Василий Авенариус - Отроческие годы Пушкина
— И в вас, Пушкин (что таить!), есть признаки гения, — заговорил опять Малиновский, — но успехи ваши, увы! Далеко "не превосходны". Знаете старую, но золотую пословицу: "Корень учения горек, да плоды его сладки"? А вы, вместо того чтобы углубиться в этот корень, гоняетесь за мыльным пузырем — поэзией.
Дружелюбно-грустный тон, которым были произнесены эти слова, а еще более, быть может, удрученный болезнью вид любимого директора произвели на Пушкина сильное впечатление. К тому же он и сам теперь, казалось, махнул рукой на поэзию. Он поник головой и не возразил ни слова. Зато молчаливый в иное время Дельвиг отшутился вместо него:
— Да ведь у поэзии-то, Василий Федорыч, и корень сладок!
— А плоды горьки! — подхватил собравшийся между тем с духом Гурьев. — Пушкин съел на днях такой гриб…
— От которого вы поперхнетесь! — резко оборвал его Малиновский. — Извольте-ка идти за мной.
И, захватив похищенные ведомости, он сдал шалуна на руки первому попавшемуся им в коридоре дядьке для заключения в карцер. Оттуда заключенник хотя и был дня через два выпущен, но только для того, чтобы уж навсегда покинуть стены лицея: согласно решению конференции, несмотря на заступничество Пилецкого, матери неисправимого школьника было предложено взять его из заведения "по домашним обстоятельствам". Кроме него самого, никто из лицеистов не пролил ни слезинки по случаю его внезапного ухода.
Что же касается Пушкина, то для него история с "Книгами Веды" должна была иметь, напротив, самые плодотворные последствия. В течение с лишком двух месяцев профессора не могли нахвалиться его усердием и блестящими ответами, за исключением, впрочем, профессора математики Карцова, наука которого по-прежнему не давалась Пушкину, так как без основательной первоначальной подготовки она, как здание, построенное на рыхлом песке, не имеет необходимой прочности.
Трудно сказать, на сколько времени хватило бы у него этого рвения, если бы оно не было разом охлаждено роковым событием, перевернувшим вверх дном весь быт лицейский: опасения, высказанные директором относительно недолговечности своей, 23 марта 1814 года, к несчастью, оправдались. Утром Василий Федорович через силу зашел в классы, а вечером его уже не стало.
Подобно своему здоровью и благополучию, мы до тех пор не знаем цены милым нам людям, пока их вдруг не лишимся. Ветренику Пушкину никогда и в голову не приходило давать какую-нибудь цену заботам о нем Малиновского, и только после знаменательного разговора по поводу "Книг Веды" в нем проснулось сознание этой заботливости. Теперь же, когда угас навсегда человек, в руках которого была вся его дальнейшая судьба, ему сдавалось, что солнце на небесах мгновенно потухло и весь мир охватила одна непроглядная тьма. За гробом он шел об руку со старшим сыном покойного, лицеистом Иваном Малиновским, который был ему теперь ближе всех других приятелей и друзей. Когда дорогой им обоим прах стали опускать в мерзлую землю, бедный сын истерически разрыдался: "О Боже, Боже! За что Ты так жестоко наказал меня!" Ноги у него подкосились, и он готов был, кажется, ринуться стремглав вслед за отцом. Но твердая рука удержала его — рука Куницына, стоявшего рядом с ним по другую сторону; убитый же дух его молодой профессор старался поднять и оживить словами разума и веры:
— Не забудьте, друг мой, что вы, как старший брат, теперь единственная опора вашей семьи. Утрата ваша безмерна, но роптать на Бога вам грешно: можете ли вы знать, для чего Он ниспослал вам это горькое испытание? Когда вы были еще малым ребенком, вы не понимали ведь всех требований вашего отца, но слепо повиновались ему, потому что верили, что он дурному вас не научит. Верьте же, что и Всевышний Отец наш недаром причинил вам эту глубокую скорбь, что так нужно было.
И рыдания безутешного сына понемногу утихли; улеглось и глухое отчаянье Пушкина, не пропустившего ни одного слова утешителя. Но энергия в нем была уже потрясена; уроки пошли с этих пор опять кое-как. Да и профессора, впрочем, относились теперь к своему делу как-то равнодушнее: бразды управления лицеем, выпав из мягких, но опытных рук покойного директора, вообще поослабли.
— Что-то будет? Кого дадут нам? — озабоченно толковали между собой и профессора, и лицеисты.
— Хуже будет! — вздыхал Пушкин. — Второго Василия Федорыча нам не найти!
Он был прав. Настала для лицея самая тяжелая, безотрадная пора — пора безначалия, «междуцарствия» (как называли ее впоследствии), продолжавшаяся без малого два года. Благодаря ненормальным условиям этого «междуцарствия», отроки-лицеисты преждевременно созрели, обратились в юношей-скороспелок; но зато и цвет молодой Музы нашего будущего великого поэта распустился ранее и пышнее, чем то было бы при обыкновенных условиях.
Этому второму, юношескому периоду лицейской жизни Пушкина мы посвятили отдельную повесть.
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые — в журнале «Родник». 1885. № 7-11; отд. изд. — СПб., 1885.
С. 22. Мой дядюшка-поэт… — строка послания дана в ранней редакции (ср. с. 542).
…Александр Иванович Тургенев (1784–1845) — историк, прозаик, критик; друг Жуковского. Занимал высокие служебные посты камергера, директора департамента духовных дел. Брат декабриста Н. И. Тургенева (1889–1871), уехавшего в 1824 г. за границу и приговоренного заочно к смертной казни.
С. 26. … наш друг-поэт и министр Иван Игнатович… — В. Л. Пушкин (1766–1830) умышленно или ошибочно называет Иваном Игнатовичем известного поэта и государственного деятеля Ивана Ивановича Дмитриева (1760–1837), назначенного Александром I в 1810 г. членом Государственного совета и министром юстиции.
С. 27. Шишков… укорял меня в там, что Париж я знаю будто бы только по закоулкам… — Здесь фигурирует типичный эпизод из полемики начала века между «шишковистами» и «карамзинистами». Александр Семенович Шишков (1754–1841) — поэт, драматург, критик, государственный деятель. Служил во флоте (адмирал). Был статс-секретарем Александра I, членом Государственного совета, министром просвещения (в 1824–1828 гг.), президентом Академии наук (с 1813 г.). Был в числе основателей литературного общества "Беседа любителей русского слова" (1811–1816), стоявшего на позициях классицизма. Выступал против реформы русского языка, проводившейся сторонниками H. M. Карамзина, которые объединились для борьбы с «шишковистами» в кружок «Арзамас» (1815–1818). «Арзамасцем» стал и А С. Пушкин, как и другие, получивший здесь прозвище Сверчок. Шишков в своей статье "Присовокупление к Рассуждению о красноречии Священного Писания" (1811) написал о В. Л. Пушкине-"карамзинисте" следующее: "Сии судьи и стихотворцы в посланиях своих взывают к Вергилиям, Гомерам, Софоклам, Еврипидам, Горациям, Ювеналам, Саллустиям, Фукидидам, затвердя имена их и, что удивительнее, научась благочестию в «Кандиде» и благонравию и знаниям в парижских переулках, с поврежденным сердцем и помраченным умом вопиют против невежества и, обращаясь к теням великих людей, толкуют о науках и просвещении". У В. Л. Пушкина был резон возмутиться упреком Шишкова. В 1803–1804 гг. поэт совершил интересное, много ему давшее путешествие за границу. В Париже он общался с лучшими поэтами того времени Сен-Пьером, Делилем, Фонтаном; у знаменитого актера Тальони (1777–1871) брал уроки декламации. В парижском журнале опубликовал свои переводы четырех русских народных песен. Кроме того, из путешествия, как отмечали его друзья, он привез не только модный фрак и модную прическу, но и превосходно подобранную библиотеку латинских, французских и английских авторов, которой успел попользоваться и его юный любознательный племянник (библиотека сгорела в 1812 г. во время пожара Москвы).
Далее в повести цитируется послание "К Д. В. Дашкову". Дмитрий Васильевич Дашков (1789–1839) — один из самых активных «карамзинистов»; был в числе основателей (вместе с Жуковским и Д. Н. Блудовым) кружка «Арзамас» (здесь его прозвище было Чу). Автор критико-полемических статей, направленных против Шишкова и других сторонников консервативно-архаического взгляда на развитие и расширение лексико-стилистических возможностей языка и литературы. Несмотря на заикание, Дашков был превосходным оратором, остроумным полемистом.
С. 28. …помните, у Фонвизина… — Цитируется популярное в XVIII в. стихотворение знаменитого создателя «Недоросля» Д. И. Фонвизина "Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке", за которое, как пишет автор, "у многих прослыл я безбожником".
…знаменитая комедия" L'Escamoteur" ("Похититель") — не дошедшая до нас пьеса А С. Пушкина (сохранился лишь стихотворный фрагмент из нее), написанная на французском языке до поступления в лицей. О. С. Павлищева о детских увлечениях брата сочинительством вспоминает: "…Любимым его упражнением сначала было импровизировать маленькие комедии и самому разыгрывать их перед сестрою, которая в этом случае составляла всю публику и произносила свой суд. Однажды как-то она освистала его пьеску «Escamoteur». Он не обиделся и сам на себя написал эпиграмму:
