Сергей Залыгин - Экологический роман
Перегруз служебному катеру не угрожал, катер сидел неглубоко, доватерлинии оставалось побольше полуметра, можно было еще погрузитьтонны четыре, а все, вместе взятые, классики русской географии тянули не более чем тонны на полторы-две. Никакого барахлишка при них не было. Ни малейшего.
- Чем могу служить? - спросил Голубев, стараясь соответствоватьправилам знакомств прошлого века.
- Простите, пожалуйста, нас весьма интересует география окружающей местности, - в свою очередь стараясь приблизиться к современному произношению, ответил Семенов-Тян-Шанский. Пристально вгляделся в Голубева. Через пенсне на длинном-длинном, черном-черном снурке.
- В какой форме интересуетесь? - и еще уточнял Голубев. - В форме пресс-конференции? Митинга? "Круглого стола"? Симпозиума? Рабочего совещания? Протокола о намерениях? Собеседования?
- Господа, - обратился Семенов-Тян-Шанский к своим спутникам. - Я полагаю - собеседование. А? Ваше мнение?
- Разумеется, Петр Петрович, - подтвердил Александр ИвановичВоейков.
- Разумеется, - произнес и Дмитрий Иванович Менделеев.
- Разумеется, разумеется, - подтвердили все остальные.
- Значит, у вас вопросы ко мне? И много ли их, ваших вопросов?
- Десять, - уточнил Пржевальский.
- Все десять, догадываюсь, по ее поводу? По поводу чернобыльскойкатастрофы?
- Так точно! - подтвердил Пржевальский требовательным тоном ирезким взмахом руки.
- Десять - ко мне?
- Были бы весьма благодарны. Вопросы: почему случилось? кто виновен? какие и кому вынесены судебные приговоры? какие и на кого отнесены служебные меры взыскания? какие жертвы уже имели место? какие жертвы и прочие последствия ожидаются? какие оказаны вспомоществования пострадавшим? каковы технические меры предупреждения на будущее? какие и кому выплачены суммы по страховке? какие воздвигнуты скорбные памятники на месте катастрофы и в местах прочих?
"Так и есть, надо обороняться, - ни с того ни с сего осенило Голубева. - Надо идти в решительное наступление! В отношении Пржевальского эт-то будет очень непросто! А хотя и непросто, все равно - с Богом!"
Почему Голубева осенило именно так, а не иначе - он не знал, однако факт есть факт, и весь его организм факту подчинился и принял состояние боевой готовности номер один, и Голубев набрал воздуху в легкие (воздух был почему-то липким) и закричал:
- А при чем тут я? Я, Голубев, при чем? У Израэля спрашивайте! У Долгих! У предсовмина Украины Ляшко! У генсека Горбачева! У товарища Бориса Евдокимовича Щербины - он был министром строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности, он был заместителем председателя Совета министров, он, а не я! У Рыжкова Николая Ивановича спрашивайте, он был председателем Совета Министров, а не я! Я-то - при чем? Разве это красиво все сваливать на рядового гражданина? А если рядовой привлечет к ответственности гениальные умы? Они-то куда в свое время смотрели?
- Позвольте! Но вы же - как это нынче называется? - вы же эколог, если я не ошибаюсь? - спросил Пржевальский, снова взмахнув рукой да еще и пошевелив аккуратными усами.
- И что из того? Что я, министр экологии или - кто? По-вашему, яминистр, да? Нет уж, у Данилова-Данильяна спрашивайте, вот у кого! Онминистр!
- Мы о вас много слышали... - Это, кажется, Певцов Михаил Васильевич произнес.
- Слышали, слышали! Это не довод - слышать! Я не самый главныйэколог. И не самый лучший! Нет и нет! Мои возможности нынче - никаких возможностей, вот и все.
- Не поймите нас превратно. Это теперь общее положение, оно намизвестно: все нынче ругмя ругают президентов, все утверждают, что ониплохие, но ведь лучше-то нет? - развел руками один из классиков, опять же Певцов, автор способа определения географической широты позвездам.
Тут-то Голубев и взорвался. Окончательно.
- Я ведь тоже могу спросить: вы-то в свое время где были? Когдаоткрывали науки - климатологию, почвоведение, прочие ведения? Когдаписали "Познание России" и "Полное географическое описание нашегоотечества" - где? Социализм-то не в ваши ли годы нарождался? Мы-томарксизм из рук не вашего ли поколения получили? Ну?! Где ваша объективность? Где ваша хваленая воспитанность? У вас ко мне десять вопросов, а я к вам сотню наберу!
Дальше - больше, дальше - больше Голубев распалился, вот уже стална классиков наступать, теснить их по левому борту катера, высказываяим все свои подозрения и упреки:
- Вы что явились-то? Не иначе с целью выяснить условия своего бессмертия? Дескать, нынешние поколения того гляди передохнут, я хочусказать - отдадут души Богу, а кто же нас будет помнить? Некому нас будет помнить! Это вас беспокоит? Вам хорошо было в свое время умирать -сегодня умрем, а завтра восстановимся в памяти потомков! А нам, потомкам,каково? Нам перспектива не маячит. Знаете, чем все это попахивает?Злостным эгоизмом это попахивает!
Кто-то из классиков, кажется Василий Васильевич Докучаев, попробовалбыло Голубеву сказать: "Я бы вас просил..." Голубев этого допустить не мог:
- Как будто в конце прошлого, в начале нынешнего века вас, уважаемые, никто не предупреждал? Как будто о грядущей катастрофе ПетрАркадьевич Столыпин ничего вам не говорил? Константин Леонтьев, философ, не вам ли внушал: России социализма не миновать, но это еще не всябеда, вся будет, когда она из социализма начнет выходить! Ну? Примолкли?В то время ушами хлопали, чистенькой географией занимались, а нынче -в прокуроры? Не выйдет! Владимира Ивановича Вернадского среди вас нетли? Он советской действительности хватил, он и об атомной энергии писал, он в советское же время и ноосферу придумал, может быть, он на все ваши вопросы лучше меня ответит? Поточнее?
Владимира Ивановича Вернадского на борту служебного катера неоказалось. Голубев снова присел на ящик, с которого вскочил в пылуполемики, и сказал:
- Примолкли? А я вас слушаю... Ну-ну?..
Ответа не последовало, а когда он глаза открыл, никого из классиковгеографии на катере уже не было: два матроса, два эксперта, старшина катераза рулем, Голубев на ящике из-под водки - вот и весь народ. Катер стоялна якоре, два матроса брали пробу, два эксперта на матросов смотрели. Тихобыло. Было очень тихо и очень мерзостно. "Господи! - думал Голубев. - Дочего же мерзостно! До чего я опустился, если с Воейковым не нашел общегоязыка! Если предал, если подставил великого Вернадского! Если не встал наколени перед Менделеевым, а Семенову-Тян-Шанскому не подал руки! Еслинахамил лично Пржевальскому! Откуда во мне такое хамство?! И зачем яплыву по реке Припять, заранее зная, что данные этой (сотой по счету?)экспертизы никому не нужны, ничего не изменят, только какому-то чиновнику помогут отчитаться в "проделанной работе"? Надо с этим делом кончать!Умереть надо, вот что, - догадался Голубев. - Умереть раз и навсегда, безовсяких там царств небесных, без перевоплощений души, так, чтобы и следане осталось!"
Не надо, не надо Голубеву перевоплощаться в душу счастливого человека,в душу слона или собаки. Человеческое население Земли возрастает чуть лине на миллиард за каждые десять лет, значит, и умирает людей в абсолютныхцифрах все больше и больше, значит, за собачьими душами огромная иблатная очередь, наверное, предварительная запись, он же, Голубев, за своюжизнь в очередях настоялся, назаписывался - хватит! И бесполезно: душа ниодного толкового животного не захочет в Голубеве поселиться, в себеголубевскую душу поселить, на этот счет у него было доказательство.
В комнате его жены Татьяны над ее кроватью висел фотопортретобезьяны орангутанг, кажется, был, большая голова и глаза умные, у людей таких глаз не бывает. А почему бы обезьяне быть глупой? Глупую, ее сразубы съел какой-нибудь леопард. К тому же она ведь не сделала ничего лишнего ни для себя, ни для природы, она готова жить в природе в бессчетныхпоколениях, а природа готова создать необходимые условия для существования всех ее поколений, нет у обезьян и ничего несделанного, это прекрасно. Несделанное присуще только человеку - даже в большей мере, чем сделанное и достигнутое. Зачем обезьяне такая обуза?
Голубев останавливался около фотопортрета над Татьяниной кроватью,смотрел, всматривался. Татьяна спрашивала:
- Очень красивая? Хочешь повесить у себя такой же? У меня естьпортрет не хуже.
Голубев отказывался - не надо! - но признавался:
- Кажется, что не люди должны воспитывать обезьян, а обезьяны людей. Пусть люди выступают в цирке и показывают обезьянам свою сообразительность.
Татьяна смеялась:
- Ну какой из тебя циркач?
Татьяне - что? Она экологом не была, природным человеком себя невоображала, растила Алешу с Аннушкой, и только! Татьяна в свое времяГолубева просила: давай заведем собачку? Голубев наотрез: не надо! Так и невырастил в своем доме ни таксы, ни сеттера, ни пуделя, ни дворняжки какой-нибудь, так что прав у него на собачье сердце правда что никаких, на собачью душу - тем более, не потому ли он, вместо того чтобы продуктивно контактировать с классиками географии, по-совковски разругался с ними?Вдрызг разругался! И возникла в нем пустота, которая возникает только изнеразрешимых противоречий, а еще из ненависти к самому себе: вот уждрянь так дрянь! Но ведь и классики тоже хороши - не смогли загнать егов угол, спустить со старикашки штаны и хорошо выпороть! Никто даже невозразил, не крикнул: "Замолчи, сопляк! Восьмидесятилетний!"
