Федор Сологуб - Том 1. Тяжёлые сны
— Что вы, Сергей Яковлевич, разве это можно?
— Да отчего же?
— Оттого, что не дело. Что за учительница, коли она замужем? У нее хозяйство, дети будут. Да надо и другим место дать, — Лизавета Никифоровна пристроилась.
Сергей Яковлевич как с неба упал. В состоянии, близком к мрачному отчаянию, возвращался он домой, трясясь на жестком сиденье валкого тарантаса, который прыгал высокими колесами по твердым колеям глинистой дороги.
Несносная пыль лезла Сергею Яковлевичу в рот и в нос, слепила глаза; солнце, опускаясь к западу, глупо и равнодушно смотрело ему прямо в лицо, — очень неудобно было ехать. Воркуны надоедали своим однозвучным брекотком. Притом же вспомнил он, что Лизавета Никифоровна вовсе не так красива, как ему казалось до свадьбы.
«Это я, значит, на свою шею взвалил такой сахар, — злобно думал он, — бантики, тряпочки, а зубы уж съела, — ни кожи, ни рожи, ни виденья!»
Его оскорбила мысль, что он везет для нее вино. «Не жирно ли будет?» — подумал он и принялся откупоривать бутылку при помощи перочинного ножа. Выпивая и закусывая, скоротал он дорогу. Домой вернулся он в настроении воинственном и произвел первый семейный дебош.
Сергей Яковлевич притеснял Валю и старался показать ей, что он-начальник. Лизавета Никифоровна «подпускала шпильки». Батюшка-законоучитель держался сначала дипломатично, но предпочитал Сергея Яковлевича: у учителя бывала водка, у Вали ее не было; Валя жила в избе у крестьянина, которому платила пять рублей в месяц за квартиру и за обед, — Сергей Яковлевич жил посемейному, солидно, у него можно было и закусить после урока.
И вот однажды, когда при такой закуске случилась Валя, батюшка решился дружески попенять ей, что она мало следует примеру старших.
— Вы их избаловали, Валентина Валентиновна, — укоризненно говорил он, закусывая верещагою водку, — давно ли здесь, а избаловали. Нехорошо-с!
— Да чем же?
— У Лизаветы Никифоровны не так бывало. Были тише воды, ниже травы. Без мер строгости нельзя-с, милостивая государыня!
— Вестимо, нельзя, — солидно сказала Лизавета Никифоровна.
— Да коли мне не приходится наказывать!
— Да, вот разводите им ушами, — вот и распустили.
— Да коли не за что наказывать, так как же, батюшка?
— Ну, это дичинка с начинкой, — сказал Сергей Яковлевич.
— Гм, не за что! — продолжал батюшка. — А вот вам пример: придет к вам какой-нибудь мерзавый мальчишка с грязными лапами, так вы что сделаете?
— Пошлю помыться, — ответила Валя.
— А если и завтра тоже?
— Ну, что ж, ну, опять пошлю мыться.
— Нет-с, это канитель одна. А вот вы у вашего большака спросите, как он в — таких случаях поступает, а то вы очень артачливы, вам бы все по-своему.
— Гы-гы, да-с, вы у меня спросите, дело-то лучше будет. Слава Богу, не первый год в школе.
— Ну, как же вы поступаете?
— А вот как: я такого неряху, не говоря худого слова, пошлю на двор да велю ему на руки шестьдесят ковшиков вылить.
— Это зимой-то?
Да-с, зимой. Небось, другой раз не захочет.
— Ау, брат, не захочет, — подтвердил батюшка. Так-то вот, молоденькая наставница, вы у нас, опытных людей, спросите.
— А по-моему, это глупо, — сказала Валя, густо краснея.
— Вот как! — воскликнула Лизавета Никифоровна, — скажите, пожалуйста, мы и не знали!
Вскоре произошел случай, который заставил батюшку занять положение, явно враждебное Вале.
Когда батюшка приходил на урок в ее отделение, — младшее, — Валя уходила домой. Однажды во время батюшкина урока не посиделось ей дома, и она вернулась в школу раньше обыкновенного. В сенях услышала она крик батюшки и вой мальчугана. Она открыла дверь. Удивительное зрелище представилось ей.
Батюшка с ожесточением бутетенил свернутую полою рясы мальчика; другую руку он запустил ему в волоса; мальчик вопил и корячился. Другой наказанный стоял у печки вверх тормашки; ноги его были подняты на печку, тело наклонно свешивалось головою вниз, лицо, обращенное к полу, было закрыто опустившимися и спутанными волосами. Мальчик стоял как вкопанный, крепко упираясь в пол растопыренными пальцами.
Услышав стук отворившейся двери, батюшка выпустил мальчика, с которым занимался, строго посмотрел на Валю и спросил:
— Вам что угодно?
— Что вы делаете? — крикнула Валя, краснея до слез. Как вам не стыдно!
Она бросилась к печке и поставила мальчика на ноги. Мальчик тяжело пыхтел. Покрасневшее до синевы лицо его выражало тупой испуг.
— А позвольте вас спросить, госпожа помощница учителя, вы по какому праву вмешиваетесь в мои распоряжения? — воскликнул батюшка, грозно выпрямляясь. А по такому праву, что вы так не смейте поступать. Дурману вы объелись, что ли?
— Так-то вы при учениках поговариваете! Вы их против меня бунтовать! Ну, попомните вы это. Я вам улью щей на ложку! Я не останусь в долгу!
Батюшка ушел, грозно хлопнув дверью. Мальчишки сидели ни живы ни мертвы. Засудят, поди, — думалось им, — бесшабашную учительницу!
Начались у Вали раздоры с учителем и с батюшкою, раздоры, не раз заставлявшие ее поплакать. Поповны сделались также ее врагами и раз весною чуть не засыпали ей глаза табаком, когда она шла мимо их дома. Сеземкин помогал ей советами, — дал ей, например, рецепт от глупости, который Валя подбросила Сергею Яковлевичу и тем очень оскорбила его. Но когда с Яковом она поссорилась, уже некому было давать ей остроумные советы.
Когда Андозерский ушел, Логин опять спустился в сад. Девицы были еще в огороде. Логин подошел к калитке.
— Послушайте-ка, Валя, хотите я вам новость скажу?
Девицы захихикали.
— Ах, скажите, пожалуйста, — сказала Валя, жеманно поджимая губы.
— Вот скоро свадьба будет.
— Ах, неужели? Ах, как это интересно! Чья же свадьба?
— А вы будто не слышали?
— Право, не знаю.
— Андозерский женится. Валя покраснела.
— Не может быть! — воскликнула она. Логин улыбнулся.
— Отчего ж ему и не жениться?
— На ком же? — спросила Валя, насмешливо посматривая на сестру.
— А вот уж этого я вам не скажу. Впрочем, на богатой девице.
— На богатой? — переспросила Валя, стараясь сделать равнодушное лицо. — Вот как!
— Да, да, на богатой. Однако по любви.
— На ком же, однако? — приставала Варя.
— Нет, уж не скажу. Сами догадайтесь.
— О, я разнюхаю! — воскликнула Валя.
Она еще пуще покраснела и бросилась бежать домой.
Глава двадцатая
Анатолий часто заходил к Логину, — успел завязать сеть общих интересов.
— А вы, Толя, похожи на сестру, — сказал Логин. Мальчик в это время пересматривал берендейки на письменном столе. Он засмеялся и сказал:
— Должно быть, очень похож: вы мне и вчера то же говорили.
— Да? Я очень рассеян бываю нередко, мой друг.
— У нас с сестрой широкие подбородки, правда?
— Чем широкие? Вот вы какой молодец, — кровь с молоком!
Анатолий застенчиво покраснел.
— Я к вам по делу. Можно говорить? Не помешаю? Прочел о летательном снаряде, — и захотелось сделать этот снаряд по рисункам. Долго и подробно толковали, что нужно для устройства снаряда. Заходила речь и о других предметах.
Провожая Анатолия, Логин опять думал, что мальчик похож на сестру. Захотелось целовать Толины розовые губы, — они так доверчиво и нежно улыбались. Ласково обнял мальчика за плечи. Сказал:
— Приходите почаще с вашими делами.
— Спасибо, что берегли, — сказал Анатолий. — Это так здешние мещане говорят хозяевам, когда уходят, — пояснил он, сверкая радостными глазами; потом сказал тихо:-А к вам барышня идет.
И побежал по ступенькам крыльца. Логину весело было смотреть на его белую одежду и быстрое мелькание загорелых босых ног, голых выше колен.
Ирина Петровна Ивакина, сельская учительница, шла навстречу Анатолию по мосткам пустынной улицы. Логин встречал ее всего раза два-три. Ее школа была верстах в тридцати от города.
Логин провел Ивакину в гостиную. Девица уже не молодая, маленькая, костлявая, как тарань, чахоточно-розовая, легко волнующаяся, говорила быстро, трескучим голосом, и сопровождала речь беспокойными движениями всего тела. Заговорила:
— Я явилась к вам, чтобы указать вам дело, которое наиболее необходимо для нашей местности. Я слышала о ваших предположениях от Шестова. Это чрезвычайно порядочный господин, но, к сожалению, заеденный средою и своею скромностью. Я вполне уверена, что его безвинно впутали в дело Молина: это интриги протоиерея Андрея Никитича Никольского, который состоит личным врагом Шестова из-за религиозных убеждений. Но это после. А теперь я должна сказать, что необходимо издавать газету.
— Газету? Здесь?
— Ну да, что же вас удивляет? Необходимо иметь местный орган общественного мнения в нашей глухой, забытой Богом трущобе.
