Федор Сологуб - Королева Ортруда
Наконец принц Танкред послал солдат в атаку, прямо в лоб. Солдатики полезли по склонам и уступам гор, и многие были убиты меткими выстрелами таящегося в скалах противника. Наконец сошлись вплотную. Обе стороны сражались,- врукопашную,- одинаково храбро и одинаково нелепо.
Танкред бесцельно гарцевал на своем вороном коне по дорогам около своего штаба, выслу-шивал донесения офицеров, посланных с поля битвы и сумевших добраться до августейшего главнокомандующего, и отдавал уверенным и повелительным тоном приказания, случайно дельные и случайно нелепые. Некоторые из этих приказаний передавались по назначению; их исполняли кое-как, или вовсе не исполняли, и то и другое совсем случайно.
Когда принц Танкред приближался к тем местам, где порою ложились, взметая дымную пыль, снаряды неприятельских пушек, кто-нибудь из приближенных говорил ему:
- Ваше высочество, вы должны беречь вашу драгоценную для государства жизнь.
Принц Танкред притворялся огорченным, удалялся быстрою рысью от опасных мест, и говорил:
- Делать нечего! Предоставим славу подвигов иным, счастливейшим.
Ему отвечали:
- Вашему высочеству принадлежит слава победы над врагами отечества.
Опять та же цыганка встретилась утром Танкреду. Под горною сосною стояла она, глаза ее дико блестели, худощавые щеки были смугло-ярки, и ветер веял складки красной юбки у ее бронзово-темных, стройных ног. Увидев Танкреда, она засмеялась громко, и сказала:
- Кого хочешь, того и победишь.
Танкред бросил ей несколько золотых монет. Они легли в пыль, а цыганка убежала.
К концу дня революционное войско было разбито. Немногие уцелевшие бежали в горы. Правительственные войска заняли позицию, усеянную трупами отважных.
Тем и кончилась революция. Парламент вотировал благодарность принцу Танкреду за спасение отечества. Он возвратился в Пальму с великим и шумным торжеством. Всё население столицы вышло к нему навстречу. Только не было королевы Ортруды. Затем начались беспощадные репрессии. Трусливый буржуа жестоко мстил врагам за минуты своей слабости.
Военные суды дейстовали быстро и безжалостно. Не прошло и недели, как число повешенных и расстpелянных насчитывалось многими сотнями. На жителей восставших местностей наложены были тяжелые контрибуции. Несколько деревень было сожжено. Самоуправление коммун заменилось военно-административным управлением.
Филиппо Меччио скрылся в горах. Это омрачало радость принца Танкреда.
- Его необходимо взять живого или мертвого,- настаивал он.
Как в эти темные дни ненавидела Афра принца Танкреда! Как больно разрывалось ее сердце между любовью к Филиппу Меччио, которого ищут, чтобы осудить и убить, и любовью к королеве Ортруде, которая томилась здесь, бессильная узница власти!
Королева Ортруда спросила ее однажды:
- Афра, ты знаешь, где скрывается доктор Филиппо Меччио?
- Знаю,- сказала Афра.
С грустною нежностью сказала ей Ортруда:
- Передай ему, что если его возьмут и приговорят... ну, всё равно, к чему бы ни приговори-ли, я намерена его помиловать. Моей бедной власти достаточно будет для этого. Ты сможешь передать ему это?
- Смогу,- отвечала Афра.
Хотела благодарить,- и даже не могла. Только заплакала молча. И, лаская, утешала ее Ортруда.
Проходили дни и недели. Филиппо Меччио был еще неведомо где. Остров Кабреру наводни-ли войсками, все берега острова стереглись тщательно, но все-таки не были уверены в том, что Филиппо Меччио не сумеет бежать за границу.
И вот наконец назначили за его поимку премию,- двадцать тысяч лир тому, кто доставит его живого. Как всегда в таких случаях, нашелся предатель. Он проник к Филиппу Меччио под видом друга, и потом открыл его убежище врагам.
Ночью дом в узкой, высокой долине меж гор, где скрывался Филиппо Меччио, был окружен солдатами. Было тихо и темно. Горные низкорослые пальмы молчали и слушали. В теплом, влажном воздухе рождались какие-то смутные шорохи. Кто-то спал в этом доме, кто-то стерег чей-то покой, дремля на пороге за входною дверью.
Солдаты прятались за стволами деревьев, за кустами. Предатель шепнул командиру роты:
- Вот окно той комнаты, где сегодня спит Филиппо Меччио.
Капитан, пожилой человек с желтым, нервным лицом, с громадными черными усами, сердито проворчал:
- Какое мне дело до этого окна! Кончайте ваше дело, дон Рамиро, если вы хотите его кончать.
Предатель молча пожал плечами. Он подошел к окну. Прижался к стене, и постучался в стекло окна. Потом он легкою тенью скользнул к двери. Приоткрылась узкая щель. Сказан пароль,- и предатель в доме.
- Плохие вести,- шептал в доме предатель Филиппу Меччио,- отряд войск идет сюда. Кто-то выдал. Надо бежать.
- Куда? - спросил Филиппо Меччио.
- Я проведу вас в безопасное место,- шептал предатель.
- Хорошо. Идем,- сказал Меччио.
Вышли из дома. Было темно и страшно. Чудилась чья-то злая, чужая близость,- шорохи возникали и гасли, и чуждые природе вмешивались в ночной влажный воздух тусклые запахи.
- Здесь кто-то есть? - тихо спросил Филиппо Меччио.
Предатель исчез куда-то. Блеснул на траве узкою полоскою свет потайного фонаря. Чужой, насмешливый голос произнес:
- Доктор Филиппо Меччио, вы арестованы.
Филиппо Меччио схватился за револьвер, и выстрелил, не целясь. Какие-то темные фигуры замаячили вокруг. Быстрая схватка, возня на месте. Острая боль в левой руке, точно от удара кинжалом. Чей-то сильный удар выбил из рук Филиппа Меччио револьвер.
- Сопротивление бесполезно,- тихо сказал тот же насмешливый голос.
Яркий свет факелов наполнил площадку перед домом.
- Вы ранены? - спросил капитан.
Кровь текла узкою струею по левому рукаву черного сюртука Филиппа Меччио. Он взглянул на свою левую руку, улыбнулся и сказал спокойно:
- Вы находите, капитан, что дальнейшее сопротивление бесполезно? Я с вами совершенно согласен. Позвольте мне поздравить вас и ваших доблестных товарищей с успехом этого ночного дела.
Капитан досадливо отвернулся. Солдаты хмуро молчали. Кто-то молодой сказал в стороне:
- Солдаты делают, что им велят. Долг службы. Мы не рассуждаем, а повинуемся.
- Мы присягали королеве и конституции,- сурово сказал капитан.
Военный врач быстро и ловко перевязал рану Филиппа Меччио. Рана оказалась неопасною.
Филиппа Меччио отправили в Пальму. Таково было решительно выраженное желание королевы. Принц Танкред хотел бы судить его на месте, и повесить немедля. Но Виктор Лорена не хотел давать принцу Танкреду слишком многого, и склонился пред волею королевы Ортруды. Как и всегда, впрочем: королева Ортруда умела быть конституционною государынею, и свое личное влияние употребляла редко и осторожно. И всегда успешно.
На пути Филиппа Меччио в Пальму не раз собирались толпы. Слышались сочувственные возгласы.
Конвойные солдаты угрюмо и сдержанно молчали. Глупые солдаты! они не очень-то гордились своею победою.
Филиппа Меччио посадили, как водится, в тюрьму, за крепкие затворы. С ним обращались хорошо, и старались поместить его в наилучшие условия. Но все-таки у него в каземате было скверно,- затхлою сыростью веяло от стен; узкое окно за решеткою высоко у потолка пропус-кало мало света. Где-то мышь скреблась; капля за каплею падала в углу с сырого потолка; за дверью надоедливо-гулко звучали тяжелые шаги часового,- и с противным ржавым скрипом изредка открывалась железом окованная дверь.
Кто-то пытался перестукиваться через стену,- но Филиппо Меччио думал, что это - казенный шпион, и ничего не ответил. Долго и настойчиво стучался назойливый сосед,- и наконец затих.
Филиппо Меччио сидел, погруженный в свои думы. Не очень верил он в переданное ему еще на воле Лансеолем, мальчишкою контрабандистом, обещание королевы, но не боялся и смерти. Тягостно было думать о крушении дела, о гибели многих товарищей.
Приходил к Филиппу Меччио следователь, хитрый, злой старик. Старался лукавыми вопросами и лживыми сообщениями об уже сделанных признаниях выведать что-нибудь о сообщниках, еще не обнаруженных. Филиппо Меччио был с ним очень вежлив, но не говорил ни о ком.
- Могу рассказать только о себе,- не раз решительно заявлял он.Каждый пусть говорит за себя.
Пускали к нему только трех лиц, кроме следователя. Прежде всех пустили врача, который лечил его рану. Потом Афру. Милы были ему беседы с нею и утешительны. Ведь и сильные люди нуждаются в утешении, как маленькие и слабые. Потом стали допускать и адвоката.
Предварительное следствие длилось недолго. Недолог был и суд,военный. Председатель суда, седой, суровый генерал с наружностью замаринованного Дон-Кихота, вел допрос слишком по-военному, обрывал бесцеремонно и свидетелей, и адвокатов, и словно торопился куда-то. Его усердной солдатской душе казалось, что дело уже предрешено, и много разговаривать не к чему.
