Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
- Для начала - четыре! Я решил, что не уйду, пока на моем счету не будет ста штук, как вчера. Штурмуйте этих бездельников! - откликался бывший кавалергард.
Возвращались усталые и страшно голодные. Зинаида Глебовна, на которую оставались и дом, и младенец, встречала с обедом и вытаскивала ухватом из русской печи горшок с кашей и топленое молоко, словно заправская крестьянка - хозяйка избы. После обеда Ася и Леля садились чистить грибы, а Олег уходил снова в лес собирать валежник. Потом топили печь и сушили в ней грибы. В промежутках между подбрасыванием дров и выниманием грибов, в полутемной кухоньке около печи, затягивали песни или рассказывали страшные истории; Зинаида Глебовна тем временем пекла в этой же печи картошку к ужину. Ужинать садились, как только поспевало вечернее молоко. Олег замечал, что, отдаваясь этому нехитрому укладу, стал лучше спать и лучше есть. Ася была так мила в платочке с горошинками и в больших сапогах! В ней было столько душевного здоровья и детской беспричинной радости! Когда она прикладыва-ла к груди ребенка и, улыбаясь ему, называла его "агунюшкой" и "птенчиком", а затем, опуская ресницы, смотрела на него сверху вниз, он находил в ней еще одно, новое, очень тонкое очарование, которого не было прежде. Может быть, эта жизнь казалась ему прекрасной потому, что была насыщена любовью к ней и к маленькому существу, а это вместе с добротой Зинаиды Глебовны создавало особую атмосферу взаимной самой бережной нежности. Может быть, эта жизнь казалась прекрасной еще потому, что она не могла быть продолжительной.
Однажды разговор зашел о февральской революции, и Зинаида Глебовна проговорила с меланхолической улыбкой:
- Я так расстроилась тогда при мысли, что никогда больше не увижу скачек и парфорсных охот и что пришел конец нашим веселым вечерам у Его Высочества. Помню, я несколько дней проплакала в моем будуаре, а мой фок Жужу понимал, что я переживаю какое-то горе, и целыми часами просиживал около меня.
Надежда Спиридоновна продолжала держаться особняком и даже в грибные походы отправлялась одна. Этому делу, к всеобщему удивлению, она отдавалась с неменьшей страстностью, чем они сами, и даже с профессиональной пунктуальностью. Несколько раз случалось, что, приготовляясь к походу, все видели в серой дымке моросящего дождя фигуру старой девы в допотопной тальме, с бурачком и знаменитой палкой - она выходила за частокол и скрывалась между соснами всегда прежде них. Однажды они завернули в небольшой соснячок - один из участков огромного бора, раскинувшегося на много верст. Соснячок оказался очень плодовитым, и за полчаса они собрали втроем сто двадцать маленьких чистых боровичков. Они только что расположились отдохнуть на сломанном дереве и съесть по куску хлеба, как увидели фигуру Надежды Спиридоновны, которая появилась из-за песчаной горы и затрусила к ним.
- Вы здесь зачем? - не слишком дружелюбно спросила она.
- За боровиками, - глазом не моргнув, ответила Леля и показала коробок.
Надежда Спиридоновна вдруг вспыхнула:
- Это мое место! Я здесь собираю уже в течение семи лет! Это известно всем, а вы могли бы пойти и подальше!
- Мы не знали, что вы помещица! Нас вот уже давно повыгоняли с наших угодий. Может быть, и весь этот бор ваш? - спросила Леля.
Но Олег поспешил перебить ее, не желая обострять отношений:
- Если мы неожиданно попали в положение браконьеров, то разрешите нам, Надежда Спиридоновна, исправить нашу вину и с величайшей готовностью преподнести вам наш сбор,- сказал он.
Но старая дева, вместо того чтобы смягчиться, неожиданно пришла в ярость.
- Зачем это мне? Я люблю сама находить грибы, а когда они сорваны, они мне неинтерес-ны! Берите их, но больше сюда не ходите, если хоть немного уважаете старших.
- Так точно. Больше ходить не будем, - и Олег увел Асю и Лелю.
Пройдя шагов двадцать, все трое остановились, взглянули друг на друга и неудержимо расхохотались.
Вечера становились все темней и темней. Надежда Спиридоновна заранее запасалась хорошими свечами, и в комнате у нее было светло, в то время как ее соседи толкались в темноте, как кроты, и переносили за собой из кухни в комнату маленький огарок, воткнутый в бутылку. Олег отправился за свечами в далекий поход на ближайшую станцию, но в советской лавчонке не оказалось ничего, кроме водки и консервированных компотов, а ехать в город - значило истратить лишнюю сумму, в то время, как денег систематически не хватало. Так и остались в потемках еще на несколько дней. Надежду Спиридоновну это, по-видимому, не беспокоило - она ни разу не пригласила их к своему столу и предпочитала коротать вечера одна за раскладыванием пасьянса.
В последнюю неделю своего пребывания на даче Надежда Спиридоновна простудилась: у нее сделался "прострел", и она слегла с острыми болями в пояснице. Пришлось выручать неприветливую соседку: Олег носил ей воду и топил печь, Зинаида Глебовна стряпала, а Леля посылалась в качестве горничной. Она всякий раз жаловалась матери на "ведьминские" причуды:
- Я такой невыносимой старухи еще не видела: аккуратна до скуки - у нее в ходу всегда восемь полотенец и все развешаны по гвоздикам, и спутать не приведи Бог! Охает, скрипит, а глаза рысьи - сейчас приметит! "Это надо вытирать наружно-кастрюльным, а вы взяли внутри-кастрюльное, миленькая моя"! Клеенку на столе нельзя просто вытереть, а сперва тряпочкой номер один, а потом тряпочкой номер два, а тряпочек тоже восемь! Видели вы что-нибудь подобное? Злая: всякий раз спросит, сколько боровиков мы нашли, а я нарочно прибавлю, чтоб подразнить. Проскрипит: "Я, случалось, находила еще больше", а самою так и передернет от зависти.
Накануне отъезда Надежда Спиридоновна наконец пригласила всех к себе на чашку чая и довольно мило побеседовала о характерах различных грибов и способах солений. Уезжая, она милостиво поцеловала Лелю и Асю в лоб и пригласила обеих к себе на свои именины.
Глава восемнадцатая
- Явилась! Вот послушай-ка, что я намерен сообщить: коли единый раз еще найду свое письмо вскрытым - получишь на орехи. Поняла? - Этими словами Вячеслав приветствовал Катюшу, вернувшуюся со службы.
- Взбесился ты, что ли? Лается без толку! - равнодушно огрызнулась та, присаживаясь на табурет.
- Нет, не без толку! Сделаю, как сказал. Ишь как разохотилась! Уже второй конверт вскрытым вынимаю из ящика.
- Ну, а я тут при чем? Иди и объясняйся на почте - коли наша цензура ленится запечатывать, там и раздавай на орехи, - я тут при чем?
- Не ври. Аннушка сама раз видела, как ты держала конверт над паром. Наша цензура справится без твоей помощи, и нечего тебе в чужие дела нос совать.
- Много видела твоя Аннушка! Врет она. А тебе как комсомольцу не к лицу такие разговоры. Товарищ Сталин то и дело напоминает, что каждый советский гражданин, а тем более комсомолец, должен по мере сил помогать органам гепеу. А ты сам не помогаешь и другим мешаешь. У нас в квартире есть за кем последить, сам знаешь, какой тут круг!
- Любопытничаешь ты больше, чем следишь. За мной, что ли, тебе поручили приглядывать? Я такой же комсомолец, как и ты.
- Комсомолец, а снюхался с классовыми врагами...
- Ты смотри - словами не швыряйся! - И в голосе Вячеслава прозвучала угрожающая нота. - С кем я снюхался? Эх ты, трепло! Язык без костей. Я "снюхался"! Утром - работа, вечером - учеба, да комсомольские собрания. Даже в кино забежать часа не выберу. Мне деньги в карман не лезут, как тебе. И откуда, интересно знать, у кассирши при бане столько денег? Да ладно, молчи, я и так знаю, что ты строчишь. Небось в крепдешинах бы не щеголяла и сладкие булочки не уплетала. Эх, не все пока ладно у нас в системе! Донос... За него не должно полагаться награды, платные осведомители никуда не годятся! Коли я вижу, что человек опасен, я сигнализирую и делаю это потому, что так мне велит гражданский долг, а для себя от этого ничего не жду. Ну, а за деньги чего не наплетут! Кому крепдешинчик купить охота, кому велосипед, кому девушке подарок, - ну и наговариваете с три короба. Со временем обязательно подыму этот вопрос в райкоме. Что моргаешь глазенками?
- Как же! Послушают тебя! Гляди, чтоб самому рот не заткнули! Недолго!
- А это уж не твоя беда! - И, круто повернувшись, Вячеслав вышел из кухни.
Он пережевывал хлеб с колбасой, уткнувшись носом в книгу, когда кто-то стукнул в дверь.
- Да-да! - сказал он, продолжая жевать и даже не оборачиваясь.
На пороге показалась Катюша.
- Ладно, я не злая, надо мальчишке-комсомольцу пособить: иди, сторожи в коридоре - я твоей девушке сейчас дверь открыла, прошла к Нине Александровне.
Он недовольно сдвинул брови.
- Какая такая "моя" девушка? На что намекаешь?
- Будто не понимаешь? Что у меня - глаз нет, или уж вовсе дура? Не видела я, что ли, как прошлый раз ты в коридоре дежурил, чтобы только поглядеть, как пройдет мимо. Ступай, говорю, - сидит у Нины Александровны. - И дверь закрылась.
