Вениамин Каверин - Много хороших людей и один завистник
Ему казалось, что подчиненным, чтобы они его любили, нужно почаще говорить: "Ну как, старина?", или: "Как делишки, собака?"
-- Здравствуйте. Сейчас открою, -- ответил Лекарь-Аптекарь. -- Это он, -- торопливо прошептал он Сороке. -- Тебе нужно спрятаться, Таня. Сюда, сюда!
За аптекой была маленькая комнатка, в которой он готовил лекарства.
-- Заходи, пожалуйста.
Он зажег полный свет, и фарфоровые белочки, притаившиеся между пузырьками, стали протирать глаза сонными лапками: они решили, что наступило утро.
-- Извините, старина, что так поздно, -- сказал, входя, Великий Завистник. -- Что-то не спится, черт побери. Решил узнать, как ваши делишки, и кстати прихватить у вас какую-нибудь микстурку, чтобы поскорее уснуть. Нет ли у вас чего-нибудь новенького, дружище?
-- Хм... новенького? Надо подумать.
Великий Завистник устало опустился в кресло. Пожалуй, он не был похож на Великого Завистника в эту минуту. Он вздыхал, и левая ноздря у него не раздувалась, как всегда, а уныло запала.
-- А вы молодец, как я посмотрю, -- сказал он, глядя, как Лекарь-Аптекарь, быстренько вскарабкавшись по лесенке, сунул свой длинный нос сначала в одну бутылку, а потом в другую. -Интересно, знаете ли вы, что такое скука?
-- Аптекарю очень нужен нос, -- не расслышав, ответил Лекарь-Аптекарь.
-- Скука, я говорю.
-- Скука? Скука, нет, не нужна. Нос и руки.
-- Я смертельно скучаю, старый глухарь, -- сказал Великий Завистник. -- Все мне врут, и, кроме дочки, меня никто не любит. А ты думаешь, мне не хочется, чтобы меня любили, старик? (В минуту откровенности он любил называть подчиненных на "ты".) Очень хочется, потому что, если подумать, -- я совсем неплохой человек.
Лекарь-Аптекарь промолчал. Он был занят -- взвешивал маковый настой и перемешивал его с липовым медом.
-- Ты думаешь, мне так уж хочется, чтобы этот мазилка умер? -- продолжал Великий Завистник (так он называл Таниного отца). -- Ничуть! Все равно ему уже никогда больше не придется нырять. Что касается его чудес, честно скажу, -- не могу согласиться. Я видел его картины. Ничего особенного: холст, рама и краски.
Лекарь-Аптекарь молчал. Он размешивал микстуру стеклянной палочкой и старался не подсыпать в нее крысиного яду.
-- Все, что угодно, можно сказать обо мне, -- продолжал Великий Завистник. -- Я простодушен, нетребователен, терпелив; меня легко обмануть. На днях, например, божья коровка притворилась мертвой, чтобы я ее не убил. И я поверил! Поверил, как ребенок. И только потом догадался и убил. У меня много недостатков, но уж в зависти меня никто и никогда не смел упрекнуть.
"Именно не смел", -- подумал Лекарь-Аптекарь.
-- Готово, -- сказал он вслух. -- Примите, и я ручаюсь, что через полчаса вы прекрасно уснете.
Возможно, что самое главное произошло именно в эту минуту. Великий Завистник встал и подтянул брюки -- он забыл дома свой пояс. Разумеется, он сделал это по возможности незаметно -- в присутствии подчиненных неудобно подтягивать брюки. Но у Лекаря-Аптекаря был острый глаз и, пробормотав: "Извините, пожалуйста", он торопливо прошел в маленькую комнатку за аптекой.
-- Таня, -- прошептал он одними губами.
Сорока, забившаяся в темный уголок, встрепенулась.
-- Лети к нему. Он забыл дома свой пояс. Ты помнишь адрес?
-- Да.
Лекарь-Аптекарь распахнул окно.
-- Я постараюсь задержать его. Принеси мне пояс. Забудь о том, что ты девочка. Ты -- Сорокаворовка.
ТАНЯ И ПЕТЬКА ИЩУТ И НЕ НАХОДЯТ ПОЯС
Днем Великий Завистник ссорился с дочкой: все хотел превратить Петьку в летучую мышь, а она не хотела. Днем Лора приходила и показывала, как она теперь ловко ставит ножки, когда ходит, и как изящно складывает их, когда сидит. А ночью Петька был один-одинешенек, если не считать папы-Дрозда.
Никто не мешал ему читать и читать. Некоторые книги он перелистывал -- они были холодные, точно на каждой странице лежала тонкая ледяная корка. Зато другие... О, от других невозможно было оторваться!
Однажды -- это было как раз в ту ночь, когда Великий Завистник отправился в аптеку "Голубые Шары", -- Петька заметил, что он похудел. Теперь уж никто не назвал бы его толстым мальчишкой! Это ему понравилось. Плохо только, что штаны стали падать. Он поискал веревочку -- не нашел. У Великого Завистника на спинке кровати висел ремешок. Недолго думая Петька затянулся им и опять принялся за книжку.
Лора сладко похрапывала в своей комнате -- набегалась за день, устала, повторяя на память уроки вежливости и приличных манер; кошка с разбойничьей мордой шумно метнулась на кухне -поймала мышонка -- и все утихло, ни звука, тишина. Только страница прошелестит -- прочитана, до свидания!
Вдруг кто-то постучал в окно. Петька взглянул одним глазом. Ничего особенного -- Сорока. И он перевернул страницу. Но стук повторился.
-- Открой.
"Гм... Странно. Сорока, а говорит человеческим голосом. Впрочем, в этом доме лучше не удивляться".
-- Открой, ты слышишь? Сию же минуту.
Петька лениво распахнул окно и швырнул в Сороку пустой чернильницей -- жаль, не попал!
-- Хорош, -- влетая в комнату, укоризненно сказала Таня. -Не пускает, да еще и кидается. Дай срок, влетит тебе от меня, глупый мальчишка.
Пожалуй, не стоит рассказывать, как они ссорились. Петька все говорил: "а ты...", "а ты...", и получалось, что Таня сама виновата в том, что ее превратили в Сороку. Наконец они принялись искать ремешок. Конечно, Петька забыл, что не прошло и часа, как он подтянул им брюки, -- ведь это случилось между двумя страницами, из которых одна была интереснее другой! Да и трудно было представить себе, что Великий Завистник носил этот старенький ремешок. Его пояс -- так им казалось -- должен был состоять из стальных колец, тонких, как паутина.
Они искали долго. Нет и нет! Зато в письменном столе Таня нашла рецепт доктора Мячика и бережно спрятала его под крыло.
Они искали все время, пока Великий Завистник, зевая, шел домой из аптеки "Голубые Шары". Он задремал в лифте -- так сильно подействовал на него настой на меду. Полусонный, еле передвигая ноги, он вошел в свою комнату, и только тогда Таня с Петькой перестали искать ремешок. Полумертвые от страха, они притаились под кроватью, на которую он рухнул, едва стащив с себя пиджак и брюки.
-- Каршеракешак, -- прошептала Таня.
Это значило -- надо бежать. И Петька понял ее, хотя и не понимал по-сорочьи. Но нужно было подождать, пока Великий Завистник крепко уснет. И они сидели под кроватью, дрожа, особенно Таня, потому что Петька теперь уже не так трусил, как прежде. Но вот негромкие свисточки послышались в комнате -Великий Завистник всегда негромко посвистывал, а уж потом начинал храпеть. На цыпочках они выбрались в переднюю, оттуда на лестницу -- и кубарем с девятого этажа! Кубарем катился Петька. Огорченная, громко вздыхая, повесив клюв, за ним плавно спускалась Сорока.
ВЕЛИКИЙ ЗАВИСТНИК ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ ВИДИТ ВЕСЕЛЫЕ СНЫ
Он еще посвистывал, как уходящий поезд, а сны уже стояли в очереди, толпились: "Я первый! Нет, я! Позвольте, граждане, вот этот длинный сон может подтвердить, что первый именно я".
Нет, это были не длинные и не скучные, а восхитительные, приснившиеся впервые в жизни легкие сны! Мальчик, на которого Великий Завистник наступил в прошлом году, явился смеющийся, розовый и сказал, что ему совсем не было больно. Девочка, которую он превратил в Старую Лошадь, долго старалась втиснуться в лифт и наконец, отчаявшись, стуча копытами, вскарабкалась на девятый этаж -- только для того, чтобы поблагодарить его: с тех пор, как она стала лошадью, для нее началась -- так она проржала, положив ногу на сердце, -настоящая жизнь. Божья коровка, которую он убил, летала вокруг него, напевая: "Так мне и надо, тра-ля-ля", и когда он спросил ее во сне: "Почему?" -- она ответила: "А потому, что нечего было притворяться мертвой".
Да, самое лучшее в мире -- это сон, но нет ничего хуже, как проснуться от детского плача. А между тем случилось именно это. Кто-то громко плакал в соседней комнате. Неужели этот уткнувшийся носом в книгу толстый мальчишка?
Вскочив с кровати, Великий Завистник накинул халат, распахнул дверь... Плакала Лора. Она сидела на полу среди разбросанных книг; в руках у нее было длинное сорочье перо, и она плакала так громко, что у Великого Завистника защемило сердце: он, очень любил свою дочь.
-- Что случилось? -- крикнул он с ужасом.
-- Он у... у... у...
-- Фу! Ты меня напугала. Умер?
-- Нет, ушел.
-- Ушел? Это прекрасно... -- начал было Великий Завистник, но успел произнести только "прек"... и подпрыгнул, потому что Лора больно ущипнула его за лодыжку. -- Ай! Почему ты плачешь, мое бедное дорогое дитя? Ты жалеешь, что я не успел превратить его в летучую мышь?
Вместо ответа Лора легла на пол, прямо в маленькую лужу, которую она наплакала, и принялась бить об пол ногами.
-- Хочу, хочу, хочу, -- кричала она, -- хочу, чтобы он вернулся!
Она колотила своими толстенькими косолапенькими ножками так сильно, что жильцы восьмого этажа поднялись на девятый, чтобы почтительно спросить, не пожаловаться ли им в домоуправление.
