Марк Поповский - Дело академика Вавилова
Сегодня из нашего "далека" явственно видно, что разрушение одного из самых квалифицированных и продуктивных научных учреждений первой трети XX века произошло не случайно. В 1937 году враги Вавилова уже не скрывали своих целей: они собирали силы, чтобы взорвать ВИР изнутри. Поборник "новой биологии" некто В. К. Милованов из Института животноводства еще более расширил масштабы желаемого взрыва. "У нас до сих пор существуют кафедры генетики, давно их надо ликвидировать", - публично потребовал он во время биологической дискуссии в редакции журнала "Под знаменем марксизма".
Разрушали Вавилон по-всякому.
Весной 1940 года на Сельскохозяйственной выставке в Москве профессор И. В. Якушкин, человек из окружения Лысенко, не без ехидства заметил Вавилову:
- А что, говорят, Николай Иванович, вы уже восемнадцать человек отправили на эшафот...
- Как так?
- А ведь известно, без согласия директора никого не арестовывают.
Вавилов вспыхнул. Хотел ответить клеветнику резкостью, но сдержался. Стиснув зубы, не поднимая глаз от земли, сказал:
- Очевидно, не всегда было известно, где я нахожусь 1.
Якушкин не ошибся в счете: со времени смерти С. М. Кирова в декабре 1934 года до весны 1940 года в ВИРе арестовано было действительно восемнадцать ученых-биологов.
Каждый арест потрясает Вавилова; исчезают люди, которых он знает много лет. Можно, конечно, развести руками и промолчать. Так поступали в то время многие даже честные люди: "Сила ломит и солому". Но этот путь не для Вавилова. В архиве ВИРа хранятся многочисленные письма, адресованные в различные инстанции. Директор института просил вернуть в Ленинград арестованных и высланных, ручался за их лояльность, утверждал, что эти люди уникальные знатоки той или иной культуры (так оно чаще всего и было) и без них останавливается государственной важности дело. Он хлопотал перед уполномоченными НКВД в Ленинграде о судьбе Т. А. Максимовой, С. И. Королева, В. П. Кузьмина 2, А. А. Орлова, Г. А. Левитского. Дал жене арестованного Г. Е. Спангенберга блестящую характеристику о деятельности ее мужа, видного ученого-фитопатолога 3. Спасти, однако, не удается никого.
Выбывали научные кадры из Института растениеводства и иным образом. Профессор Ф. X. Бахтеев напомнил на страницах международного журнала один из таких эпизодов 4. В июне 1939 года, когда на сессии ВАСХНИЛ в Москве готовилось обсуждение доклада Вавилова о работе ВИРа, Лысенко зазвал к себе в кабинет аспиранта Бахтеева и напрямик предложил ему бросить своего учителя и начать научную деятельность "на иных позициях", под руководством Лысенко. Уточняя давний эпизод, профессор Ф. X. Бахтеев писал в личном письме к Т. Д. Лысенко: "Я не думаю, чтобы Вы забыли этот разговор у Вас в президентском кабинете. Перед началом рабочего дня в приемной, где сидели две женщины-машинистки, я, вместе с некоторыми другими посетителями, ожидал приезда Н. И. Вавилова... В это время появились Вы, заметили меня и спросили: "Ты ко мне?" Я ответил, что нет, не к Вам, а к Николаю Ивановичу. Вы обратились к машинисткам с вопросом: "Н. И. еще не приехал?" Вам ответили, что нет, еще не приехал, но машина за ним уже послана... Вы открыли дверь своего кабинета и обернулись ко мне со словами: "Пойдем ко мне!" В Вашем кабинете Вы продержали меня около часа, и в заключение, получив отказ на Ваше низкое предложение, Вы заявили: "Думай, думай! Только не забывай, что у меня не так много времени для того, чтобы тратить на разговоры с тобой!" Сразу после Вашего "приема" я вошел в противоположную дверь к Н. И. Вавилову и рассказал ему обо всем услышанном от Вас. Именно таким путем Вы перетянули к себе многих аспирантов ВИР, например Мынбаева, Костюченко, Хачатурова и других" 5.
Несмотря на потери, Всесоюзный институт растениеводства все еще оставался мощным творческим организмом. В его составе тысяча сотрудников, сто десять кандидатов наук, двадцать два доктора наук, четыре академика. Люди работают с охотой и энтузиазмом, не жалея для дела ни труда, ни времени. И тем не менее этому гиганту наносятся все более глубокие незаживающие раны.
Ликвидировано институтское издательство, в то же время лысенковцы захватили все сельскохозяйственные издательства страны. Вавиловцы теряют возможность публиковать свои работы.
От института одна за другой "отходят" опытные станции. Такие станции в различных климатических и почвенных зонах страны были необходимы для проверки и размножения вировских растительных коллекций. Но кто-то упорно отрывал эти живые продолжения Ленинградского института. Отторгли украинскую и белорусскую станции - стало невозможным испытывать и размножать многие технические и овощные культуры. Отделили старинную Каменно-Степную станцию под Воронежем, и ученые лишились возможности изучать хлеба на засухоустойчивость. Поля в северно-умеренной зоне - проверка ржи, овса, ячменя - были изъяты вместе с Северо-Двинской станцией. Огромную коллекцию субтропических культур стало невозможно исследовать после изъятия экспериментальной базы под Сухуми... Вместе со станциями уходили и лица, из которых каждый был незаменимым знатоком одной или нескольких культур во всесветном масштабе. ВИР терял свое главное, столь дорогое Николаю Ивановичу качество - энциклопедичность.
Но и тот, кто удержался в институте, не имел больше условий для спокойной и планомерной работы. "Одна за другой следовали нелепые принудительные кампании. Сначала мы несколько лет ездили в колхозы для постановки "опытов" по яровизации, где большей частью отсутствовала точная методика и не проводились сравнения с стандартом. Потом друг Лысенко Донат Долгушин изобрел какие-то особые ножницы для стрижки колосьев, и всю страну заставили заниматься внутрисортовым скрещиванием... Научные работники, вместо того чтобы выезжать в экспедиции или проводить срочные наблюдения на своих участках, по приказу отправлялись стричь колосья" 6.
Массовые выезды ученых в командировки превратились в подлинное бедствие. В письме наркому земледелия СССР академик Вавилов сообщил, что только за одну весну 1939 года по директивам наркома "для помощи в посевной кампании" были отправлены в различные республики, области и края 77 кандидатов и докторов наук. Институт израсходовал на эти командировки сверх плана 117 тысяч рублей, "что отразилось исключительно тяжело на основной работе Института" 7.
Бюджет ВИРа трещит не только из-за никому не нужных командировок. С 1937 года Наркомзем резко снижает ассигнования на крупнейшее свое научное учреждение. При осаде Вавилона начинает играть немалую роль финансовый таран.
"Считаю своим долгом довести до сведения президиума академии, что финансовое положение Института растениеводства является катастрофическим" 8, - сообщает Вавилов в феврале 1939 года в президиум ВАСХНИЛ. Положение действительно катастрофическое: в основных лабораториях расходы по исследованию сокращены на пятьдесят процентов. Месяц спустя нарком земледелия И. А. Бенедиктов публично заявляет, что никакой помощи оказывать "морганистам" не станет. "Наркомзем СССР поддерживает академика Лысенко в его практической работе и его теоретических взглядах и обязывает селекционные станции СССР применять его методы в семеноводческой и селекционной работе" 9.
Круг сжимается. В начале мая 1939 года президиум ВАСХНИЛ обсуждает отчет Института растениеводства и по предложению Лысенко объявляет его неудовлетворительным 10. Труд тысячного коллектива в течение целого года признается бесполезным, руководство института - порочным. "Вавилон должен быть разрушен".
В 1939 году Лысенко уже полный хозяин в ученом мире страны. И он не стесняется пользоваться своими диктаторскими по существу полномочиями. "Академик Лысенко потребовал на заседании коллегии единовластия в сельскохозяйственной науке; права ликвидировать все, что не совпадает с его научными взглядами или чего он не понимает", - писал известный советский физик, академик Абрам Федорович Иоффе 11.
В 1932 году Иоффе основал в Ленинграде агрофизический институт, впервые поставил достижения физики на службу сельскому хозяйству. Однако в 1939 году Лысенко закрыл институт. Он не верит, что есть такая наука агрофизика. "Физика - это наука о мертвой природе, а сельское хозяйство имеет дело с живым растением и почвой, - заявил президент ВАСХНИЛ. Поэтому ничего общего между ними быть не может..."
Копию письма академика Иоффе с протестом против уничтожения агрофизического института я обнаружил в архиве Вавилова. Очевидно, два академика, физик и растениевод, совместно обсуждали странную обстановку, сложившуюся в науке. У Вавилова тоже в это время достаточно причин для недовольства. Осенью того же 1939 года, пока он находился в научной командировке, президент ВАСХНИЛ личным приказом сменил весь состав ученого совета в Институте растениеводства. Без консультации с директором ВИРа из ученого совета изгнали крупнейших генетиков, физиологов, цитологов, растениеводов "по принципу изъятия лиц, которые придерживаются в генетических и селекционных вопросах иных воззрений, чем Лысенко". Путь в ученый совет был закрыт для Карпеченко, Левитского, Розановой, Вульфа, Говорова, Пангало, Базилевской, Столетовой, Бахтеева, Н. Р. Иванова, Ковалева, Кожухова, то есть, по существу, для тех, кто был цветом, гордостью ВИРа, наиболее талантливыми кадрами института.
