Юрий Коваль - Суер
Вдруг там под землей что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:
- Брось пушку, падла, не поможет!
- Чего там за шум? - спросил Дыбов.
- Да этот в гроб с собой браунинг притащил, отстреливается... да в кого-то из родственников попал, а тот - повешенный... умора, Толик! Ползи скорей, поглядишь.
- Погоди, сейчас венский кисель закончу, а ты червяков-то взял?
- Взял.
- Да ты, небось, только телесных взял. А задушевных взял червяков?
- С десяток.
- Напусти на него и на его потомство.
- На потомство десятка не хватит.
- А брал бы больше. С тобой, Жипцов, выпивать только хорошо, а работать накладно. Все самому делай. Ты только допрашиваешь, а мне - в исполнение приводи. В другой раз побольше бери задушевных червяков, а также
сердечно-печеночных,
херовых-полулитровых,
аховых,
разболтанных,
пердоколоворотных по полсотни на клиента,
по два десятка для потомства по линии первой жены, два десятка по линии потомства последней жены, по десятку на промежуточных, если таковые имеются...
- Моя фамилия Бескудников! - взвыл вдруг испытуемый. - Бескудников! Я лег вместо Вертухлятникова! Не я убивал! Он! Дал мне по миллиону за кубический сантиметр могилы! По миллиону! Ну, я и взял! А он-то еще по земле ходит!
- Что ж ты, падла, и под землей прикидываешься? - Из погреба послышались такие звуки, как будто с трактора скидывали бревна. - Слышь, Дыбов! Это - Бескудников. Что там про него записано?
- Погоди... - послышался тяжкий вздох Дыбова. - Передохну... мне тут такая сволочь попалась, жалко, что его не сожгли, прошел бы по молекульному ведомству, сунули бы в бонбу... Бескудников, говоришь? А-а. Его тут давно ждут. Большая гадина. Что говорит - все врет. Он родился в тысяча девятьсот...
- Хватит, - сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер и захлопнул крышку погреба. - Открыли остров, но закроем люк. Думаю, что все эти беседы под землей проходят однообразно и кончаются одинаково, иначе на это дело не брали бы таких долдонов, как Дыбов.
- Пора на "Лавра", - сказал старпом. - Хочется напоследок осушить еще рюмочку, да не знаешь, за чье тут здоровье пить. За хозяев как-то не тянет.
- Можно выпить за здоровье лоцмана, - предложил вдруг я.
- За меня? - удивился Кацман. - С чего это? Почему? Это что - намек на что-нибудь? Зачем ты это сказал?? Нет-нет-нет! Не надо за меня пить!
- Ну ладно, - сказал я, - выпьем тогда за старпома.
- Что же это ты так сразу от меня отказываешься? - обиделся Кацман Сам предложил - сразу отказался. Так тоже не делают.
- Ну давай вернем тост, выпьем за лоцмана.
- Да не хочу я чтоб за меня пили! С чего это?!?
- Слушай, - сказал я, - скажи честно, чего ты хочешь?
- Молоки селедочной, - сразу признался Кацман. - Бело-розовой. Да ее всю Дыбов засосал.
Глава LXXXII. Лик "Лавра"
Средь сотен ошибок, совершенных мною в пергаменте, среди неточностей, нелепостей, умопомрачений и умышленных искажений зияет и немалый пробел отсутствие портрета "Лавра Георгиевича".
То самое, с чего многие описатели плаваний начинают, к этому я прибегаю только сейчас, и подтолкнули меня слова нашего капитана:
- Что-то я давно не вижу мичмана Хренова.
- Да как же, сэр, - ответил старпом. - Вы же сами сослали его за Сызрань оросительные системы ремонтировать.
Капитан а досаде хлопнул рюмку и попросил призвать мичмана поближе, а я решился немедленно все-таки описать наш фрегат. Верней, совершить попытку невозможного, в сущности, описания.
Как всякий парусный фрегат, наш любимый "Лавр Георгиевич" (был статен, величав, изыскан,
фееричен,
призрачен,
многозначен,
космично-океаничен,
волноречив,
пеннопевен,
легковетрен,
сестроречен
и семистранен.
Никогда и никто и никаким образом не сказал бы, глянув на "Лавра Георгиевича", что это - создание рук человеческих. Нет! Его создало все то, что его окружало - океан, небо, волны и облака, ветер и альбатросы,
восходящее солнце и заходящая луна, бред и воображение,
явь и сон,
молчание и слово.
Даже паруса или полоски на матросских тельняшках были его авторами никак не менее, чем человек, который в эту тельняшку вместительно помещался.
И в лоб, и анфас, и в профиль наш фрегат смотрелся как необыкновенное явление природы и вписывался в наблюдаемую картину так же естественно, как молния в тучу, благородный олень - в тень далеких прерий, благородный лавр в заросли катулл, тибулл и проперций.
Три мачты - Фок, Грот и Бизань, оснащенные пампасами и парусами, во многом определяли лик "Лавра" и связывали все вокруг себя, как гениальное слово "ДА" связывает два других гениальных слова - "ЛЕОНАРДО" и "ВИНЧИ".
Тремя главнейшими мачтами облик "Лавра", однако, не исчерпывался, и наш капитан сэр Суер-Выер, когда имел желание, добавлял к Фоку - Строт, ко Гроту - Эск, с Бизанью же устраивались еще большие сложности.
Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь "а сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту - Рязань, а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь - Сызрань.
Высоту мачт с самого начала мы решили слегка ограничить, могли их, конечно, удлинить, но до каких-то человеческих размеров, ну, короче, не до страто же сферы. Что до подводной части, тоже немного играли - туды-сюды, чтоб на рифы не нарваться. Вот почему ватерлиния все время и скрипела. Ну да мы ее смазывали сандаловым спиртом, мангаловым мылом, хамраями, шафраном и сельпо.
- Ну так что там Хренов? - спросил капитан. - Почему не видно его?
- Никак не может из-под Сызрани выбраться, - доложил старпом. - Дожди, дороги размыло, грязи по колено.
- Ну ладно, - сказал наш отходчивый капитан. - Разберите пока что Сызрань, а заодно и Рязань, только Бизань не трогать.
Матросы быстро выполнили все команды, и мичман Хренов оказался в кают-компании, весь в глине, небритый, в резиновых сапогах.
- А восемь тыщ они мне так и не отдали, - сказал он неизвестно про кого, но, наверно, про кого-то под Сызранью.
Глава LXXXIII. Некоторые прерогативы боцмана Чугайло
После острова особых веселий капитан наш ни за что не хотел открывать ничего нового.
- Утомление открывателя, - объяснял он, полулежа в креслах. Повременим, передохнем, поплаваем вольно.
Но поплавать вольно нам особенно не удавалось, потому что все время мы натыкались на острова самые разнообразные, как в прямом, так и в переносном смысле.
Ну вот, скажем, в прямом смысле наткнулись мы на остров, на котором двигательную любовную энергию превращали в электрическую.
- Это что ж, половую, что ли? - спросил вдруг тогда боцман Чугайло.
- Да что вы, ей-богу, боцман, - недовольно прервал старпом. - Сказано двигательную любовную - и хорош!
Да, так вот у каждого домика там, на этом острове стоял врытый электрический столб, на котором висел фонарь. Кой-где фонарики светились вовсю, где тускло мерцали, а где и не горели вовсе.
- Это уж такой практицизм, что дальше некуда, - неудовольствовал сэр Суер-Выер. - Нет для них ничего святого. Не стану открывать этот остров.
- Но все-таки, капитан, - допытывался изящный в эту минуту лоцман, если б вы открыли остров, то в какой бы домик вошли?
- Где фонари горят! - влез неожиданно боцман Чугайло. - Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!
- Боцман! - прикрикнул старпом. - Замри!
- Да нет, мне просто интересно, - оправдывался Чугайло, - как они ее превращают, системой блоков или приводными ремнями?
- А я бы пошел туда, где не горит, - внезапно сказал мичман Хренов.
- Это еще почему же? - спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.
- Объясняю, кэп, - с некоторой фамильярностью сказал мичман. - Там, где не горит, там скорей всего выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.
- Эх, молодость, - отвечал на это сэр Суер-Выер. - Как для вас все просто, все ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать... манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной... как светлячок... звездочка... бабочка...
Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было... впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.
- Остров открывать не будем, - твердо сказал он. - Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперед!
- Эх, жалко! - плюнул боцман. - А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.
А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли, что это за такое?!?!
Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом, вдруг - на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колесах приделано.
- Вы кто такие? - они орут. - Откуда?
- А вы-то кто? - боцман в ответ орет.
