KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Асар Эппель - Травяная улица (рассказы)

Асар Эппель - Травяная улица (рассказы)

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Асар Эппель, "Травяная улица (рассказы)" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Эти мальчик и девочка - брат и сестра. Сестра - подросток, а мальчик мальчик. Ольга Семеновна их подкармливает, но приходят они не только за этим - мол, сходим и поедим шоколаду или колбасы американской. Они приходят, вероятно, и потому, что встречают здесь заботу и любовь, хотя собственная мама в этом им тоже не отказывает, но в гостях же всегда лучше.

Девочку привлекают, кажется, и тайны здешней взрослой жизни; девочка через года полтора станет совсем девушкой, и даже переписывается уже с фронтом, и даже получила письмо от отделенного Гарика Дука, правда, вскоре Гарик писать перестал. Наверно, погиб, но это трудно представимо.

Иногда Ольга Семеновна в стороне от братишки что-то объясняет девочке. Девочка краснеет, но слушает внимательно, и сама, опустив глаза, что-то бормочет. Она очень злая и нравная эта девочка, и с матерью не станет говорить, о чем секретничает, чтобы брат не услыхал, с Ольгой Семеновной.

Еще она с интересом разглядывает всякое женское белье, приносимое в стирку, и смеется с Ольгой Семеновной над старинными панталонами старухи Балиной, в которых специальная прореха между штанин. Такой раньше был фасон!

Так они и ходят, так и заходят. И, возможно, это инстинкт самосохранения, а возможно, инстинкт жизни, ради которого дочиста съедают картошку с тушенкой и девочка и мальчик, ради которого девочка изучает всякие застежки и тесемки взрослых женщин, ради которого спят в приюте и проснутся, чтобы грызть на час против нашего недоваренное по монгольскому правилу мясо, девочки, ради которого, выпив с Василием по рюмке водки "Тархун", как бы забывает о своих далеких детях Ольга Семеновна, и ради которого сам младший лейтенант Василий Иванов сын Суворов, бывший оголец из города Кеми, приноравливается к травяной улице.

- Ольга!

- Да...

- Ольга! Как я люблю глубину твоих ласковых глаз! - красиво шепчет Вася красивые слова песни в полуздоровое ухо Ольги Семеновны, а это можно сделать, только когда лежишь у стенки.

- Мирый!

- Как я хочу к им прижаться сейчас! Гу-ба-ми!

- Пожаруста, мирый рейтенант мой...

- Не лейтенант пока, Ольгуня. Но ништяк! Будем лейтенантами! Слышь, Ольга, ты честно за наркомом была?

- Вы же знаете...

- Забожись.

- Я же паспорт даже...

- Хрен там в твоем паспорте прочитаешь! Он же не русский! Ла-а-адно, поверим. Ну ты, видно, мужиков поперекидывала через ногу, пока до наркома достигла! Со сколькерыми ложилась-то? С восемью ложилась?

- Васирий! Я же вам сторько раз...

- А целовалася со сколькерыми? Апя-я-ять плачешь! Сама врет и сама плачет...

А если они выпьют по две рюмки зеленого "Тархуна", то Вася к стенке не ложится, чтобы с руки было налить по новой. Тут, имея над подушкой глухое ухо Ольги Семеновны, он, бывает, и позабавляется.

- Эх, Ольга! - шепчет он задушевно. - Ну, Ольга! Ну буфера у тебя и здоровые!

А она, уловив в глазах его что-то ласковое, полуугадав отдельные слова, отвечает:

- Вот и неправда - средние у меня граза и горубые!

И счастливо смеется.

Вообще-то она часто и весело смеется. А плачет редко.

Правда, ей делается грустно, когда Вася уезжает по своим интендантским делам, на прощанье сурово декламируя: "Верю в тебя, дорогую подругу мою!" или "Жди, когда наводят грусть желтые дожди!", однако грусть ее - просто грусть - не тоска, но об этом уже сказано, и вообще она очень хорошая женщина.

Сойдясь с такой хорошей женщиной и узнав, что ее мужик был наркомом и штефкал в Кремле с Калининым, и она там с ими была, Вася сперва растерялся и долго не попадал в тон. В тон он так и не попал (и не попадет!), зато к своему хозяйничанью в ее жизни привык, но очень гоношился.

Это понятно. Юркий дурной и наивный молодой мужичок из пригорода Кеми, он в армии закомандовал, попал в Москву, стал мотаться по каким-то базам, на кого-то кричать, чего-то добывать, за что его забывали похвалить, чего-то не добывать, за что на него топали ногами здоровенные мужики из дивизии; так что оставалось отыгрываться или на шофере Лукоянове, или на безымянном солдате, которого Вася просто называл челдоном, и уж, конечно, на Ольге Семеновне, привязавшейся к дурацким его глазам, хотя был он слободским похабником, грубым и паскудным, каким и должен быть кемский оболдуй.

Единственный, к кому младший лейтенант по-свойски шился, был мальчик. У Васи просто в одном месте еще играла молодость. А всё потому, что сам он не только не доиграл в детстве, но и не мог доиграть в детстве в кемской своей слободе, как бы удачно оно, детство, там ни складывалось. А оно там вообще никак не складывалось, будучи зря потраченным временем, когда бьют тебя по золотушным ушам и больше ничего.

Никто же в Кеми не мог сложить из газеты мячик, никто не знал разных карточных фокусов, и стандартный репертуар городского мальчишки был для младшего лейтенанта потрясением, так что он экстерном проживал - теперь с явной пользой - детство во второй раз, тем более что мальчик, репертуар которого был очень нестандартным, старался заслужить благосклонность военного, а знал он немало всякого, да и школьные науки располагали кунсткамерным набором диковин: потрет, скажем, мальчик о Васину расческу Васиной суконкой, и расческа притягивает мелкие бумажки, а Вася разинув рот глядит. Рот разевается шире, когда по столу, возбуждаемая магнитом, елозит или, вздымаясь на собственной нитке вверх, тянется к тому же магниту, как пес на привязи, иголка, а Вася ажник взвизгивает, если не слушает в телефон, сделанный из двух консервных банок и опять же нитки, закрепленной в продырявленных донышках этих банок спичками, разные мальчиковы приговорки, на которые Василий, скажем из кухни, расторопно отвечает.

- Товарищ младший лейтенант!

- А?

- Ворона кума!

- Брунет! - Вася иногда называет мальчика "брунетом".

- Чего?

- Села баба на чело!

И тому подобное.

А на улице, между прочим, май месяц и солнечное утро, и мальчик с девочкой пришли, не ожидая застать Василия Ивановича, а он стоит возле трельяжа и чистит вымытые уши. Он в галифе, босиком и в одной майке. Девочка обычно старается не сталкиваться с Васей, тем более когда он босиком и в майке, тем более что с ней он всегда разговаривает мало, а один раз - или она слышала, или ей показалось, как младший лейтенант сказал другому военному: "Вы, товарищ капитан, маленько погодите, она хотя и сисястая, но еще пацанка!" - так что девочка скрывается на кухню к тете Оле, а мальчик остается, хотя младший лейтенант пока что дочищает уши.

Делает Вася это, скручивая уголки вафельного полотенца в тугие цилиндрики и вращая эти цилиндрики в ушных дырках. Когда он цилиндрики вытаскивает, они полураскручиваются, и ушная нечистота выглядит на белом, как коричневый солидол. Мальчика гигиенические Васины приемы не поражают, ибо на травяных улицах население очищает уши точно так же.

- У меня наган немецкий скоро будет. С отравленными патронами! говорит Вася и морщится, потому что резко завел полотенечную закрутку, больно ткнув ею в ушное устройство. - И маузер выдадут в деревянной кобуре. Я уж из маузера три раза стрелял!

- Мы тоже из кой-чего стреляем! - говорит мальчик. - Из патронов, из стрелялок...

- Дак ведь звуку нету! Не бахает!

- А это видали? - И мальчик достает из кармана соединенные дратвой ключ и гвоздь. На ключе дратва привязана к кольцу, а гвоздь подвязан под шляпку.

- Как же оно бахнет? - И дурацкие Васины глаза наполняются обдумыванием, а мальчик достает спички в синем бумажном кубике, дело, между прочим, тогда не дефицитное - дефицитными были чиркалки, и спички зажигать было не обо что; правда, мальчик умел зажигать об оконное стекло, но о школьный подоконник научиться не мог никак, хотя почти у всех выходило. Не удавалось остаться одному в классе и потренироваться, а больше нигде подоконников из мраморной крошки не было.

Так вот - достает мальчик спички, достает затем в потертой на сгибах голубой бумажке бритовку "Стандарт" от самобройки (морфология по слову "броешься"), разворачивает ее и на снятую обертку начинает срезать серу со спичек, стараясь не прихватить древесину. Младший лейтенант, имея в руках полотенце с полураскрученными гнедыми уголками, очень внимательно следит за его действиями.

Срезанную с четырех спичек серу мальчик ссыпает в полый стержень ключа и туда же вставляет гвоздь. Можно заметить, что острие гвоздя старательно закруглено и зашлифовано, но не идеально - вероятно, доскональная шлифовка, как и бутылочное усилие, мальчику тоже не удается.

Вставляет он, значит, в дырочку плотно вошедший гвоздь, берется за середину дратвы, на концах которой в виде удлиненной конструкции повисли ключ с гвоздем, говорит младшему лейтенанту "отойдите", и тот сразу же отходит подальше, а мальчик, слегка размахнувшись, ударяет шляпкой гвоздя о торец открытой из кухни двери. Раздается громкий хлопок пистонного типа, ключ с гвоздем, разъединившись, качаются по концам дратвы, из отверстия же ключа истекает дымок.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*