Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
Мошкин (входит. У него под мышкой голова сахару; в одной руке бутылка, в другой дамский картон). Спал небось!
Стратилат. Никак нет-с.
Мошкин. Да… можно тебе поверить. (Указывая ему шеей и плечом на сахарную голову.) На, возьми. Отнеси Маланье. (Стратилат достает голову. Мошкин идет на авансцену. Стратилат хочет идти.) Марья Васильевна дома?
Стратилат. Никак нет-с.
Мошкин. Куда она пошла, не знаешь? (Ставит картон и бутылку на стол и вынимает из заднего кармана пакет.)
Стратилат. Не знаю-с. Тетушка за ней заходили-с.
Мошкин. Давно?
Стратилат. С час будет-с.
Мошкин. А Петр Ильич без меня не был?
Стратилат. Никак нет-с.
Мошкин (помолчав немного). Ну, ступай. Да, позови, кстати, Маланью.
Стратилат. Слушаю-ç. (Уходит.)
Мошкин (ощупываясь). Кажется, ничего не забыл. Всё, кажется, купил. Всё. Точно. (Вынимая из кармана завернутую стклянку.) Вот и одеколон. (Кладет стклянку на стол.) Который-то час? (Глядит на часы.) Третий в начале. Что ж это Петруша нейдет? (Опять глядит на часы.) В начале третий. (Опуская руку в боковой карман.) Вот и деньги его готовы. (Ходит по комнате.) Захлопотался я совсем. Ну, да и случай-то ведь какой! (Входят Маланья и Стратилат. Мошкин живо обращается к ним.) Ведь сегодня пятница?
Стратилат. Пятница-с.
Мошкин. Ну, конечно. (Маланъе.) Что ж обед — будет?
Маланья. Будет-с. Как же-с!
Мошкин. И хороший обед?
Маланья. Хороший. Как же-с!
Мошкин. Смотри, матушка, не опоздай. Всё у тебя есть?
Маланья. Как же-с! Всё-с.
Мошкин. Ничего тебе не нужно?
Маланья. Ничего-с. К буденику мадеры пожалуйте.
Мошкин (подавая ей со стола бутылку). На, на, на тебе мадеру. Ну, смотри же, Маланья, отличись. У нас сегодня гости обедают.
Маланья. Слушаю-с.
Мошкин. Ну, я тебя не держу; ступай с богом. (Маланья уходит.) Стратилат! Новый фрак мне приготовь и галстук с бантом — слышишь? (Стратилат тоже уходит. Мошкин останавливается.) Да что это я бегаю, словно угорелый? (Садится и утирает лицо платком.) Устал я, нечего сказать!.. (Раздается звонок.) Кто бы это? Должно быть, Петруша. (Прислушивается.) Нет, не его голос.
Стратилат (входит). Какой-то господин вас желают видеть-с.
Мошкин (торопливо). Какой господин?
Стратилат. Не знаю-с. Незнакомый-с.
Мошкин. Незнакомый? Да ты бы спросил у него, кто он такой?
Стратилат. Я и то у них спрашивал-с. Они говорят, что вас самих желают видеть-с.
Мошкин. Странно! Ну, проси. (Стратилат выходит. Мошкин с волнением смотрит на дверь. Входит Шпуньдик. На нем длинный гороховый сюртук.)
Шпуньдик (подходя к Мошкину). Вы меня не узнаёте?
Мошкин. Я? Я, признаюсь, кажется… не имею чести…
Шпуньдик (с дружелюбным упреком). Миша, Миша! старых приятелей так-то ты забываешь…
Мошкин (вглядываясь). Неужели?.. да нет… точно… Филипп? (Шпуньдик раскрывает объятия.) Шпуньдик!
Шпуньдик. Я, Миша, Я… (Бросаются друг другу на шею.)
Мошкин (прерывающимся голосом). Друг… какими судьбами… давно ли? Садись. Вот не ожидал… вот случай… (Они опять обнимаются.) Садись, садись. (Оба садятся и глядят друг на друга.)
Шпуньдик. Эге-ге, брат, как мы с тобой постарели!
Мошкин. Да, брат, да. Постарели, брат, постарели. Да ведь легкое ли дело? Что ж, чай, лет двадцать не видались?
Шпуньдик. Да, двадцать лет будет. Как время-то проходит! Миша, а? Помнишь…
Мошкин (перебивая его). Я, брат, гляжу на тебя и просто глазам не верю. Шпуньдик, Филипп, у меня в Питере — а? Добро пожаловать, дружище! Как ты меня сыскал?
Шпуньдик. Вона! Чиновника разве мудрено сыскать? Я знал, в каком ты министерстве служишь. Кучин, Ардалион, прошлым летом ко мне в деревню заезжал… Ведь ты Ардашу Кучина помнишь?
Мошкин. Какой это Кучин? Ах, да это не тот ли, что на дочери купца Караваева женился — и приданого, помнится, не получил?
Шпуньдик. Тот, тот самый.
Мошкин. Помню, помню. А он еще жив?
Шпуньдик. Жив, как же! Ну, вот от него-то я и узнал, где ты служишь… Да! Лупинус велел тебе кланяться.
Мошкин. Иван Афанасьич?
Шпуньдик. Какое Иван Афанасьич! Ивана Афанасьича давно на свете нет; сын его, Василий… помнишь, он еще хромой?
Мошкин. Ах, да, да.
Шпуньдик. Ну, вот он. Он у нас судьей теперь.
Мошкин (качая головой). Скажи, пожалуйста! Время-то, время — а? Да, кстати, Бундюков жив?
Шпуньдик. Жив. Что ему делается? Он в прошлом году старшую дочь за немца-землемера выдал. Как же, как же! Бундюков тебе тоже кланяться велел. Мы все о тебе часто вспоминаем, Миша!
Мошкин. Спасибо, Филипп, спасибо. Да не хочется ли тебе чего-нибудь? Водки, что ли, закусить… Пожалуйста. Трубки не прикажешь ли? Ведь мы с тобой по-старому? (Треплет его по ляжке и отнимает у него картуз.)
Шпуньдик. Благодарствуй, Миша. Я не курю.
Мошкин. А закусить?
Шпуньдик. Нет, благодарствуй.
Мошкин. Чай, устал с дороги?
Шпуньдик. Ну, не могу сказать; почитай, с самой Москвы все спал.
Мошкин. Ведь ты у меня обедаешь?
Шпуньдик. Изволь.
Мошкин. Ну, вот умница. Так-то, дружище, так-то! Не ожидал, признаюсь, не ожидал. Кстати, ты женат?
Шпуньдик (со вздохом). Женат. А ты?
Мошкин. Нет, я, брат, того… я не женат. — И дети есть?
Шпуньдик. Как не быть! Пять человек. По их милости я вот и сюда притащился.
Мошкин. А что?
Шпуньдик. Да нельзя же, брат. Ведь надобно ж их куда-нибудь поместить.
Мошкин. Разумеется, разумеется… А где ты остановился?
Шпуньдик. Представь, близехонько. Трактир «Европу» знаешь?.. вот за Сенной. Тоже по рекомендации Кучина. Ну, брат, Петербург, скажу, город! Я еще только на Дворцовую площадь успел сходить. Признаюсь… Исакий-то, Исакий-то один чего стоит? Ну, вот и тротуары… достойны удивленья.
Мошкин. Да, да… у тебя еще глаза разбегутся, погоди… А что, Филипп, помнишь, у нас там соседка была…
Шпуньдик. Татьяна Подольская небось?
Мошкин. Да, да, она, она.
Шпуньдик. Приказала долго жить, Миша… вот уж девятый год.
Мошкин (помолчав немного). Царство ей небесное! — Ну, а что, дела твои как идут?
Шпуньдик. Помаленьку, брат, слава богу; я не жалуюсь. А твои как? С тех пор как ты от нас переселился, чай, в большие чины попасть успел?
Мошкин. Нет, брат, куда нам! Какие тут большие чины! Тоже помаленьку.
Шпуньдик. Однако ж крестик-то есть?
Мошкин. Ну, крестик-то есть… (Взглядывает на дверь.)
Шпуньдик. Ты словно ждешь кого-то?
Мошкин. Да, жду. (Потирая руки.) Я. брат, в больших хлопотах теперь.
Шпуньдик. А что?
Мошкин. Угадай.
Шпуньдик. Да где же мне…
Мошкин. Нет, угадай, угадай.
Шпуньдик (глядя ему прямо в глаза). Да ты… послушай, ты уж не жениться ли хочешь? Не женись, Миша, я тебе говорю!
Мошкин (смеясь). Не беспокойся, брат… В мои-то лета! А только ты угадал — у меня и то в доме свадьба.
Шпуньдик (указывая на стол). То-то я гляжу… Что за покупки такие? Кто ж это у тебя женится?
Мошкин. А вот погоди, я тебе — не теперь, теперь недосуг… а эдак вечерком, что ли, многое кое-что порасскажу. Ты удивишься, братец. Впрочем, в коротких словах можно, пожалуй, и теперь. Вот видишь ли, Филипп, вот это у меня гостиная, а я вот сам тут сплю… (Указывая на ширмы.) В других-то комнатах у меня воспитанница живет, сирота круглая. Ее-то вот я замуж и выдаю.
Шпуньдик. Воспитанница?
Мошкин. Да; то есть она, впрочем, девица благородная, титулярного советника Белова дочь; с покойницей ее матушкой я незадолго до смерти познакомился — и странный такой случай вышел. Удивительно, право, как это иногда бывает… точно, должно сознаться, судьбы неисповедимы! Надобно тебе сказать, Филипп, что я на этой квартире всего третий год живу; а Машина-то матушка с самой смерти мужа своего две маленькие комнаты здесь в четвертом этаже занимала; а умер он таки давненько. (Со вздохом.) Говорят, перед смертью ноги себе отморозил — посуди, каков удар? Старушка жила в крайней бедности; пенсия небольшая, кой-кто благотворил — плохие, знаешь, доходы. Вот я, брат, иду раз к себе по лестнице — а дело было зимой — дворник наплескал воды, да и не подтер, вода-то на ступеньках замерзла… (Вынимая табакерку.) Ты табак нюхаешь?
