Клавдия Лукашевич - Дядюшка-флейтист
— Не смей ходить на кухню! — кричала она. — Чего ты глазеешь на этого идиота? Вот он тебя поколотит. Занятия не можешь себе найти? Чтоб я не видела тебя в кухне. Надоели вы мне оба! Кажется, скоро я выгоню твоего «почтенного дядюшку».
Наташе было жаль его от всего сердца. «Лишь бы не выгнали… Пусть живет в кухне… Бедный! Умрет тогда под забором», — думала стриженая головка.
МУЗЫКАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР
Как-то вечером вся семья Петровых собралась в гости.
— Наталья, ложись сейчас же при мне спать, — приказала тетка. Девочка беспрекословно стала раздеваться.
— Николай Васильевич, а вы, смотрите, будьте осторожнее; не вздумайте уйти из дома, — проговорила хозяйка, приоткрыв в кухню дверь.
— Будьте покойны, Марья Ивановна, все будет хорошо… Пожалуйста, не тревожьте себя, — отвечал Николай Васильевич.
— Знаю я вас… Не особенно можно надеяться, — ворчала Марья Ивановна. — Петр Васильевич, внуши построже своему милому братцу, чтобы он тут чего не натворил… Не напился бы… Чтобы уходить не смел — шептала она мужу.
— Коля, уж ты, пожалуйста… того… сиди дома. Не выпей, храни Бог… Я надеюсь на тебя… — просил Петр Васильевич, войдя в кухню.
— Полно, Петенька… Неужели я такой беспонятливый! Вы на меня ребенка оставляете… Разве у меня совести нет? Ты не беспокойся и не думай худого… — серьезно возражал Николай Васильевич.
Марья Ивановна потушила в гостиной огонь. Все скоро ушли. Наташе было еще рано спать, и она долго ворочалась на диване, принималась мечтать, как она будет большая, и, наконец, стала дремать. Вдруг сквозь дремоту ее поразили какие-то звуки: нежные, жалобные, дрожащие, — они, казалось, неслись из кухни.
Девочка приподнялась и села на диване. Звуки затихли. Что это такое было? Вот опять! Как жалобно, как хорошо кто-то играет? Да, замирающая, тихая музыка несется из кухни. Сильнейшее, непреодолимое любопытство овладело Наташею. Она встала, проворно оделась и, крадучись в темноте, неслышными шагами пробралась к дверям кухни, остановилась у щелки и замерла в одной позе.
На кухонном столе горела маленькая лампа, стояла кастрюля, а к кастрюле была прислонена узкая тетрадь с нотами. Николай Васильевич сидел на табуретке, держал у рта тоненькую дудочку, перебирал пальцами по отверстиям и заливался — играл с увлечением. То, пригнув низко голову, он пристально смотрел в тетрадь и покачивался из стороны в сторону, то откидывал голову назад и играл с закрытыми глазами, то приподнимался на табурете и вытягивал тонкую, дрожащую ноту.
Наташа никогда еще не слыхивала такой музыки. «Точно птица поет», — думала она, затаив дыхание, полуоткрыв рот и не сводя восторженных глаз с музыканта. А тот, казалось, забыл весь мир и играл песню за песней. Флейта точно плакала; затаенная грусть и жалоба звучали в ее тихих, нежных переливах, и у самого флейтиста капали из глаз слезы.
Вот он кончил, подперев рукой голову, задумался и стал отирать красным ситцевым платком глаза.
В эту минуту Наташа оступилась и стукнулась нечаянно о дверь. Николай Васильевич перепугался, точно его застали на месте преступления, завернул флейту в платок и бросился к дверям.
— Наташенька! Это вы? Простите! Я вас разбудил? Пожалуйста, простите! — растерянно бормотал он.
— Я… ничего… Так… Только послушала, — испуганно твердила девочка, отступая назад.
— Я думал, вы крепко заснули… Соскучился… Немножко поиграл…
— Нет, я не спала… Я все слушала.
Оба смешались и не знали, что говорить.
— Простите, Наташенька! Экий я, право! Разбудил вас… — начал опять Николай Васильевич.
— Как вы хорошо играете, — сказала Наташа, оправившись.
— Что вы, Наташенька! Это я так, для себя… Я ведь совсем не умею…
— Вы очень, очень хорошо играете, — повторила девочка, переступив через порог в кухню и останавливаясь у плиты.
— Я люблю поиграть… Одна в жизни услада… Скучно тоже… Выучился самоучкой… Флейту один старичок подарил… Славный был, царство ему небесное! — говорил Николай Васильевич.
— Сыграйте еще, — попросила робко девочка, подходя к кухонному столу.
— Да я с радостью… Только ведь плохо… Боюсь вот, пожалуй, наши вернутся — рассердятся.
— Они из гостей нескоро приходят, — успокоила его Наташа.
Николай Васильевич перевернул тетрадку и снова заиграл. Наташа села на табурет и не спускала с него глаз. Все песни, одна другой грустнее, доходили до сердца маленькой слушательницы, вся жизнь которой была такая же грустная и заунывная.
Николай Васильевич кончил и стал бережно вытирать свою флейту.
— Теперь я все вам сыграл, Наташенька, больше ничего не знаю… Теперь вы шли бы спать… Неравно, наши вернутся, — сказал он.
— Нет, уж я лучше в кухне посижу… Тут так хорошо, — отвечала Наташа.
Наступило молчание. Дядя и племянница смотрели друг на друга.
— А вы боитесь тети Маши? — спросила серьезно девочка, будто припомнив что-то.
— Нет, не боюсь.
— Я думала, что боитесь, — протянула Наташа и задумалась.
— А вы не можете совсем выпрямить голову? — помолчав, опять спросила Наташа.
— Нет, Наташенька, не могу. Это у меня от болезни.
— А вы знаете «приер дивиер»?
— Это что же такое? — удивился Николай Васильевич.
— Это тоже такая музыка… Липочка всегда на фортепиано играет… Сначала так тонко-тонко, а потом толсто. Очень тоже хорошо.
— Нет, я этого не знаю… Я ведь по-настоящему не учился играть.
— А песню «Люди добрые, внемлите» знаете? Липочка поет…
— И песни этой не знаю.
— А вы видели, какой у Липочки красный нос?
— Нет, не замечал… Это от Бога, Наташенька, кому что дано… На это нехорошо смотреть. Что ж за беда!
— Да? А вот Липа все смотрит на свой нос в зеркало и мажет его мазью, — серьезно сказала Наташа и замолчала.
— Липочка очень любит ливерную колбасу, — неожиданно прибавила девочка.
— Ведь оно хорошо… Отчего ж не любить? — отвечал Николай Васильевич. — Пусть себе кушают на здоровье, Наташенька… На это тоже не надо смотреть…
— А где вы раньше жили? У вас была квартира?
Николай Васильевич смутился.
— Эх, Наташенька, не спрашивайте об этом… Жизнь моя была плохая… Не стоит вспоминать! Судьба-то забивает людей! — печально отвечал он. «То же говорит про судьбу, что и дядя Петя», — подумала Наташа и, качнув головой, со вздохом проговорила:
— Вас тетя Маша ни за что не хотела брать на кухню жить… Дядя Петя из-за этого плакал… Они с Липочкой говорили, что вы помешанный… что вы напьетесь и еще беды наделаете… Еще говорили, что вы меня приколотите.
Николай Васильевич покраснел и, опустив голову, долго молчал.
— Нет, Наташенька, вы не верьте! — наконец тихо заговорил он. — Я вас никогда не обижу… Я человек больной, несчастный… Прежде, давно, и я людей знавал, тоже учился кое-чему… А теперь только горе мыкаю… Вот живу здесь из милости… А выгонят, буду бродить по улицам, как негодная собака.
— Нет, вы хороший! Мне вас жаль! — растроганным голоском проговорила Наташа, скорее в ответ на собтвенные мысли и с нежностью положила свою худенькую ручку на руку Николая Васильевича.
— Доброе у вас сердечко, — сказал тот. — Только, вижу я, судьба и вас не балует… Малы вы, Наташенька, еще ничего не понимаете…
— Нет, я все понимаю, — возразила девочка.
В это время в сенях послышались шаги.
— Наши!!! — испуганно воскликнул Николай Васильевич и засуетился по кухне.
Наташа, как мышонок шмыгнув в гостиную, дрожащими руками сбросила платье, крепко зажмурила глаза, а сердечко ее било тревогу от полноты новых ощущений. Она слышала голос Николая Васильевича:
— Озябли, Марья Ивановна? — спрашивал он. — Петенька, позволь пальто, я вытряхну. Олимпиада Петровна, я вам сейчас помогу… Кажется, снег идет?
Ни Липа, ни тетка ни слова не ответили ему, только Дядя Петя спросил:
— Все у нас благополучно, Коля?
— Все слава Богу… Я и не ложился, вас поджидал, — был тихий ответ.
Наташа стала засыпать… Какие-то приятные грезы туманили стриженую голову. Девочке представлялось, что с ней случилось нечто необыкновенное, что завтра, когда она проснется, у нее будет что-то новое, радостное, хорошее.
ТЕПЛО И СВЕТ
Со времени случайного «музыкального вечера» для Наташи и Николая Васильевича будто началась новая жизнь. Казалось, в квартире Петровых стало теплее и светлее. Наташа ожила; в ее больших грустных глазах по временам вспыхивали веселые огоньки; она стала двигаться живее, часто порывалась заговаривать с «большими», за что всегда получала сердитые окрики тетки:
— Наталья, ты с ума сошла? Чего ты лезешь с глупыми разговорами? Чему ты все ухмыляешься так же, как и твой идиот дядюшка?! Вот-то наказанье! Нечего сказать, наградил Господь родственничками!
