Всеволод Гаршин - Происшествие
Я стала хозяйничать, а он сел против меня так, что его лицо оставалось в тени, и принялся рассматривать меня. Я чувствовала на себе его постоянный и пристальный взгляд и чувствовала, что краснею.
Я на минуту подняла глаза, но сейчас же опять опустила, потому что он продолжал серьезно смотреть мне прямо в лицо. Что это значит? Неужели эта обстановка, скромное, черное платье, отсутствие нахальных лиц, пошлых речей подействовали на меня так сильно, что я опять превратилась в скромную и конфузливую девочку, какой была два года тому назад? Мне стало досадно.
- Скажите, пожалуйста, что вы выпучили на меня глаза?.. - выговорила я с усилием, но бойко.
Иван Иваныч вскочил и заходил по комнате.
- Надежда Николаевна! Не говорите так грубо. Побудьте хоть час такою, как вы сюда пришли.
- Но я не понимаю, зачем вы меня позвали. Неужели только затем, чтобы молчать и смотреть на меня?
- Да, Надежда Николаевна, только за этим. Вам ведь это особого огорчения не сделает, а мне утешение - в последний раз на вас посмотреть. Вы были так добры, что пришли, и в этом платье, такою, как теперь. Я этого не ждал и за это вам еще больше благодарен.
- Но отчего же в последний раз, Иван Иваныч?
- Я ведь уезжаю.
- Куда?
- Далеко, Надежда Николаевна. Я вовсе сегодня не именинник. Я так это, не знаю сам почему, написал. А мне просто хотелось еще раз на вас посмотреть. Хотел я сначала пойти и ждать, когда вы выйдете, да уж как-то решился просить вас к себе. И вы были так добры, что пришли. Дай вам бог за это всего хорошего.
- Мало хорошего впереди, Иван Иваныч.
- Да, для вас мало хорошего. Впрочем, ведь вы сами знаете лучше меня, что для вас впереди... - Голос Ивана Иваныча задрожал. - Мне лучше, прибавил он: - потому что я уеду.
И его голос задрожал еще более.
Мне стало невыразимо жалко его. Справедливо ли все то дурное, что я чувствовала против него? За что я так грубо и резко оттолкнула его? Но теперь уже поздно сожалеть.
Я встала и начала одеваться. Иван Иваныч вскочил, как ужаленный.
- Вы уже уходите? - взволнованным голосом спросил он.
- Да, надо идти...
- Вам надо... Опять туда! Надежда Николаевна! Да давайте, я лучше убью вас сейчас!
Он говорил это шепотом, схватив меня за руку и смотря на меня большими, растерянными глазами.
- Ведь лучше? Скажите!
- Да ведь вам, Иван Иваныч, за это в Сибирь идти. Я вовсе не хочу этого.
- В Сибирь!.. Разве я оттого не могу убить вас, что Сибири боюсь? Я не оттого... Я не могу вас убить потому, что... да как же я убью вас? Да как же я убью тебя? - задыхаясь, выговорил он: - ведь я...
И он схватил меня, поднял, как ребенка, на воздух, душа в объятиях и осыпая поцелуями мое лицо, губы, глаза, волосы. И так же внезапно, как внезапно это случилось, поставил меня на ноги и быстро заговорил:
- Ну, идите, идите... Простите меня, но ведь это в первый и последний раз. Не сердитесь на меня. Идите, Надежда Николаевна.
- Я не сержусь, Иван Иваныч...
- Идите, идите! Благодарю, что пришли.
Он выпроводил меня и тотчас же заперся на ключ. Я стала спускаться с лестницы. Сердце ныло еще больше прежнего.
Пусть он едет и забудет меня. Останусь доживать свой век. Довольно сентиментальничать. Пойду домой.
Я прибавила шага и думала уже о том, какое платье надену и куда отправлюсь на сегодняшний вечер. Вот в кончен мой роман, маленькая задержка на скользком пути! Теперь покачусь свободно, без задержек, все ниже и ниже.
"Да ведь он теперь стреляется!" - вдруг закричало что-то у меня внутри. Я остановилась, как вкопанная; в глазах у меня потемнело, по спине побежали мурашки, дыхание захватило... Да, он теперь убивает себя! Он захлопнул ящик - это он револьвер рассматривал. Письмо писал... В последний раз... Бежать! Быть может, еще успею. Господи, удержи его! Господи, оставь его мне!
Смертельный, неиспытанный ужас охватил меня. Я бежала назад, как безумная, налетая на прохожих. Не помню, как я взбежала по лестнице. Помню только глупое лицо чухонки, впустившей меня, помню длинный темный коридор со множеством дверей, помню, как я кинулась к его двери. И когда я схватилась за ее ручку, за дверью раздался выстрел. Отовсюду выскочили люди, бешено завертелись вокруг меня, вместе с коридором, дверьми, стенами. И я упала... и в моей голове тоже все завертелось и исчезло.
1878 г.
Происшествие. Впервые - в журнале "Отечественные записки", 1878, Л 3.
В январском (Л 2) номере художественно-юмористического еженедельного журнала "Стрекоза" действительно помещен рисунок, о котором говорит героиня рассказа. Он называется "Две дороги" и исполнен художником В. С. Шпаком. Под рисунком стихотворный текст А. Ф. Иванова-Классика:
Беззаботна ты, малютка,
Незнакома ты с судьбой:
Но лежат в кипучей жизни
Два пути перед тобой...
и т. д. (подробно см.: Григорьев Ю. Две дороги. К истории рассказа
В. М. Гаршина "Происшествие". - В кн.: Прометей, Л 7, М., 1969).
