Алексей Толстой - Собрание сочинений (Том 2) (-)
ЕГОРИЙ - ВОЛЧИЙ ПАСТЫРЬ
В давнее время в греческой земле жил князь Егорий, до того лютый, что уж и сам был не рад своей лютости.
Представлялось ему, будто все люди - его враги, и каждое утро, едва раскрывал глаза, заходился злостью, думая - кто его пущий враг?
Жил Егорий в каменной избе, в темном лесу, на крутой горе, а под горой лежало Егорьево царство.
Семь синих рек текло с горы по зеленому царству, уходя на краю земли в дремучий лес.
Егорьевы мужики пахали землю, а бабы растили виноград и холили наливные яблоки.
Утром над царством вставало солнце, горели светлой зыбью все семь рек, на речные берега выходили пегие коровы, бойкие кони и круторунные овцы, жевали траву и пили воду. В полдень, когда солнце жгло, как око с лазоревого неба, ложились стада, и народ, бросая работу, шел купаться, тогда с горы слетала туча, погромыхивая, заслоняла солнце, народ крестился, стоя в воде, животные поднимали морды, и сверху лил крупный прохладный дождь.
Туча, остудив жару, уходила за лес, и над семью реками, над сизыми полями и красными косогорами перекидывалась светлая радуга всем на радость.
Один только Егорий, стоя на каменном крыльце, в тоске думал, глядя вниз; "Все это мое; как смеют они веселиться, когда мне не весело! Пусть только ночь придет, я им помешаю".
Погрозив с горы, уходил Егорий в избу, садился у стола и думал о своей злобе, один в избе, да и во всем лесу нагорном, потому что никто больше не жил у князя ни за страх, ни за деньги.
Печь топил Егорий сам, таскал из лесу бурелом и варил котел с убоиной, которую приносил, как вор, ночью из долины.
За день накипала у Егория злоба; когда же солнце, садясь на покой за устья рек, пускало красный луч сквозь лесные стволы в узкое окно избы Егория, освещало железную рубашку на стене, железный колпак и ножик, вскакивал Егорий и кидался по избе - злоба подкатывала ему под горло.
И только высыпали звезды, снимал он со стены нож, точил его, надевал железную рубашку, острый колпак и в потемках сбегал с горы.
Внизу у бревенчатых изб скрипели ворота, принимая скот, в сенях старые люди отходили ко сну, а парни да девушки, не зная угомону, прохаживались под кудрявыми кленами, под рябиновыми кустами, иные убегали с глаз и падали со смехом в траву, иные бились на кулаках, а те, что приустали, слушали сказки и сказание про страшного Егория.
От сказания становилось всем боязно. Каждый думал про себя, что не загубит же его безвинно Егорий. За какую-нибудь вину да карает князь, ведь у водка и у того есть совесть.
А за кустами в это время, слушая сказателя, уже сидел Егорий.
Когда же умолкал сказатель, стихал страх, и девушки зачинали грустную песню о наливном яблоке, вставал из-за кустов Егорий, гремя железом, шагал по траве к осевшему в страхе народу и, схватив первого, убивал ножом.
Разбегался с криками народ: кто ползком, кто спотыкаясь, затворялся по избам, а Егорий шел к реке, мыл руки я, присев на берегу, вздыхал от жалости к самому себе.
Утолялась злоба пролитою кровью, и, вздыхая, крутил Егорий головой и думал, что некому его пожалеть.
Утром душа ясна у человека. Наутро вспоминал Егорий ночное убийство и роптал, что рабы опять, натолкнув его на такое дело, омрачили и этот новый день, заставили снова мучиться, - никак от мук не уйти, не отомстить мучителям, потому что уже отомщено, надобны новые жертвы; и Егорий распалялся злобой, выдумывал на народ небывалое, чтобы только оправдать себя, не в силах был оправдать и еще пуще заходился.
Все чаще, потом каждую ночь сходил Егорий с горы, и народ, наконец, смутился.
Порешил собраться в круг - рассудить дело.
Собрался народ со всех семи рек на зеленом лугу под радугой. Первым в круг вскочил парень, тряхнул кудрями и крикнул:
- Извести надо Егория, убить!
Старики, уперев бороды, подумали и молвили:
- В убийстве великий грех. Убьешь, так Егорьева же кровь и ляжет на нашу совесть.
Вышел рассудительный мужик и сказал:
- Мудрые речи лестно и послушать, но делу они не помогут, а пойти надо миром и огородить гору глубоким рвом и острым частоколом, запрем Егория, он и помрет сам по себе.
Порешили на том и пошли огораживать гору. Только женщина одна крикнула вдогонку:
- Егория-то пожалеть надо; не от легкого сердца душегубом стал.
Сказала и схоронилась за подруг, но на слова ее никто не обернулся.
Пока мужики городили, Егорий глядел с горы и молчал, потому что ничего ему нельзя было поделать против такого множества народа.
Гора была кремневая, лес наверху - пустой: зверь весь ушел оттуда, а птица осталась такая малая, что и стрелять-то в нее - стрелой не попадешь.
И с тех пор стал Егорий есть корни и мучился голодом, и пуще голода мучила его гордыня и гнев.
В потемки сходил он ко рву, переползал через ров и срывался с частокола. И, лежа, скрипел зубами и думал - не напороться ли лучше самому на нож. Но и этого гордыня не допускала.
Зато в избе изрезал Егорий весь стол и лавку; когда же через окно залетала стрекоза или жук, давил насекомое и растирал ногой.
Весь высох Егорий без хорошей пищи, потемнел, и желчь уже заливала ему глаза. И вот одною ночью пришла туча от истоков рек, простерлась над долиной, покрыла гору и подняла невиданную грозу и ливень:
Егорий лежал на лавке, был слаб очень - есть хотелось.
Молчал и думал, потом среди шума грозы различил царапанье в дверь, словно зверь скребся лапой.
Послушал Егорий и отворил дверь.
И через порог вбежала большая серая волчица с красными глазами и тяжелым брюхом, на котором трепались сосцы.
Отпрянул Егорий, ухватив нож, а дверь бухнуло ветром и захлопнуло наглухо.
Волчица села у печи на зад и глазами без век глядела на Егория, а Егорий, наклонясь через стол, ждал, когда волчица отвернется, чтобы изловчиться и зверя умертвить.
Ветер принимался ревом реветь в трубу, волчица поднимала ушки и беспокоилась. Наконец, быстро завернув голову, лизнула себе сосцы.
Тогда прыгнул Егорий к ней из-за стола, подняв нож, но волчица встала на дыбы и подмяла его, а он, обхватив голову, лег ниц, чтобы уже не видеть гибели.
Но не стала волчица рвать Егорьево тело, а, повизгивая, отползла к печи, когда же он поднял голову, волчица щенилась, перебирая лапами.
Странно стало и дико на душе у Егория: не задрала его волчица, а без страха доверилась, забежав в избу от непогоды. Егорий наклонился над волчицей, она подняла морду и лизнула в руку.
Тогда пал он на лавку, лицом к стене, и стал плакать на голос ц биться головой.
Волчица ощенила двух волчат, перегрызла им пуповины и лапами подбила слепых детей к сосцам, чтобы сосали молоко.
Живо зачмокали волчата, и теплое молоко полилось на каменный пол.
Егорий долго смотрел на волчат, потом подошел, прилег и губами осторожно взял волчью грудь.
Волчица и Егория подбила лапой и, разинув рот, высунула влажный язык.
"Унизиться более невозможно, - подумал Егорий, - убить надо ее и самому помереть".
И только подумал, как закинула волчица морду и облизнула Егорию лицо.
Вскочил он на ноги и, плечом распахнув набухшую дверь, выбежал на волю, где в темноте хлестал дождь и ветер рвал листья, качал дубы...
Когда после грозы настало утро, молочное и влажное, сошел Егорий вниз и, став у частокола, принялся кричать громким голосом.
Мимо частокола шла по сизой траве, босиком, женщина, услыхала голос, подошла ближе, поняла и сказала Егорию:
- Что кричишь, тошно стало?
- Тошно мне, проститься хочу, - ответил Егорий, - позови народ, выпусти меня, боюсь - помру, так навек на горе непрощеный и останусь.
Побежала женщина за народом, и повалил народ со всех семи рек, неся кто дубину, кто вилы, кто камень, чтобы оборониться, если выйдет какой обман.
Парни посмелее влезли на частокол и крикнули, что Егорий стоит без колпака, в мокрой одежде, а ножа при нем нет...
Пошумел народ, покричал и порешил кинуть веревку - перетащить Егория на свою сторону, а там что бог даст.
Так и сделали - переволокли, и, когда стал он по эту сторону частокола, - отшатнулся народ: страшен был Егорий - высок ростом и худ, черная борода свалена и по пояс, черные волосы бугром, а под косматыми бровями на длинном лице сухие, как уголь, пронзительные глаза.
- Грешен я, - сказал Егорий твердым голосом, - через злобу мою и через гордыню, хотел утопить ее в вашей крови и сам в ней захлебнулся. Спасения мне нет, коли вы меня не пожалеете, как меня зверь пожалел. А можно ли меня пожалеть - не знаю, трудно и помыслить об этом; а за все - простите меня покорно.
И Егорий поклонился народу в землю. Зашумел народ, задивился; кого страх взял, кто усмехнулся, кто не захотел поверить; только женщина, все та же, сказала, не стыдясь:
- Встань, милый человек, без жалости жить нельзя. Прости и ты меня.
