Николай Гейнце - Власть женщины
Заметив его полусмущенный, полувопросительный взгляд, она улыбнулась.
— Не удивляйтесь моему любопытству, я так много хорошего слышала о вас, что сама давно желала с вами познакомиться.
Ее голос с мягкими, низкими нотами приятно действовал на нервы своей доводящей до истомы мелодией.
Пашков молчал, чтобы слышать дальше звук этого голоса.
— Я не понимаю, почему я до сих пор нигде с вами не встречалась, — продолжала она. — Вот уже два года, как я безвыездно живу в Петербурге.
— Это не удивительно, баронесса, — сказал он, — я очень редко выезжаю в свет, и мне трудно было вас встретить.
— Да, конечно, вы деловой человек, — заметила уже серьезно она, — не то, что мы, грешные, превращаем день в ночь и наоборот, бросаемся с одного вечера на другой и не знаем чем и как убить время, полное праздного досуга.
Что-то странное в тоне ее голоса заставило его спросить ее:
— Вы не любите выезжать, баронесса?
Она задумчиво взглянула на него.
— Право не знаю. Я думаю, что это я делаю по привычке, потому что так делают другие, сама же я уже давно потеряла интерес к подобным удовольствиям, я гораздо более…
Ее прервал гусар, просивший ее на вальс.
Она взглянула на Осипа Федоровича, как бы говоря: "вы видите, я должна танцевать", и грациозно положила руку на плечо своего кавалера.
Когда она опять очутилась около Пашкова, за ее стулом уже стоял новый кавалер.
Она сделала нетерпеливое движение, но не отказала и ему.
На этот раз, окончив танец, она остановилась против Осипа Федоровича и, слегка запыхавшись, сказала:
— Здесь мне не дадут покоя, пойдемте в гостиную, мне хочется поболтать с вами.
Удивленный и обрадованный таким неожиданным вниманием, он поспешил подать ей руку и с невольным чувством гордости повел ее в соседнюю комнату.
Завистливые и ревнивые взгляды провожали их.
У самых дверей гостиной к баронессе подошел граф Шидловский.
— Вы обещали мне эту кадриль, Тамара Викентьевна, надеюсь, вы не забыли? — проговорил он, бросая на Осипа Федоровича недовольный взгляд.
— Я не забыла, граф, но тем не менее танцевать не буду, я очень устала и хочу отдохнуть.
Молодой человек слегка побледнел и, поклонившись, отошел, а она поспешно увлекла Пашкова из залы.
— Наконец-то я спасена, — засмеялась она, бросаясь на маленький диванчик, стоявший в углу и полускрытый трельяжем, — надеюсь, меня здесь не скоро отыщут!
— Бедный граф, он, кажется, был очень огорчен вашим отказом, — сказал Осип Федорович, садясь, по ее приглашению, рядом с нею.
— О, он должен привыкнуть к моему обращению. Я никогда не церемонюсь с молодежью. Но довольно об этом! Скажите лучше, мне это очень интересно знать, слышали вы что-нибудь обо мне раньше нашего знакомства?
Он был смущен ее вопросом: сказать ей то, что он только что сейчас слышал, было невозможно, не говорить ничего было невежливо.
— Странный вопрос, баронесса, — уклончиво отвечал он, — вы знаете, что вы слишком заметны, чтобы о вас не говорили.
Она усмехнулась.
— Не правда ли, я так хороша собой, что каждый считает долгом делать обо мне свои замечания?
Ее слова и горько-насмешливый тон поразили Осипа Федоровича.
— Вы жалуетесь на свою наружность, баронесса?
— О, нет! — точно испугалась она и сейчас же рассмеялась: — Этого я не могу сказать.
Лицо ее приняло спокойно-простодушное выражение.
— Вы удивляетесь моей самоуверенности? Но я нахожу глупым отрицать то, что очевидно. Что может быть смешнее, когда на самом деле красивая женщина в ответ на комплименты наивно отвечает: "Ах, что вы говорите, во мне нет ничего красивого".
Пашков молча любовался ею.
— Я сама не люблю комплиментов, потому во-первых, что они слишком банальны, а во-вторых потому, что нахожу совершенно лишним выслушивать то, что сама давным-давно знаю.
Эта женщина решительно ставила в тупик Осипа Федоровича. Что мог он ей ответить после подобных заявлений?
Выражение лица ее постоянно менялось и тон переходил из веселого в грустный и наоборот.
— Посмотрите на бедного графа, — вдруг засмеялась она, — вон он стоит у дверей с таким лицом, как будто его приговорили к смертной казни.
— И вы чувствуете, что виной тому вы! — улыбнулся Пашков.
— О, я не чувствую угрызения совести! — весело проговорила она. — Посмотрите, он сейчас будет другим.
С этими словами она встала и, подойдя к молодому человеку, спросила:
— Что с вами, граф? Смотря на вас, мне делается страшно обратиться к вам с просьбой проводить меня сегодня домой.
Лицо Виктора Александровича просияло. Он что-то тихо, вполголоса спросил ее и на ее утвердительный знак головою весь вспыхнул и, наклонившись, поцеловал ее руку.
Она вернулась к Осипу Федоровичу с каким-то грустным выражением лица и пожаловалась на нездоровье. Пашков смотрел на ее склоненную голову, любуясь классическим очертанием ее профиля и затылка.
— Вы не танцуете? — внезапно обратилась она к нему.
— Нет, давно бросил!
— Бросили, отчего же?
— Мне тридцать пять лет, баронесса, пора и кончить, — весело сказал он, — да и времени нет этим заниматься, как я вам уже говорил, на таких вечерах мне приходится быть раз или два в год.
— Очень жаль, потому что я сейчас иду в зал, иначе мои поклонники Бог знает что подумают.
— Но вы ведь чувствуете себя нездоровой?
— Ничего, мое нездоровье следует лечить танцами и шампанским!
Она загадочно посмотрела на него своими зелеными глазами и медленно вышла из гостиной.
"Что за странное, но очаровательное создание!" — подумал Пашков и последовал за нею, чтобы хоть издали, смотреть на нее.
Весь вечер она танцевала без устали; при этом на ее белом, матовом лице не выступило ни малейшего румянца, только глаза разгорелись и покраснели губы.
За ужином она поместилась между графом Шидловским и каким-то генералом.
Осип Федорович сидел наискось от нее и вслушивался в ее веселый, громкий разговор.
Она несколько раз взглядывала и улыбалась, показывая мелкие жемчужные зубы, и в то время, когда у него кружилась голова от этих взглядов, она спокойно обращалась к своим сеседям и звонко хохотала над их ответами.
После ужина она подошла к Пашкову.
— У меня вечера по пятницам, господин доктор, прошу не забывать этого и уделить мне хоть один вечер в неделю, — шутливо грозя ему пальцем, проговорила она, — слышите, приезжайте послезавтра ко мне, а пока до свидания.
Она пожала ему руку и исчезла, а он отправился в этот вечер домой в состоянии как бы сильного опьянения, хотя почти не пил вина.
Это было опьянение страстью.
V
ПОРТРЕТ
Вернувшись домой, Осип Федорович, обдумав свое поведение за истекший вечер, ужаснулся сам своего увлечения и решил не идти к баронессе. Он старался всеми силами забыть ее соблазнительный образ, с такою ясностью восставший перед его умственными очами.
Он провел весь следующий вечер с женой и ребенком.
Отвечая на ласки первой, слушая лепет второго, он думал вычеркнуть из памяти зеленые глаза, так настойчиво преследовавшие его и день и ночь.
Он не понимал, увы, что борьба с этим роковым увлечением невозможна, что его могут спасти только обстоятельства, лежащие вне его власти, что сам он не только совершенно бессилен, но носит в самом себе залог победы над собой этой женщины, и никуда ему не уйти от нее.
Встреча с ней — одна из тех роковых встреч, которые на первый взгляд необъяснимы, которые чувствуются, но не понимаются.
Представители человеческого рода, сравнительно с другими представителями одного вида животного царства, однообразны: они отличаются цветом волос, оттенками кожи, чертами лица, но для поверхностного наблюдателя это слишком незначительные отличия, а потому на первый взгляд кажется, что все люди одинаковы, по крайней мере по строению их тела, независимо от деталей.
А между тем нет ничего разнообразнее человеческого рода и искания "сродных душ", как говорили в былые времена поэты, было так затруднительно, как открытие секрета делать золото.
А между тем эти родные, если не души, то тела, существуют — люди знали об этом в глубокой древности.
Существует греческая легенда о Девкалионе и его жене Пирре, которые, спасшись от всемирного потопа с небольшим количеством людских пар, стали рубить их пополам: Девкалион — мужчин, а Пирра — женщин и разбрасывать обе половины в разные стороны. Из каждой половины потом образовался отдельный мужчина и женщина.
Легенда о создании Евы из ребра Адама указывает тоже на это родство тела.
Французы называют это родством кожи. "Ma peau sent ta peau", говорят они, что означает, что моя кожа чувствует твою кожу.
