хлоп-нув дверью.
Ивлев принялся искать то, за чем приходила нарочная. И сразу почти нашел: в диване, под сиденьем, лежали заготов-ки для женских туфель. Пар на двадцать. Ивлев долго переби-рал в руках это богатство. Хром был высокого качества, светло-коричневый, мастерской выделки.
"Сапожники, -- ядовито думал Ивлев. -- Я вам устрою". Об Ольге, что она причастна к воровским делам, он поче-му-то не подумал. Напротив, захотелось скорей доказать ей, ткнуть носом: вот они, твои хорошие, умные!
