Константин Станюкович - Том 5. Повести и рассказы
— Чего новенького?..
— Как чего?.. Неужели здесь одна и та же «королева Гортензия», что была в прошлом году?.. Неужели придется опять ухаживать за японками?..
— Вы вот насчет какого новенького!.. Так вас можно порадовать… На днях приехали три француженки…
— Вот это дело… Каковы они?..
Один неказистый, толстенький и низенький, совершенно лысый капитан стал подробно описывать достоинства француженок. Другой, помоложе, вступился за честь японок и хвастал своей нанятой на месяц женой[12], и скоро разговор почтенных и солидных капитанов принял несколько одностороннее и игривое направление.
Решено было, что все капитаны отправятся сегодня же вечером знакомить Монте-Кристо с француженками.
Тем временем адмирал внимательно оглядывал убранство стола и говорил Вербицкому:
— Смотрите не осрамите меня с обедом… Довольно ли всего?
— Довольно, ваше превосходительство…
— Какой обед?
— Суп с пирожками, ветчина… Николай Афанасьич любит.
— Дальше?
— Индейки!..
— Сколько?
— Четыре.
— Хватит на двадцать человек?
— Хватит… Индейки большие, ваше превосходительство. Горошек и маседуан.
— Ну, смотрите же, чтобы всего было довольно.
После обеда все разъехались. Капитаны отправились на свои суда, чтобы переодеться в статское платье и сообщить старшим офицерам, чтобы все было готово к смотру, и затем все вместе поехали на берег. Монте-Кристо конфиденциально предупредил старшего офицера, чтоб его не ждали. Он, может быть, вернется к утру.
— Надо освежиться! — прибавил он, смеясь. — Не все же штормовать в море. Надоело!
Разъехались еще и раньше все офицеры и гардемарины, кроме вахтенных. Все торопились на берег погулять и познакомиться с туземными дамами и затем собраться в гостиницу, где сегодня должен был составиться грандиозный ландскнехт. Соберутся офицеры и гардемарины всей эскадры.
На «Резвом» оставались, кроме вахтенных да старшего офицера, только батюшка да «лобастый» гардемарин, дядя Черномор.
Адмирал прочитывал у себя в каюте газеты.
В девятом часу он вышел наверх погулять.
Заметив на шканцах лобастого гардемарина, он подошел к нему и спросил:
— А вы, любезный друг, отчего не на берегу? Или на вахту станете?
— Нет-с… Не хочется что-то, ваше превосходительство…
— Ну что вы вздор говорите. Как не хочется? Почему не хочется? Съездили бы, покатались верхом… моряки любят кататься верхом, хоть и ездят как сапожники… Посмотрели бы город… А то что сидеть на корвете… Отчего вы не съехали, а?
— Как-то не расположен-с…
— Не расположены-с?.. Не поверю… Вы и в Сан-Франциско редко съезжали… Что это значит?
— Дорого стоит съезжать! — сконфуженно проговорил молодой человек.
— Как дорого?.. Разве вам жалованья не хватает, а? Куда вы его деваете?.. Уж не продулись ли в карты?.. Говорите правду… Вас не адмирал спрашивает, а старший товарищ! — прибавил ласково адмирал.
— Я в карты не играю…
— Так куда же вы деваете ваши деньги?.. Почему не съезжаете на берег?.. Копите, что ли?..
— Какое коплю… Я… я… ваше превосходительство…
— Ну что вы тянете? Говорите, любезный друг, толком…
— Я, ваше превосходительство, оставляю большую часть своего содержания матери… У нее, кроме меня, нет никого-с! — тихо и застенчиво проговорил молодой человек.
— Так вот почему!.. Экий вы какой славный, я вам скажу, мальчик! — с нежностью проговорил адмирал, обнимая за талию молодого человека.
И, помолчав, прибавил:
— А все-таки… не мешает и вам съездить… да-с… И вы, любезный друг, напрасно не сказали мне, что у вас денег нет… И знаете ли что… Позвольте мне быть вашим банкиром, а? Что вы на это скажете?
— Я не понимаю, как это банкиром?..
— Очень просто… Вы берите у меня деньги, а после отдадите, когда больше получать жалованья будете… Вы мне же одолжение сделаете… Я не буду всех своих денег тратить… Прошу вас… Пусть это между нами…
И, несмотря на протесты молодого человека, адмирал потащил его к себе в каюту и предложил взять денег. Он просил и требовал так настоятельно, что дядя Черномор взял наконец десять долларов.
— Ну, а теперь поезжайте на берег… Товарищи ваши все там… И помните, что я ваш банкир…
Адмирал сел писать письма и велел Ваське разбудить себя завтра в шесть часов.
— А мундир готовить?
— Зачем мундир?
— А смотры делать!..
— Ты, Васька, хоть и бестия, а глуп. Зачем смотры делать в мундире, когда можно и в сюртуке? Не мешай мне!
XXПочтовый пароход, пришедший из Гонконга на следующий день, привез европейские газеты, в которых, между прочим, сообщалось о крайне натянутых отношениях между Россией, Англией и Францией и предсказывалась вероятность близкой войны в виду известных событий 1863 года.
Беспокойный адмирал был встревожен за положение своей маленькой эскадры и еще более раздражен тем, что из Петербурга не было никаких известий об этом.
— Эдакие скоты… эдакие болваны! Всякие глупости спешат написать, а то, о чем нужно, не пишут, — громко проговорил адмирал и, видимо, взволнованный, заходил по каюте, повторяя время от времени весьма нелестные эпитеты по адресу высшего морского начальства.
Вызванный им консул не мог сообщить адмиралу никаких точных известий. Он тоже ничего не знал.
Отпустив консула, адмирал долго ходил, обдумывая свое положение, и наконец велел сигналом потребовать к себе всех командиров судов.
Сообщив им газетные известия, он сказал:
— Если, господа, в самом деле будет война, эти подлецы англичане получат известие о ней раньше, чем мы, и могут захватить нас врасплох… У них в китайских водах огромная эскадра. Придет и разнесет нас, как дураков, благодаря тому, что у нас в министерстве сидят болваны-с!
Флаг-капитан Ратмирцев, присутствовавший в адмиральской каюте, решил сегодня же проситься в Россию по болезни и в то же время подумал, что у него есть большие козыри в руках, чтоб насолить этому ненавистному ему адмиралу в глазах морского министерства.
— Но этого не случится… не может случиться! — воскликнул адмирал, сверкнув глазами. — Нас не возьмут живьем… Я прошу вас, господа, быть во всякую минуту готовыми к бою… Орудия имейте всегда заряженными… И я не сомневаюсь, что в случае чего каждый из вас сумеет поддержать честь русского флага.
Все молча наклонили головы.
Адмирал между тем продолжал:
— Завтра же с рассветом прошу всех выйти в море и держаться у Нагасаки… Если увидите англичан или французов, клиперу «Кобчик» немедленно дать знать сюда. Я остаюсь здесь ожидать почты и ответа от посланника нашего в Иеддо… Надеюсь, что вы, Николай Афанасьич, и вы, Егор Егорыч, поторопитесь исправить свои повреждения? — обратился адмирал к командирам «Резвого» и «Голубчика».
Оба командира отвечали, что на их судах будут работать день и ночь.
— Если известия из России, — продолжал адмирал, — подтвердят газетные сообщения, каждый из вас, господа, получит от меня инструкцию. А пока прошу держать в тайне то, что я вам сказал, а то этот англичанин-фрегат, который стоит здесь, может узнать наши намерения… Объявите на берегу и всем офицерам, что идете в Гонконг… а на рассвете непременно сняться! — приказывал адмирал.
Один из капитанов заявил, что он едва ли успеет окончить расчеты с берегом.
— Чтоб были окончены! И скажите вашему ревизору, что если ему мало части дня и всей ночи, чтоб окончить все расчеты, то я его вышлю с эскадры, как нерадивого офицера… Слышите?
— Слушаю, ваше превосходительство!
Капитаны были отпущены и, разъехавшись по своим судам, сделали распоряжения об уходе с рассветом из Нагасаки в Гонконг. На «Резвом» и «Голубчике» принялись немедленно за работы, и в тот же день новые мачты были привезены с берега.
А беспокойный адмирал в это время набрасывал свой план действий на случай войны и затем стал писать инструкцию командирам и донесение в Петербург.
Все это он делал с стремительной горячностью, точно война должна быть объявлена не сегодня-завтра.
Ратмирцев несколько раз в течение дня спрашивал Ваську, что делает адмирал, и каждый раз получал ответ, что адмирал пишет.
Наконец, уже вечером, флаг-капитан опять осведомился у камердинера.
— Пишет! — отвечал Васька.
— А как он… в духе? — спрашивал Ратмирцев.
— Не должно быть, Аркадий Дмитрич… Давече я подавал ему стакан лимонада, так он… уставил довольно даже грозно глаза, я так и полагал, что он меня кокнет этим самым стаканом…
У трусливого флаг-капитана невольно пронеслась мысль: «А что как он и меня кокнет?»
— Если угодно, я сейчас пойду посмотрю, Аркадий Дмитрич, в каком он находится теперь градусе…
