Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
- С удовольствием. Только теперь я угощаю
- Итак, что зависит от меня? - после небольшой паузы спросила Софья.
- Все. Ты любишь исторические анекдоты?
- Не знаю.
- Послушай. В XVIII веке один генерал русской армии, все свои чины выслуживший на балах в столице, отправился на военную кампанию. Все у него было как полагается - отдельная палатка, денщики, ординарцы, личный повар. Вышел он как-то вечером прогуляться. Смотрит, сидят солдаты у костра, ужинают. Подошел. "Здорово, - говорит, - братки. Ни разу каши солдатской не ел, дайте-ка отведаю". Попробовал: вкуснотища! "Не понимаю, почему солдатики от нее нос воротят?" рассказывает он позже своему другу министру.
- А что дальше?
- Все.
- Значит, после разносолов каша хорошо пошла?
- Да, в охотку, один разок.
- Хочешь сказать, я - генерал, ты - каша? Я пресытилась, потянуло на простенькое?
- Может, так, может, нет. Это - не мое "видение". Только схема.
- А какой ты считаешь меня?
- Это уже другой вопрос.
- Почему же? Тот же самый.
- Другой. Ты сказала, что в душе твоей что-то разбередилось. Уже поэтому Софья Воронова не может быть генералом-гурманом, а Михаил Киреев кашей. Какая ты? Для меня одна, для Аллы другая.
- Любопытно. У Аллы я еще спрошу. А какая для тебя? Киреев на секунду задумался. Потом заговорил, но как-то глухо, чуть слышно:
- Я вижу маленькую заблудившуюся девочку. Очень одинокую. Ей кажется, что, коллекционируя игрушки, одушевленные и неодушевленные, она заглушит возникающую в душе непонятную тревогу, но девочка ошибается. Один человек, которому она верила, ушел очень рано. Другой сказал ей, что жизнь - это большой пир, лучшие места на котором достаются сильным и смелым. Девочка убедила себя в том, что так оно и есть. Поверила и настолько вошла в роль, что и другие уже не сомневаются: дерзость, заносчивость и даже высокомерие - суть этой девочки...
- А какая она на самом деле?
- Очень добрая и застенчивая. А еще нежная и верная. Такой я тебя "увидел" - и ты это почувствовала...
- Все очень красиво. И все - неправда.
- Не буду спорить. Я тебе не навязываю своего "видения". Это тоже, кстати, парадокс. Люди всегда себя представляют другими, чем они есть на самом деле.
- А если ты придумал меня... такую?
- Думают - головой, а "видят" - сердцем. Софья задумалась.
- Говоришь, сердцем? А ты кто для меня?
- Может быть, вестник. Может быть, кто-то еще. Я не знаю, - очень просто сказал он. Наступило молчание.
- И все-таки ты очень странный.
- Спасибо. В твоих устах это звучит как похвала.
- Кира.
- Да?
- Если я попрошу взять икону, но не смотреть ее здесь - это будет очень невежливо?
- А если я попрошу разрешения посмотреть на нее в автобусе...
- Это будет нормально.
- Тогда все в порядке.
- Поедем?
- Еще минуточку. У меня тоже будет просьба... - С этими словами Киреев полез в рюкзак. - Вот. В руках он держал пакет. - Я продал квартиру. Здесь деньги.
- Я в курсе.
- Здесь половина вырученных от нее денег. У меня в Москве остался друг. Я тебе говорил... Лиза, Лиза Боброва. Бобренок. Девочке нужна операция. Я вчера был у нее дома, но не отдал. Почувствовал, что от меня не возьмут. Понимаешь?
- Понимаю.
- Передай им эти деньги, пожалуйста.
- А что я скажу этим людям?
- Что ты из фонда "Дети и здоровье" или "Детство без рака"... Придумай что-нибудь. Скажи, что Лиза включена в специальную программу. Передашь?
- Конечно. А если я... добавлю сюда своих денег?
- Спасибо, - впервые за время их знакомства Киреев прикоснулся к ее руке. - Спасибо. А это тебе в благодарность от меня. Пятнадцать лет стихи не писал. Это первые. - И Киреев вместе с пакетом протянул Софье розовый листок.
Пока она читала, он осматривался по сторонам. Опять долгий взгляд Софьи (Киреев про себя называл его "синяя вспышка").
- У тебя есть дочь?
- Нет. Ни дочери, ни сына.
- А почему тогда ты это написал?
- Сам не знаю. Пришли строки - все.
- Мне очень понравилось. Правда. Ты меня слышишь?
- Что? Конечно, слышу. Соня, ты ничего не замечаешь странного?
- Странного?
- Ну да. Вон в том углу, посмотри незаметно, сидит мужчина.
- В коричневой куртке? Серенький такой.
- Как ты о людях... Скорее, неприметный.
- Вижу. А что?
- Сам не знаю. У меня такое ощущение, что он думает о нас.
- Ты телепат?
- Вроде нет.
- Вообще-то, Михаил Прокофьевич, это вы с высоты своего возраста во мне только маленькую девочку видите. Другие, представьте себе, красивую женщину. У человека просто есть вкус.
- Во-первых, я красивую женщину называю девочкой именно с высоты своих лет, а во-вторых, Соня, здесь что-то другое. Не могу объяснить...
Неожиданно он встал и направился в сторону столика, где сидел мужчина. Софья видела, что они перекинулись несколькими фразами. Киреев вернулся к столику.
- Поехали?
- Ну что? - спросила Соня уже в машине. - Предчувствия его не обманули?
- Ты знаешь, он вздрогнул, когда я подошел.
- Не удивительно: задумался человек, а к нему подошли, вот и вздрогнул. Кстати, о чем ты его спросил?
- О чем? Спросил, не мог ли я видеть его в Пошехонье-Володарском два года назад.
- А это где?
- За Ярославлем.
- Почему именно там?
- Не знаю. Лицо у него пошехонское.
- А какие лица у пошехонцев?
- Как у него.
- Понятно. Признайся, ты очень любишь детективы?
- Сдаюсь. Будем считать, что мне показалось. Минут через двадцать они приехали на Щелковский автовокзал.
- У тебя есть билет? - спросила Софья.
- Нет.
- А если билетов не будет? Надо было заранее заказать. Мог бы мне сказать. Киреев промолчал.
- Нам в какую кассу?
- Ты будешь смеяться, но я не знаю. Пока не решил.
- Я думала, что уже ничему больше не удивлюсь. Ошиблась. Они стояли около огромного табло с расписанием рейсов автобусов.
- Теперь я понимаю, почему от тебя ушла жена.
- Не понимаешь. Я тогда был другим.
- Ой ли?
- Да. Жил строго по расписанию. Как скорый поезд.
- Зато сейчас ты отрываешься по полной программе.
- Точно.
- Что думаешь делать?
- В Одоев бы поехал, там у меня друг живет. Но шесть часов ждать неохота. Кашин - хороший город, но он в другую сторону от Старгорода.
- Михаил, а если поехать в Новоюрьевск?
- Не искушай меня, женщина. Я и так слаб еси.
- И как же ты будешь выбирать себе рейс?
- Буду ждать знака. Ты спешишь? Давай прощаться.
- Не лишай меня, пожалуйста, такого удовольствия. Нет, не права Кремер. Жить надо в России.
- Кто это?
- Так, подруга моя, в Германии живет. Будет ей о чем рассказать. Я раньше с мистиками не была знакома.
- Ну и как?
- Впечатляет.
В это время раздался голос дежурной по вокзалу:
- Внимание! От двенадцатой платформы в 11.45 отходит автобус на Болхов.
- Соня, сколько времени?
- 11.42.
- Как я понимаю, в Ынторсура-Бузэулуй отсюда автобусы все равно не ходят...
- Куда не ходят? - переспросила Софья.
- Ынторсура-Бузэулуй. Подробности тебе Лиза расскажет. Пойдем, если одно место в автобусе будет
- вот мне и знак.
- А если больше, чем одно?
- Тогда это не знак. Кстати, Болхов - не в Орловской области?
- Спроси что-нибудь полегче. Я не знала, что есть такой город. Они подошли к автобусу. Шофер уже принес путевку.
- Земляк, - спросил его Киреев, - местечко до Болхова есть?
- Как раз одно, - крикнул кто-то из пассажиров.
- Садись быстрее, - бросил шофер.
- Спасибо, - Киреев поднялся на две ступеньки и обернулся. - А проститься времени не осталось. Прощай, девочка Соня.
- До свидания, вестник.
- Если доберусь до Старгорода, то...
Двери закрылись. Автобус медленно отошел от платформы. Софья полезла в сумочку за ключами от машины. Мимо нее сновали люди, много людей. Но почему-то ее внимание привлекло коричневое пятно, которое она могла видеть боковым зрением. Софья обернулась. Это был "пошехонец", человек из кофейни. Воронова вздрогнула, не веря своим глазам. Посмотрела в ту сторону - коричневого пятна уже не было.
Только что она видела действие киреевской мистики. Недавно она смеялась и над его, как она считала, подозрительностью.
- Это вж-ж - неспроста, - процитировала Софья свою любимую детскую книжку. Но ей не хотелось смеяться. На душе было скверно.
Глава двадцать вторая
"Наконец-то свободен!" - произнес Киреев, когда автобус миновал последние московские строения. Однако слова прозвучали явно фальшиво. И чем дальше от Москвы увозил автобус Михаила Прокофьевича, тем сквернее становилось у него на душе. Всю последнюю неделю он прожил на эмоциональном подъеме, вызванном готовящимся отъездом. И вот отъезд уже реальность. А что дальше? Смешно сказать, но только сейчас Киреев подумал о том, что в дороге его может застать дождь, что ему надо где-то спать. Он положил в рюкзак томики любимых поэтов - Пушкина, Тютчева и Баратынского, взял Библию на русском языке, но не догадался взять в дорогу плащ и спальник.
