Лев Овалов - История одной судьбы
Она была простой человек, тетя Дуся, простой, но умный, знала: уважение людей в темноте да украдкою не найдешь.
Сам Семен Евграфович Жуков, председатель райисполкома, повез Анну по городу. Как ни разросся город, а жилья не хватало.
Теперь Анна поселилась недалеко от райкома. Две комнаты, кухня, прихожая.
- Это временно, Анна Андреевна, - утешил ее Жуков. - Будем подыскивать.
- Зачем? - возразила Анна. - Обойдемся.
- Тесно, - не соглашался Жуков. - Трое детей, муж, свекровь...
- Не трое, а двое. Третья в Пронске. Я человек неизбалованный.
Жуков хитренько на нее поглядел.
- Там будет видно...
Алексея не столько занимала квартира, сколько его будущая работа.
- На маслозаводе свободно место бухгалтера, - сказала Анна. - Иван Степанович предлагает его тебе. Я бы на твоем месте взяла.
- Ты берешь все, что ни предложат...
Алексей поворчал, потом пошел с Анной обедать, потребовал "сто грамм", повторил, смягчился, остался ночевать в городе и на другой день поехал с женой в "Рассвет" в спокойном и даже благодушном настроении.
Надежде Никоновне сказали, что надо собираться.
- А корову есть куда ставить? - осведомилась свекровь.
Алексей задумался. Про корову-то он и забыл! Но Анна, оказывается, отлично о ней помнила.
- Коровы не будет, - сказала она. - Все.
- То есть как не будет? - всполошилась свекровь. - Без коровы я не поеду!
- Не будет, - повторила Анна, глядя на мужа. - Это надо только представить! Новоизбранный секретарь перебирается в город и ведет за собой на веревке корову.
- Аня права, - сказал Алексей. - Нельзя с коровой.
- Все равно не отдам! - закричала Надежда Никоновна. - О детях нужно думать, а не о людях. Корова моя, я беру!
- Корова куплена на мои деньги, - медленно произнесла Анна, - и корова останется в колхозе.
- Вы не правы, мама, - сказал Алексей. - Конечно, вам будет скучно, но корову придется продать.
- Не продать, а отдать, - поправила Анна.
- Как - отдать?
- Очень просто. Бесплатно отдать колхозу.
- С какой стати?
Анна глядела как бы сквозь мужа. Она так стиснула губы, что они побелели, и Алексей только в этот момент понял, какая она упрямая Не жена, а какой-то дьявол Разве такая будет уважать мужа?..
Ему на помощь пришла Надежда Никоновна.
- Тебе и так сделали скидку! - крикнула она Анне. - Других берут с коровой, с избой! А тебя с каким приданым взяли? С девкой, да еще неизвестно чьей!
Анна точно окаменела. Она медленно пошла к двери. Алексей подумал, что она насовсем уходит. У него вдруг перехватило дыхание. Он не хотел ее терять Она нравилась ему теперь гораздо меньше, чем тогда, когда он женился, но он уже привык жить с ней, жить с ней ему было легче.
- Заткнись! - прикрикнул он на мать. - Не ты покупала...
Анна остановилась на пороге, посмотрела на мужа, на свекровь.
- Вот вам бог, а вот порог, - негромко, но очень отчетливо и удивительно спокойно сказала она. - Хотите жить по-своему, можете уходить.
Она вышла в кухню. Притихшие и нахохлившиеся, как воробьи, сидели у печки дети.
- Ниночка, - вполголоса обратилась она к дочери. - Сбегай, умница, за Василием Кузьмичом...
Ниночка вернулась вместе с Поспеловым. Он пришел встревоженный, нарочито спокойный, должно быть, Ниночка сказала что-то о ссоре Но в доме было тихо. Поспелов вопросительно посмотрел на Анну.
- Пройдемте в кухню, - пригласила она.
Свекровь сидела у стола, опустив голову. Алексей стоял у окна.
- Вот какое дело, Василий Кузьмич, - стараясь говорить как можно бодрей, обратилась к нему Анна. - Мы тут обсудили между собой и решили отдать Машку. Она еще добрая корова, послужит колхозу. Это наш, так сказать, подарок колхозу. За все доброе. Пришлите кого-нибудь сейчас с фермы, пусть заберут.
XXXVI
Сперва Анне показалось, что ее работа в райкоме мало чем отличается от работы в отделе сельского хозяйства. Те же бумажки, те же заседания, то же сидение в канцелярии Но постепенно она начала улавливать разницу.
Для Анны ее новая деятельность была как бы скачком от арифметики к алгебре. До сих пор она оперировала простыми числами, и решение всех задач определялось элементарными правилами арифметики, теперь ей приходилось решать уравнения, иногда весьма сложные уравнения, приходилось извлекать корни и находить многие неизвестные.
Когда Анна училась в школе, алгебра при первом знакомстве поразила ее своей отвлеченностью, лишь постепенно она постигла конкретный характер ее обобщений. Так было и с партийной работой. Было множество частных случаев, они стекались в райком отовсюду, принималось множество частных и совершенно конкретных решений, но каждое частное решение было в то же время и обобщением, каждое решение, чего бы оно ни касалось, становилось одновременно формулой, дававшей направление последующим решениям. Но если математики имеют дело с числами и цифрами, партийные работники соприкасаются с реальными событиями и живыми людьми.
На этот раз Анна нелегко обживалась в Суроже. С первых же дней на нее легла громадная ответственность - она ее сразу ощутила, а знаний, опыта, умения разбираться в обстановке было еще недостаточно Иногда она ловила себя на том, что смотрит Тарабрину в рот, как делают это ученики, чающие от учителя истины.
Двоякое впечатление производил на нее Тарабрин С одной стороны, опытный работник, умеющий принимать решения и разбираться в людях. С другой стороны, с каждым днем ей юсе заметнее в нем какое-то окостенение В районе он работал давно, к нему все привыкли, и он ко всем привык и, главное, привык быть для всех непререкаемым авторитетом. Он был умен, это было несомненно, но, к сожалению, сам-то он думал, что его окружают разве что только не дураки.
Бюро райкома состояло из очень разных людей, был здесь и председатель райисполкома Жуков, казавшийся Анне добродушным и весьма покладистым человеком, и директор леспромхоза Ванюшин, как говорили, "самый богатый человек в районе", державшийся несколько особняком - леспромхоз был в районе наиболее рентабельным предприятием, подчиненным непосредственно области, и редактор газеты Добровольский, молчаливый, не в пример большинству журналистов, и, кажется, очень добрый человек, и третий секретарь Щетинин, сочетавший в себе прилежание и суетливость...
Все они казались неплохими людьми, со всеми можно было работать, но Анне претило, что все они слишком послушны Тарабрину. Во всяком случае, никто не пытался спорить с Тарабриным, если даже держался, как замечала иногда Анна, иного мнения.
Но хотя Анна осуждала в других эту черту, сама она тоже не решалась спорить с Тарабриным, чувствовала себя еще ученицей, только присматривалась к делам.
Как часто Анна чувствовала теперь, что ей не хватает ума, знаний. Многое надо было понять, и она принялась искать, кто бы мог объяснить ей происходящее. Она обратилась к Ленину. Это был родник, к которому она стала приникать все чаще. Раньше она читала его по обязанности. В техникуме. Перед вступлением в партию Теперь она обращалась к нему с интересом человека, ищущего правильного решения, и с каждым днем интерес этот усиливался Должно быть, для того чтобы понимать Ленина, нужно приобрести какой-то собственный опыт. Опыт жизни. Теперь она жила, читая Ленина, и именно Ленин, Анна отчетливо это понимала, во многом помогал разбираться ей в обстановке, и работать, и жить.
Весной между Тарабриным и Анной произошло первое столкновение. Полгода Анна ни в чем не осмеливалась ему перечить. Разумеется, он не говорил ничего такого, что шло бы вразрез с ее убеждениями. Все было разумно, правильно. Тарабрин, как и все, впрочем, работники райкома, стремился к успеху, не к личному успеху, разумеется, а к успеху района.
Он собирался на пленум обкома. Укладывал в папку материалы.
- Нашли время, - ворчал он. - Сев на носу, а тут пленум. Надо по колхозам ехать, а нас в Пронск. Очередная накачка. Разве может обком без накачки...
Перед ним сидели Анна и Щетинин. Тарабрин собирался и давал последние наставления.
- Анна Андреевна, медлить больше нельзя Все внимание севу. Возьмите под свой личный контроль. Звоните мне в Пронск по телефону. Каждый вечер передавайте сводочку. Меня не будет дня три-четыре. Было бы хорошо, если бы я перед возвращением мог доложить Петру Кузьмичу наши показатели. Контролируйте вспашку. Впрочем, вас не учить, вы агроном... - Он повернулся к Щетинину: - А вы, Павел Григорьевич, помогайте Анне Андреевне. Она человек новый. Это первый ее сев. Следите за сводками. Чтобы наглядная агитация не отставала. Передовики. Пусть Добровольский в газете...
Обычные указания! Щетинин к ним привык, они только для Анны звучали боевым призывом.
Тарабрин уехал. Щетинин пришел к Анне.
- Анна Андреевна, я в вашем распоряжении. - Он протянул ей бумажку. - Я тут набросал список. Всех, кого следует послать по колхозам. Почти все члены бюро, прокурор, из райисполкома. Обыкновенно Иван Степанович собирал всех перед отъездом, давал, так сказать.
