Анатолий Курчаткин - Солнце сияло
Финько закивал:
- Да-да, я полагаю, Ярослав Витальевич с вами бы согласился.
Я еще не знал Финько и об его сверхосторожности, однако из этой его фразы мне сделалось абсолютно ясно, что под "перемонтировать" Фамусов имел в виду именно "смонтировать заново".
Монтажные в "Видео-центре" были в сравнении со Стаканом небо и земля. Все новенькое, только что из Японии, Америки, Южной Кореи, все работало безотказно, будто на выставке, и если на мониторе у тебя был какой-то конкретный цвет, то ты мог быть уверен, что и на пленке при перегонке будет в точности этот же цвет, а не какой другой. Ко всему тому у меня был зеленый свет на любую аппаратуру, только я пожелал - тут же все оказывалось свободно, ждало меня, распахивало объятия; никогда больше я не монтировал в таких условиях.
Над семью минутами клипа я просидел две недели, считая все субботы и воскресенья. Я думал, дня три-четыре - и привет, пирог испечен, но только я сел за пульт, как тут же и обнаружил, что клеить клип - это совсем не то, что какой-нибудь репортаж, пусть и с "художествами". Я хотел соединить два куска, а они не монтировались. Они просто ложились внахлест, как вырванные страницы из разных книг - тексты не совпадали. И вот я крутил, крутил отснятые кадры - час, другой, третий, до рези в глазах, и только где-нибудь к исходу четвертого словно проскакивал молниевый разряд - склейка вдруг удавалась; десять секунд эфирного времени были готовы.
Принимать у меня ролик прибыла целая комиссия: и сам Фамусов, и Лариса, и Арнольд, который, как я узнал за эти дни от Финько, действительно был и автором музыки, и мужем Ларисы, и даже тот режиссер, студент ВГИКа, заваливший клип, и еще две полногрудые, широкозадые дамы, оказавшиеся, как выяснилось немного позднее, музыкальными критиками. Эти-то критикессы и стали мне ломать руки-ноги. Ларису, старавшуюся глядеть мне в глаза особенно прямым, твердым взглядом, клип, похоже, удовлетворил, тем более что я взял те кадры с нею, где она смотрела особенно по-вампиршьи, Арнольда не могло удовлетворить ничего, что бы я ни сделал, студент ВГИКа права голоса не имел, Фамусов же каменно молчал и только понукал критикесс скупым движением мохнатых бровей, чтобы они демонстрировали свой профессионализм. Они и демонстрировали. Они рвали меня - как псы кусок мяса. Какие эпитеты оказались у них в загашниках! Я узнал о себе много сущностного и правдивого на том обсуждении. Как выяснилось, я был склонен к эскапизму, фиглярствующей иронии, видеонасилию над музыкальным материалом, а два "совершенно бессмысленных" затемнения вообще свидетельствовали о затмении у меня в голове.
- А ты что? - повернулся Фамусов к Финько, когда музыкальные дамы, отработав свой хлеб, огрузли в молчании.
- А вы разве не видите, Ярослав Витальевич? - спросил Леня Фамусова.
Я в этот момент восхитился Лениным умением ответить не ответив. Его воробьиная сверхострожность протрепетала крыльями - и вот он уже вне опасности. Он так задал свой вопрос Фамусову, что его можно было истолковать и как поддержку муздамам, и как слово в мою защиту, но в любом случае согласие с шефом.
И на этот его крючок ловился даже такой валун, как Фамусов.
- Я вижу, вижу, - сказал он. - Ты что скажешь?
И по тону Фамусова я понял, что судьба моя решена. Как это бывает: ничего еще не произнесено, но аура принятого решения уже светится. Леня же, надо полагать, был способен улавливать эту ауру еще до того, как она засветилась.
- Лично меня, - проговорил он решительным голосом, - не устраивает проход через мост. Слишком затянут. Нужно найти какую-то динамичную перебивку. И еще склейка там, на массовке, когда бал. Переход на крупный план, на Ларису, как она поет. Пластичней надо, смикшировать как-то или, может быть, с засветкой...
- С засветкой? - протянул Фамусов. - Еще засветку туда! Хватит затемнений этих!
- Да, конечно. Точно. Куда еще засветку! - тотчас согласно закивал Леня. - Просто пластичней сделать. Покопаться еще в исходниках, наверняка найдется чем заменить.
- Ладно, - проговорил Фамусов. - Ситуация ясна. - И повернулся ко мне: - Что, Саша... не думай, гениалки не сотворил. Все, что тут тебе говорили, намотай на ус: профессионалы тебе говорили. Но, думаю, этот вариант можно принять за основу. Так? - посмотрел он на Леню.
- Точно. Именно так. За основу, - отчеканил Леня.
- Нет, почему за основу. Если только два места переделывать, разве это "за основу"? - неудовлетворенный, попытался я получить объяснения, но мне было отказано в них.
- Работай, - сказал Фамусов, поднимаясь и направляясь из студии.
- У тебя получится, - ободряюще проговорила Лариса, подавая мне руку. И задерживая ее в моей несколько дольше, чем это требовалось.
Арнольд прошел мимо меня, словно бы я - вот уж точно! - был мебелью. Муздамы, пожимая мне руку, поблагодарили за полученное удовольствие: оказалось, если выйти за рамки профессионального разговора, они должны сказать мне, что моя работа им очень понравилась, очень. Студент ВГИКа продефилировал со своего места к выходу подобно Арнольду. Кого я мог понять - это его.
Леня, когда мы остались вдвоем, ухмыляясь, достал из гнезда кассету с роликом и подал мне.
- Не переживай! С первого раза никто никогда не сдает. Заменяй шило на мыло - и даже не задумывайся, что делаешь.
Я заменял шило на мыло еще две недели, и ролик за эти две недели принимали у меня еще три раза, так что я уже не только не задумывался, а элементарно не понимал, что делаю.
По сути, я его так и не сдал. Просто в один прекрасный день, притащившись на студию заниматься очередной переделкой, вместо исходников и кассеты с роликом я получил от Лени четыреста долларов, которые он достал из ящика своего стола эффектным движением фокусника:
- Все! Бери шинель, иди домой.
Я не понял:
- Что это значит?
Хотя вид зелененьких тотчас поднял мне тонус.
- Все, нет больше времени, - сказал Леня. - Послезавтра фестиваль клипов, Витальич дал команду: что есть, то есть. Хватай деньги - дело сделано.
О, какое чувство облегчения я испытал! Если сказать "словно гора с плеч" - это будет слишком слабое сравнение.
Я взял деньги и пересчитал их.
- А почему четыреста?
- А сколько должно быть? - удивленно вопросил Леня.
- Пятьсот.
- Не знаю, - сказал Леня. - Сколько Витальич дал, столько и я тебе. Столько он дал.
Ленин расчет был точным. Он понимал, что из-за ста долларов я не стану доставать Фамусова. Это для меня сто долларов были деньги, а Фамусов из-за ста долларов даже не стал бы и разговаривать.
Но больший удар ждал меня через два дня, когда ночью я смотрел по телевизору представление фестивальных клипов. Конечно, я не снимал Ларисиного клипа и не участвовал в постановке, но монтаж, сюжет, в конечном итоге, - это было мое, одним из авторов клипа я был по праву. Тем более что клип получил премию по номинации за самый оригинальный монтаж. Пусть и не первую.
Но моего имени не прозвучало. Только имя того студента. И даже с особой помпезностью - вот, первый клип еще молодого, но уже настоящего мастера.
Что мне было делать? Звонить Фамусову? Звонить Фамусову означало то же самое, что набрать номер Эвереста. Горные вершины не интересуют дела, происходящие у их подножия.
Я позвонил Лене Финько. Я позвонил ему тут же, среди ночи, по домашнему телефону. Едва ли он спал. Сидел, как и я, перед телевизором - в этом у меня не было никакого сомнения.
- Почему ты не среди авторов? - Леня нисколько не удивился моему звонку. Казалось, он его даже ждал. - Дорогой мой, - он вдруг стал со мной снисходителен, - нормальное дело, так и должно было быть, чего же ты хочешь. Давай подъезжай утром, поговорим. Кстати, и о дальнейшей работе, если будет желание. Заказать пропуск?
Утром я был у Финько. Леня принес от офисной секретарши две шапки взбитой кофейной пены в высоких чашках, обнаружил за горой кассет в своем сейфе томившуюся там бутылку коньяка и из того же ящика, откуда в прошлый раз деньги, вытащил еще полиэтиленовый пакет с овсяным печеньем.
- Ну что, давай просветимся? - сказал он, поднимая рюмку.
Так за скверным греческим коньяком "Метакса", закусывая залежавшимся овсяным печеньем и запивая роскошным эспрессо, которого мне не удалось отпробовать в свое первое посещение "Видео-центра", я проник в несложную внутренность того механизма, что зацепил меня одним из своих зубцов, протащил по себе, выжав нужный секрет, и выплюнул за ненадобностью.
Оказывается, я был призван в спасатели, потому что мое участие в работе над клипом гарантировало конфиденциальность спасательной акции. Я был человеком со стороны, никакого отношения к клипмейкерской тусовке, сделал дело - и исчез с горизонта. А тот студент ВГИКа был, оказывается, сыном банкира, кредитовавшего производство клипа, и кредитовал он при условии, что снимать клип будет сын. Вот и все. Просто и без всяких затей. А у меня не осталось даже обычной бытовой кассеты, чтобы посмаковать свою работу на домашнем видео.