Алексей Писемский - Люди сороковых годов
- Ай, батюшка Павел Михайлович! - воскликнул тот радостно, когда Павел подъехал к этому крыльцу.
- Дядя здесь живет? - спросил его Павел.
- Здесь!
- Примет он меня?
- Примет-с, - отвечал Иван Иваныч и повел Павла в нижний этаж дома. В зале и гостиной Павел увидел несколько хорошо знакомых ему предметов: все почти картины новоселковские, оттуда же часы столовые, катальное кресло Еспера Иваныча и, наконец, фортепьяно Мари. Мысль, что она не вышла еще замуж и что все эти слухи были одни только пустяки, вдруг промелькнула в голове Павла, так что он в комнату дяди вошел с сильным замиранием в сердце - вот-вот он ее увидит, - но, увы, увидел одного только Еспера Иваныча, сидящего хоть и с опустившейся рукой, но чрезвычайно гладко выбритого, щеголевато одетого в шелковый халат и кругом обложенного книгами.
Больной очень ему обрадовался.
- А, господин скубент! - воскликнул он с просиявшим лицом.
Павел, по обыкновению, поцеловал у дяди руку.
- В университет поступил? - продолжал Еспер Иваныч, сминая не совсем послушно покорявшийся ему язык.
- Поступаю еще!.. В гимназии экзамен выдержал... Вам лучше, я вижу, дядя.
- Да, благодарю бога!
Павел стал осматривать комнату Еспера Иваныча, которую, видимо, убирало чье-то утонченное внимание. По стенам шли мягкие без дерева диваны, пол был покрыт пушистым теплым ковром; чтобы летнее солнце не жгло, на окна были опущены огромные маркизы; кроме того, небольшая непритворенная дверь вела на террасу и затем в сад, в котором виднелось множество цветов и растений.
- Как у вас тут, дядя, хорошо, - совершенный рай! - произнес Павел, пораженный приятностию этого вида и ароматичностью навевающегося из сада воздуха.
- Хорошо, - согласился Еспер Иваныч. - А что твой отец, все в деревне живет?
- В деревне; кланяться вам велел, - отвечал Павел.
Он чувствовал, что простая вежливость заставляла его спросить дядю о Мари, но у него как-то язык на это не поворачивался. Мысль, что она не вышла замуж, все еще не оставляла его, и он отыскивал глазами в комнате какие-нибудь следы ее присутствия, хоть какую-нибудь спицу от вязанья, костяной ножик, которым она разрезывала книги и который обыкновенно забывала в комнате дяди, - но ничего этого не было видно.
- Маша замуж вышла, - сказал наконец сам Еспер Иваныч.
- Да, слышал-с, - отвечал Павел. В голосе его, против воли, высказалось неудовольствие, и Еспер Иваныч, как кажется, понял это, потому что больше об этом не продолжал уже разговора.
- Посмотри, какая собака отличная!.. - сказал он, показывая Павлу на стоявшую на шкафе, в самом деле, превосходно сделанную собаку из папье-маше.
- Прекрасная, - отвечал тот, взглянув на игрушку.
- Мордочка совершенно как у живой собаки, а ребра-то как напряглись и напружились, - перечислял с удовольствием Еспер Иваныч.
- Отличная работа, - подтвердил и Павел.
Прежнее эстетическое чувство заменилось теперь в Еспере Иваныче любовью к изящным игрушкам; кроме собаки, у него еще была картина с музыкой, где и танцевали, и пилили, и на скрипке играли; и на все это он смотрел иногда по целым часам неотстанно.
В комнату между тем вошел ливрейный лакей.
- Княгиня просит: может она вас видеть или нет? - спросил он.
- Весьма рад ей, душевно рад, - произнес Еспер Иваныч, склоняя немного голову.
Лакей ушел.
Через несколько минут в комнату вошла, слегка тряся головой, худощавая старушка с лицом, похожим на печеное яблоко.
- Здравствуйте, друг мой! - сказала она, подходя и целуя Еспера Иваныча в плечо.
- Здравствуйте, - сказал он ей с улыбкой.
- Я зашла, друг мой, взглянуть на вас; а вы, однако, я вижу, опять целый день читали, - продолжала старушка, садясь невдалеке от Еспера Иваныча.
- Опять, - отвечал он с улыбкой.
- Я вот велю у вас все книги обобрать, - заключила старушка и погрозила ему своим маленьким пальцем, а сама в это время мельком взглянула на Павла.
Еспер Иваныч сейчас заметил это и объяснил ей:
- Это племянник мой, сын старого ветерана полковника.
- Вот кто! - произнесла добродушно княгиня и ласково посмотрела на Павла. - Я теперь еду, друг мой, на вечер к генерал-губернатору... Государя ждут... Естафет пришел.
- Ну вот и хорошо это, - произнес Еспер Иваныч.
- Как не хорошо, помилуй, друг мой!.. Через неделю будут Бородинские маневры, надобно же ему все заранее осмотреть. Прусский король и австрийский император, говорят, сюда едут на маневры.
- Что же это они священный союз{149}, что ли, хотят вспомнить? заметил Еспер Иваныч.
- Вероятно... Машу Кривцову, помните, я к вам приводила... хорошенькая такая... фрейлиной ее сделали. Она старухе Тучковой как-то внучкой приходится; ну, а у этой ведь три сына под Бородиным были убиты, она и писала государю, просила за внучку; ту и сделали для нее фрейлиной.
- И следовало сделать, - проговорил Еспер Иваныч.
- Еще бы!.. - проговорила княгиня. У ней всегда была маленькая наклонность к придворным известиям, но теперь, когда в ней совершенно почти потухли другие стремления, наклонность эта возросла у ней почти в страсть. Не щадя своего хилого здоровья, она всюду выезжала, принимала к себе всевозможных особ из большого света, чтобы хоть звук единый услышать от них о том, что там происходит.
- А Аннушка к Маше ушла? - спросила она заметно торопливым тоном и осматривая глазами комнату.
- Да, - отвечал Еспер Иваныч.
- Ну, я хоть карлицу пришлю к вам, посмешит она вас, а теперь прощайте! - заключила княгиня, вставая.
- Рано бы еще, - заметил ей Еспер Иваныч.
- Ах, друг мой, я с год еду! - все шагом: не могу, боюсь! - воскликнула княгиня, а между тем нетерпение явно уже отразилось во всей ее маленькой фигуре.
Тряся слегка головою, она встала и пошла. Возвестивший о ее приходе лакей встретил ее уже одетый в ливрейную шинель и шляпу, а в сенях к нему пристал еще лакей в такой же форме; они бережно посадили княгиню в карету и сами стали на запятки. В карету запряжена была четверня старых вороных лошадей, управляемых здоровенным кучером и огромным форейтором, - и все это, в самом деле, тронулось шагом. Павел, видевший всю сцену из окна, не мог в душе не рассмеяться этому, но вот послышались еще шаги, только гораздо более твердые.
- Это Аннушка. Спрячься! - сказал Еспер Иваныч торопливо Павлу, показывая ему головой на драпировку.
Павел сначала и не понял его.
- Спрячься, пожалуйста, напугаем ее! - повторил Еспер Иваныч почти упрашивающим голосом.
Как ни не хотелось Павлу, однако он исполнил желание дяди и спрятался за драпировку.
Анна Гавриловна вошла вся раскрасневшаяся.
- Ой, как устала! - начала она своим развязным тоном. - Шла-шла по этим проклятым переулкам, словно и конца им нет!
- Что же извозчика не взяла, ништо тебе! - сказал ей Еспер Иваныч с укором.
- Не люблю я этих извозчиков!.. Прах его знает - какой чужой мужик, поезжай с ним по всем улицам! - отшутилась Анна Гавриловна, но в самом деле она не ездила никогда на извозчиках, потому что это казалось ей очень разорительным, а она обыкновенно каждую копейку Еспера Иваныча, особенно когда ей приходилось тратить для самой себя, берегла, как бог знает что.
- А вот за то, что ты побоялась мужика, мы покажем тебе привидение!.. Прекрасный незнакомец, выйди! - обратился Еспер Иваныч к драпировке.
Павел вышел из-под нее, очень довольный, что засада его наконец кончилась.
- Ай, батюшки, кто это! - воскликнула Анна Гавриловна, в самом деле испугавшись.
Еспер Иваныч от души смеялся этому.
- Вот не гадано, не думано! - продолжала Анна Гавриловна, поуспокоившись. - Давно ли изволили приехать? - прибавила она, обращаясь с своей доброй улыбкой к Павлу.
- Сегодня, - отвечал тот ей, стараясь насильно улыбнуться.
- А что, - продолжала Анна Гавриловна после некоторого молчания и как бы насмешливым голосом, - не видали ли вы нашей Клеопатры Петровны Фатеевой?
- Видел, - отвечал Павел. Ему показалось, что скрыть это было бы какой-то трусостью с его стороны.
- Слышали, какую она штуку отпустила, - уехала от мужа-то?
- И прекрасно сделала: не век же ей было подставлять ему свою голову! произнес Павел серьезно. Он видел, что Анна Гавриловна относилась к m-me Фатеевой почему-то не совсем приязненно, и хотел в этом случае поспорить с ней.
- Что тут прекрасного-то? - воскликнула, в свою очередь, Анна Гавриловна. - Зачем же она обобрала-то его, почесть что ограбила?
- Кто же его обирал? - спросил сердито Павел.
- Как кто? Этакого слабого человека целую неделю поймя поили, а потом стали дразнить. Господин Постен в глазах при нем почесть что в губы поцеловал Клеопатру Петровну... его и взорвало; он и кинулся с ножом, а тут набрали какой-то сволочи чиновничишков, связали его и стали пужать, что в острог его посадят; за неволю дал вексель, чтобы откупиться только... Так разве благородные господа делают?
Павел грустно и ядовито улыбнулся.
