Николай Никитин - Это было в Коканде
Грабежи в соседних уездах продолжались. У Иргаша были жесткие руки. Боясь мести и убийств, кишлаки выплачивали дань его шайкам, и от этого с каждым днем росли шайки и смелели. Люди в кишлаках жили с опаской. Они почти не выходили в поле. Гибли посевы.
Тогда в Коканде возник план создать особый тюркский кавалерийский полк, под номером первым, назначить командиром Хамдама и, снабдив специальными полномочиями, бросить в разбойничьи районы. Этот полк, собранный из коренных жителей Ферганы, имел все шансы на успех. Своих трудно было обмануть басмачам - и местность и людей они знали как собственную ладонь. Хамдам принял назначение. Полк организовался в составе трех эскадронов. Это были разбросанные по селениям группы, численностью от шестидесяти до ста человек. Хамдам, кроме того, имел личную охрану, тридцать отчаянных головорезов.
Он получил кожаное обмундирование, захватил в Беш-Арыке усадьбу бежавшего бея и переманил к себе многих жителей Андархана. Все свое хозяйство, обеих жен и джигитов он перевез в Беш-Арык. В Беш-Арыкской усадьбе дом был просторен, пристройки вместительны и удобны, и огромный старый сад окружал строения. Здесь, в Беш-Арыке, Хамдам начал комплектовать свой новый полк.
Полк составлялся так, как умел это делать Хамдам, - феодально. Связанный только с Кокандом, подчиненный только Коканду, он, пользуясь старыми обычаями, управлял людьми по своему произволу.
В его районе царила тишина. Никто из басмачей не рисковал вступить с ним в бой. Он также не искал его. Ряд стрелков-охотников Хамдам привлек к себе. Иргаш, главарь всех банд Ферганы, осторожно следил за его действиями, не обнаруживая себя. Хамдам тоже не торопился. Он чувствовал, что русские слишком выпятили его вперед, что надо усыпить внимание Иргаша, надо спрятаться в тень.
Юсуп нервничал. Стоячая жизнь угнетала его. Он не понимал своего положения при Хамдаме. С одной стороны, он не был простым джигитом. Он вел всю переписку полка, он распоряжался. С другой стороны, от него никто не зависел. Сапар отпускал на его счет разные шуточки. Юсуп терпеливо выносил их. Писал неграмотным (а таких было большинство) письма, ездил с джигитами на охоту и постепенно, день ото дня, все больше и больше входил к ним в доверие.
Но Юсуп мечтал об ином. Ему снились бои и походы. Тыловая, караульная жизнь отряда, наведение порядка в разбросанных кишлаках, ловля отдельных басмачей не удовлетворяли юношу. Он просил Хамдама отпустить его к русским.
Хитрый Хамдам догадывался, что Юсуп связан с Блиновым, и поэтому не отпускал его. "Лучше Юсуп, чем кто-нибудь другой, - думал он. - По крайней мере я знаю, кто смотрит за мной". Он добивался расположения юноши и осторожностью и лаской старался привлечь к себе, задержать в Беш-Арыке. Он дошел до предела: назвав Юсупа своим братом, он разрешил женам не закрывать при нем лица.
Был ли Хамдам ревнив?
Да, но не так, как обыкновенный ревнивец. Он ценил своих жен как деньги, как средство, как рабынь. Он очень грубо думал о женщинах и к женам испытывал те же чувства, что питает путешественник к случайным знакомым. Он обзавелся ими по обычаю. Как барана, любую из них он мог бы прирезать или уступить кому-нибудь, в зависимости от надобности, от случая. Но он был щедр. Он обманывал их своей щедростью. Ни старшая жена, Рази, ни вторая, Садихон, ни в чем не знали недостатка. Он не скупился на подарки и не стеснял их в мелочах. Рази считала, что он холоден и жесток, но даже и она думала, что он любит их. Однако Садихон, несмотря на роскошные подарки, боялась его.
Шестнадцати лет Садихон выдали замуж за Хамдама. Отец ее, Ачильбай, содержал в Ташкенте труппу мальчиков-бачей**. Он путешествовал с труппой по разным городам Ферганы и устраивал спектакли и праздники. Со времени германской войны труппа заглохла. Учеников стало меньше. В начале революции Ачильбай переехал в Самарканд. Теперь мальчики участвовали в революционных процессиях. Они обыкновенно шли впереди толпы, играя в бубен, танцуя и напевая стихи. Но эти выступления были последними. Труппа развалилась.
Ачильбай впал в бедность, и, чтобы поправить дела, он продал Хамдаму свою единственную дочь. Она привыкла с детства к постоянным переездам, любила танцы, музыку и шум. В доме отца всегда было шумно и весело. Она готова была убежать от Хамдама, если бы не боялась голода. Садихон радовалась, когда Хамдам уезжал из дому, и плакала перед его приездом. Капризная, избалованная, не знавшая никогда суровости, девушка думала, что стоит ей только перешагнуть порог хамдамовского дома, как смерть настигнет ее. И Садихон покорно переносила все упреки Хамдама, когда он называл ее ласки "снегом".
Она писала родственникам жалобы и надеялась, что отец смилостивится над нею и увезет ее. Ответ не приходил. Садихон была уверена, что отец умер и все родственники разбрелись, но до сих пор не могла простить отцу своей продажи. Рази-Биби, старшая жена Хамдама, покровительствовала Садихон. Если бы не Биби, ей жилось бы гораздо хуже. Старшая жена властвовала в доме, и даже Хамдам побаивался ее дикого взгляда.
Рази-Биби казалась Садихон странной женщиной. Хамдам женился на ней в шестнадцатом году, спустя неделю после своего прибытия из киргизских степей. Рази по своей воле пошла за него. Ее никто не принуждал. Но потом что-то произошло. Что именно, об этом она не рассказывала. Только однажды у нее вырвалось, что Хамдам - не тот человек, о каком она думала. Она терпимо и спокойно отнеслась ко второму браку Хамдама, и если кричала, так только из приличия, чтобы не показаться равнодушной. Садихон была ей почти ровесницей. Рази-Биби не требовала к себе никакого почтения, полагавшегося ей по закону. Она была сильной и рослой и часто в шутку надевала на себя чалму, и тогда Садихон говорила, что нет мужчины красивее ее.
Однажды Рази-Биби и Садихон вышивали в саду большое сюзане. Юсуп проходил мимо. Он поздоровался с женщинами и невольно остановился, залюбовавшись их работой. На огромном, сшитом из кусков полотне была вышита длинная дорога из черных цветов и желтых листьев. Возле дороги пылало двенадцать солнечных дисков. Сюзане уже заканчивалось, оставался только боковой бордюр. В бордюре тоже шли узоры, и среди них новые крошечные изображения солнца. Они разбежались, точно солнечные дети вокруг взрослых солнц.
Рази улыбнулась, увидев восхищенный взгляд Юсупа, и ушла за нитками.
Садихон, не отрываясь от полотна, быстро работала иглой.
День выдался знойный. Даже в тени, под широким, зеленым, пышным орехом, нечем было дышать. Лицо молодой женщины зарумянилось, затуманились от мелкой и пристальной работы глаза.
Юсуп долго смотрел на Садихон и вдруг почувствовал, что его лоб холодеет, покрывается потом. Он побледнел, подошел к ней и сказал:
- Хочешь, я увезу тебя отсюда?
Она с опаской посмотрела направо и налево.
- Ты сумасшедший, - сказала она.
Он сразу ушел. Она пожалела, что так резко оттолкнула его, и ей опять захотелось быть веселой и свободной и проводить время по своему усмотрению, как в доме отца, когда никто не стеснял ее. Она заплакала.
Рази вернулась и стала расспрашивать ее о причине слез. Садихон сказала, что Юсуп оскорбил ее, и она плачет от злости.
- Ты врешь, - сказала Рази и рассмеялась и принялась дразнить ее Юсупом. Она так расписывала его и все это было так смешно, что Садихон повеселела.
"Хорошо, что у нас такие отношения!" - подумала Садихон и бросилась на шею Рази и страстно поцеловала, сказав, что она счастлива только с ней.
...Когда начался сбор винограда, к Хамдаму приехали неизвестные люди, назвавшие себя покупщиками. Секретно поговорив с ним, они быстро покинули Беш-Арык. В этот же день Хамдам отправил в Коканд телеграмму.
Юсуп заметил, что Хамдам взволнован, нервничает и торопится. Подали ужин. Хамдам усадил Юсупа. У себя, в мужской половине, он завел стол и стулья. Садихон подавала кушанья - шавлу в пиалах (жидкую рисовую кашу с овощами и мелко нарезанной бараниной), затем котел кавардаку** из курицы. Хамдам жадно шарил пальцами в котле, вылавливал вкусные кусочки, плавающие в янтарном жиру, и, обсосав их, выбрасывал кости на пол.
Садихон не смотрела ни на Хамдама, ни на Юсупа.
- Сердится! - подмигнул Юсупу Хамдам, указывая на жену. Потом он похлопал ее по спине. - Дьявол, дьявол, выйди из этого прекрасного тела! сказал он, засмеявшись.
Садихон не улыбнулась и не поморщилась. Она будто не заметила шутки мужа. Юсуп смутился.
- Ты любишь женщин? - спросил Хамдам, заметив его смущение.
Юсуп не знал их. Он крепко сжал пальцы и почувствовал, что румянец стыда заливает ему лицо. Он быстро встал из-за стола.
Хамдам расхохотался.
- Скоро все в Коканд поедем. Там есть женщины слаще меда. Я тебя познакомлю, - сказал он, - сватать буду.
- В Коканд? Почему в Коканд? - растерянно спросил Юсуп. Он задал вопрос только затем, чтобы хоть как-нибудь подавить свое смущение.
