Варлам Шаламов - Перчатка, или КР-2
Вот и в хирурге Громове ему нравилось, что тот сумел обстановку военного госпиталя перенести в хирургическое отделение больницы. Он побывал у Громова - в мертвой тишине больничных коридоров, в начищенности медных ручек.
- Чем ты чистишь ручки?
- Ягодой брусникой,- отрапортовал Громов, и Рюриков подивился. Сам он, чтобы чистить пуговицы своего кителя и шинели, захватил из Москвы специальную мазь. И вот, оказывается, ягода-брусника.
В хирургической все сверкало чистотой. Выскобленные полы, отчищенные алюминиевые ящики в раздатке, шкафы с инструментарием...
А за дверями палат дышало многоликое чудовище, которого Рюриков немного побаивался. Все заключенные казались ему на одно лицо: озлобленные, ненавидящие...
Громов отворил одну из небольших палат перед начальником. Тяжелый запах гноя, грязного белья не понравился Рюрикову; он затворил дверь и прошел дальше.
Сегодня уезжал прежний начальник с женой. Приятно было думать, что завтра он - уже самостоятельный начальник. Он остался один в огромной пятикомнатной квартире с широким балконом-верандой. Комнаты были пусты, мебель прежнего начальника - великолепные зеркальные шкафы кустарной работы, какие-то секретеры под красное дерево, массивный резной буфет - все это было мечтой собственника - прежнего начальника. Мягкие диваны, какие-то пуфы, стулья - все это было имуществом прежнего начальника. Квартира была голая и пустая.
Подполковник Рюриков велел завхозу хирургического отделения принести себе койку и постельное белье из больницы, и завхоз, на свой страх и риск, захватил еще тумбочку и поставил к стене в большой комнате.
Рюриков стал разбирать вещи. Вынул из чемодана полотенце, мыло, отнес их в кухню.
Прежде всего он повесил на стену свою гитару с красным выцветшим бантом. Это была не простая гитара. В начале гражданской войны, когда еще у советской власти не было ни орденов, ни прочих знаков отличия, когда в восемнадцатом Подвойский выступал в печати за введение орденов, а его крыли за "отрыжку царизма",- на фронте за боевые заслуги награждали и без орденов именным оружием или гитарами, балалайками.
Вот так красногвардеец Рюриков был удостоен за бои под Тулой - ему была вручена гитара. Сам Рюриков не имел музыкального слуха и, только когда оставался один, бережно и боязливо дергал то одну, то другую струну. Струны гудели, и старик возвращался хоть на минуту в великий и дорогой ему мир своей юности. Так он хранил свое сокровище более тридцати лет.
Он постелил постель, поставил на тумбочку зеркало, разделся и, сунув ноги в туфли, в одном белье подошел к окну и выглянул: горы стояли кругом, как молящиеся на коленях. Как будто много людей пришло сюда к какому-то чудотворцу - молиться, просить наставления, указать пути.
Рюрикову показалось, что и природа не знает решения своей судьбы, что и природа ищет совета.
Он снял со стены гитару, аккорды ночью в пустой комнате, оказалось, были особо звучны, особо торжественны и значительны. Как всегда, подергивание струн успокоило его. Первые решения были обдуманы сейчас в этой ночной игре на гитаре. Он обрел волю для их выполнения. Он лег на койку и сразу заснул.
Утром, еще до начала своего служебного дня в новом, просторном кабинете, Рюриков вызвал лейтенанта Максимова, своего заместителя по хозяйственной части, и сказал, что будет занимать только одну комнату из пяти - самую большую. В остальные пусть вселят тех сотрудников, у которых нет площади. Лейтенант Максимов помялся и попытался объяснить, что это несолидно.
- У меня же нет семьи,- сказал Рюриков.
- У прежнего начальника тоже была только жена,- сказал Максимов.- Ведь будут ездить гости - многочисленные начальники из столицы, которые будут останавливаться, гостить.
- Они могут гостить в том доме, где я ночевал первую ночь. Здесь два шага. Словом, делайте, как вам сказано.
Но еще несколько раз в течение этого дня Максимов приходил в кабинет и спрашивал, не переменил ли Рюриков решение. И только тогда, когда новый начальник стал сердиться, он сдался.
Первым на приеме был местный уполномоченный Королев. После знакомства, короткого доклада Королев сказал:
- У меня к вам просьба. Завтра я еду в Долгое.
- Что это за Долгое?
- Это районный центр - восемьдесят километров отсюда... Туда автобус большой ходит каждое утро.
- Ну, поезжай,- сказал Рюриков.
- Нет, вы не поняли,- улыбнулся Королев.- Я прошу разрешения воспользоваться вашей личной машиной...
- У меня здесь есть личная машина? - сказал Рюриков.
- Да.
- И шофер?
- И шофер...
- А Смолокуров (это была фамилия прежнего начальника) куда-нибудь ездил на этой личной машине?
- Он ездил мало,- сказал Королев.- Что верно, то верно. Мало.
- Вот что,- Рюриков уже все понял и принял решение.- Ты поезжай на автобусе. Машину поставьте на прикол пока. А шофера передайте в гараж для работы на грузовиках... Мне она тоже не нужна. А будет нужно ехать, поеду либо на "скорой помощи", либо на грузовике.
Секретарша приоткрыла дверь.
- К вам слесарь Федотов - говорит, что очень срочно...
Слесарь был испуган. Из его бессвязного и торопливого рассказа Рюриков понял, что в квартире слесаря на первом этаже обвалился потолок штукатурка рухнула, и сверху течет. Нужен ремонт, а хозяйственная часть ремонт делать не хочет, а у самого слесаря не хватит денег на такой ремонт. Да и несправедливо. Платить должен тот, по чьей вине рухнула штукатурка, хоть он и член партии. Ведь протекло...
- Подожди-ка,- сказал Рюриков.- Почему же протекло? Вверху-то ведь люди живут.
Рюриков с трудом понял, что в верхней квартире живет поросенок, копится навоз, моча, и вот штукатурка первого этажа отвалилась, поросенок мочится на головы нижних жильцов.
Рюриков рассвирепел.
- Анна Петровна,- кричал он секретарше,- вызовите мне секретаря парторганизации сюда и того негодяя, чей поросенок.
Анна Петровна взмахнула руками и исчезла.
Минут через десять в кабинет вошел Мостовой, секретарь парторганизации, и сел у стола. Все трое - Рюриков, Мостовой и слесарь молчали. Так прошло минут десять.
- Анна Петровна!
Анна Петровна пролезла в дверь.
- Где же хозяин поросенка?
Анна Петровна исчезла.
- Хозяин поросенка - вот он, товарищ Мостовой, - сказал слесарь.
- Ах, вот что,- и Рюриков встал.- Идите пока домой,- и выпроводил слесаря.
- Да как вы смели? - закричал он на Мостового.- Как вы смели держать у себя в квартире?..
- Ты не ори,- сказал Мостовой спокойно.- Где же его держать? На улице? Вот сам заведешь птицу или кабанчика - увидишь - каково. Я много раз просил - дайте мне квартиру на первом этаже. Не дают. Во всех домах так. Только это такой слесарь разговорчивый. Прежний начальник умел им глотку-то закрывать. А ты вот слушаешь всякого зря.
- Весь ремонт будет за твой счет, товарищ Мостовой.
- Нет уж, не будет этого...
Но Рюриков уже звонил, вызывал бухгалтера, диктовал приказ.
Прием был скомкан, смят. Подполковнику не удалось познакомиться ни с одним своим заместителем, ставя бесконечное число раз подпись на бесконечных бумагах, которые перед ним развертывали ловкие, привычные руки. Каждый из докладчиков вооружался огромным пресс-папье, стоявшим на столе начальника,- кустарной резки кремлевской башней с красными пластмассовыми звездами - и бережно сушил подпись подполковника.
Так продолжалось до обеда, а после обеда начальник пошел по больнице. Доктор Громов, краснорожий, белозубый, уже ждал начальника.
- Хочу посмотреть вашу работу,- сказал начальник.- Покажите, кого сегодня выписываете?
В чересчур просторный кабинет Громова вереницей двигались больные. Впервые Рюриков видел тех, кого он должен был лечить. Вереница скелетов двигалась перед ним.
- А вши у вас есть?
Больной пожал плечами и испуганно посмотрел на доктора Громова.
- Позвольте, это ведь хирургические... Чего бы им быть такими?
- Это уж не наше дело,- весело сказал доктор Громов.
- А выписывать?
- А до каких же пор их держать? А койко-день?
- А этого как можно выписать? - Рюриков показал на больного с темными гнойными ранами.
- Этот - за кражу хлеба у своих соседей.
Приехал полковник Акимов - начальник той самой неопределенной воинской части - полка, дивизии, корпуса, армии, которая была размещена на огромном пространстве Севера. Эта воинская часть когда-то строила больничное здание - для себя. Акимов был моложав для своих пятидесяти лет, подтянут, весел. Повеселел и Рюриков. Акимов привез больную жену - никто помочь не может, такая штука, а у вас ведь врачи.
- Я сейчас же распоряжусь,- сказал Рюриков, позвонил, и Анна Петровна появилась в двери с выражением полной готовности к исполнению дальнейших приказаний.
- Не торопитесь,- сказал Акимов.-Я здесь лечусь не первый год. Кому вы хотите показать жену?
- Да хотя бы Стебелеву.- Стебелев был заведующим терапевтическим отделением.
