Юрий Домбровский - Державин
Однако азартный, упорный, деловитый и вовсе не глупый, он сейчас же задумал новое дело - поймать самозванца.
Когда он говорил о своем плане друзьям, то по его складным, гладким речам все выходило замечательно.
Приехать, подговорить несколько человек, устроить ложную тревогу, потом завести самозванца в царские войска и выдать его с головой.
Энергичный, пытливый, немногословный (это-то и было всего удивительнее), он так горячо ратовал за свою мысль, такими красками разрисовывал выгоды своего предприятия, так клялся и божился, что совершенно сбил с толку даже Серебрякова. Случилось так, что пронырливый и вороватый Серебряков поверил ему, так же как месяц тому назад ему поверили хозяева болеющей скотины. Правда, он поверил ему только на минуту, вернее на то время, когда Дюпин рассказывал свой план: отойдя от него, он сейчас же махнул рукой и сказал Герасимову:
- Мужик дельный, а черт его знает, что в башке у него завелось.
Но если не самая идея, то ее общая направленность не прошла даром. Его мысль стала работать в этом направлении.
Поймать Пугачева - вот чем можно заинтересовать сейчас гражданских и воинских начальников края: они все - и глупые, и умные, энергичные и бездеятельные, - все клюнут на эту приманку.
Какая огромная армия наемных убийц, отравителей, лазутчиков направляется каждый месяц в лагерь Пугачева! Сколько денег тратится на подкупы!
Поймать Пугачева!
На этой мысли делали карьеру, и не было ни одного губернатора, военачальника или просто мелкого судейского чиновника, который так или иначе не действовал, не думал, не мечтал об этом.
Решил действовать и Серебряков.
Когда Максимов сообщил ему о пребывании Державина в Казани, он немедленно собрался и поехал. Особых надежд на успех он не возлагал, однако неожиданно ему повезло. В Казани клюнуло, теперь дело было только за Дюпиным.
VIII
Всю дорогу Дюпин молчал и думал. Только у самого скита он несколько оправился, пригладил волосы, перепоясался, одернул полушубок, привязал лошадь к дереву, пошел по знакомой тропинке, важный, молчаливый, сосредоточенный.
В лесу было тихо. Только тяжелый снег лежал ноздреватыми сугробами, и из него торчали вывернутые корни, какие-то коряги, и кое-где виднелась желтая, вязкая земля.
Около самой избушки снег лежал завалом, и к двери вела узкая, аккуратно протоптанная тропинка.
Дюпин перекрестил лоб и несколько раз осторожно стукнул в дверь.
- Аминь, - раздался из-за двери глухой, скрипучий голос.
Дюпин вошел.
Старец, стоя около печки, вынимал из нее горшок, покрытый тарелкой, густо примазанной тестом. Увидев Дюпина, он бросил на него искоса быстрый, внимательный взгляд и продолжал возиться около печки.
Дюпин молча сел на лавку. Так он мог просидеть, не шелохнувшись, целый день.
- С чем бог принес? - спросил наконец старик, не выдержав молчания. Дюпин откашлялся.
- Чать, сами знаете, - сказал он несмело.
Старик ничего не ответил. Нахмурив белые лохматые брови, он поставил горшок на загнеток и, взяв нож, стал аккуратно скалывать растрескавшееся тесто.
- Все по тому делу? - спросил он через несколько минут.
- По тому.
- Так, - старик несколько минут безмолвно работал ножом. - А что ж, начальство приехало? - спросил он, отрывая тарелку. Из горшка пошел густой, пахучий пар.
- Приехало, - ответил Дюпин.
- А Серебряков тоже?
- И Серебряков, отец.
Старец, держа в одной руке тарелку, посмотрел в дымящееся нутро горшка.
- А как начальника зовут? - спросил он, осторожно отставляя горшок.
- Господин подпоручик Державин.
- Так, так, - сказал старец, его маленькие хитрые глаза быстро обшарили фигуру Дюпина.
- О чем же он говорит?
- Разное, отец, говорит. Говорит - Пугачева убить надо.
- Убить-то убить, это они все говорят. А как убить надо - не говорит?
- Говорит, отец.
Старец подошел к лавке и сел рядом с гостем.
- Так, значит, надо ехать? - спросил он.
- Надо, отец.
Старец подумал с минуту.
- Ну, что ж, поедем, - сказал он. - Вот я лошадь свою покормлю, избу закроем и поедем. Несколько минут они сидели молча.
- А как же твой начальник предлагает Пугачева убить?
Дюпин рассказал.
Старец Иов слушал, не перебивая.
- Хорош жук, - сказал он, когда дошел Дюпин до того, как Державин предлагает извести Пугачева. - Этот толк понимает, хотя, - перебил он сам себя, - они только этим делом и знают заниматься.
Несколько минут опять молчали.
- Деньги сулит? - спросил наконец старец Иов.
- Сулит, отец, - сказал Дюпин.
- Много сулит?
- Много, отец.
- Так, так. Молодой, да ранний. Ну что ж, поедем, посмотрим, что за Пугачев и как его брать нужно.
Весь следующий день провели в сборах. Старец съездил в ближайшую деревню и привез оттуда какого-то внука, румяного парня, подстриженного в скобку, с такими же быстрыми, как у старца, глазами. Он целый день водил его по горнице, сенцам, чуланам. Поднимал крышки каких-то горшков, разрывал какое-то тряпье, объяснял, где что лежит и что нужно сделать, чтоб хозяйство шло прежним порядком.
У Дюпина разгорелись глаза, когда старик раскрывал кладовые, полные снеди, вынимал сундуки из-под нар, поставцы с полок.
Видимо, старец Иов думал ехать надолго.
С Дюпиным он не говорил вовсе. Только к концу второго дня, когда уже улеглись спать, он вдруг спросил Дюпина:
- А скажи - ты дюже жадный?
Дюпин смолчал. Старик покачал головой.
- Вижу, жаден, глаз у тебя нехороший, озорной. Ах, как нехорошо. Погубит тебя жадность. Уж гладили тебя раз ребята, чуть живого оставили, и опять берешься не за свое дело. Из тебя такой же воин, как и коровий лекарь. Сидел бы лучше дома да богу молился. А то, чать, кроме "отче наш" и никаких молитв не знаешь.
Утром третьего дня они выехали из скита.
До тридцатой версты старца провожал тот самый молодой парень, которому он оставил свое хозяйство.
- Ты понимаешь, Павел, - говорил старец, - как будут какие известия, так сразу и твори, как я тебе наказывал. Никого не бойся, сие дело из всех дел важнейшее. Понял?
Парень качал головой.
Потом опять ехали молча.
Старец сидел в телеге, правил лошадьми, вздыхал и крестился. Уже около самого села он посмотрел на Дюпина и еще раз покачал головой.
- Зря ты не в свое дело суешься, - сказал он. - Ах, как зря. Ну, пусть бы Серебряков с Герасимовым ехали, да головы позакладывали, они молодые, воины. А тебе что - жизнь надоела?
- Ничего, отец.
- Ничего! - прикрикнул старик. - То-то ничего! Я не тебя, дурака, жалею, а твою семью. У тебя изба полна ребят, а ты вон за какие судные дела берешься.
В этот день старец переночевал у Серебрякова и к Державину не пошел.
О деле они не говорили.
IX
На другой день и произошел первый разговор Державина со старцем Иовом. Когда Дюпин обещал привезти ему раскольничьего пустосвята, он представлял себе кряжистого широкоплечего старика, с длинной зеленоватой бородой, косматыми ноздрями и быстрыми юркими глазами. Таких старцев он встречал среди раскольников без счета, с таким он и готовился к разговору.
Но Дюпин неожиданно вернулся с худеньким старичком, очень аккуратно одетым, живым и голосистым. Войдя в горницу, он моментально обшарил глазами ее стены, задержался на висящем оружии, украдкой заглянул даже за ширмы и только потом, как будто только что заметив Державина, почтительно и вместе с тем развязно, кивнул ему головой.
- Желаю здравствовать, ваше благородие, многие лета, - сказал старец и даже голову склонил набок.
- Здравствуй, - сказал Державин, не сводя глаз со старика. - Ты, значит, и есть старец Иов?
- Раб божий Иов, так зовут меня добрые люди. Державин взглянул на Дюпина.
- Ну что ж, разговаривать будем? - спросил он.
И Дюпин кивнул ему головой, и опять все трое замолчали, разглядывая друг друга.
Державин заметил про себя ту необыкновенную легкость, с которой старик вставал, ходил, садился на табуретку. Казалось, он ни одну минуту не мог пробыть неподвижно. Так и сейчас, только он сел на лавку, как его пальцы быстро забегали по краю стола, приподнимая и ощупывая какие-то обрывки бумаги, мелкий сор, сломанные и погнутые гусиные перья.
- Так вот какое дело, отец, - сказал Державин. - Надо пробраться в пугачевское становище и все там по порядку узнать.
- Это дело мне понятное, - сказал старец.
- Будут вам на дорогу деньги даны...
- Без денег там ничего не сделаешь, - сказал старец. - Такое дело деньги требует, чтобы у людей совесть, страх и разум откупить.
- Приехать вам надлежит в станицу Берды и там распустить о себе такие слухи... - он мельком, но значительно поглядел на старца, - такие слухи, что вы приехали от старца Филарета, коий его, вора Емельку, однажды на царство благословил. Понятно?
Старик мотнул головой.
- Ну, а мне непонятно, как вы там управитесь, что скажете, каким путем пойдете.
