Любовь Миронихина - Анюта
- Я еще от прошлого базара не отошла, а ты меня снова гонишь, - стонала Настя. - Если и пойдем, то через месяц, не раньше.
Анюта услышала и запечалилась.
Настя не удержалась, тут же рассказала куме, с кем беседует ее дочка ночью во дворе. Кума задумалась:
- Вот я как будто в своем уме, никуда с него не трогалась. Но каждый день хожу по своему двору, топчу это место и никогда не вспоминаю, что там стоял наш дом. От горя у меня всю душу выжгло, стала я беспамятная, равнодушная, ничего мне не радостно, не интересно. И покойников своих родных реже вспоминаю, а они ко мне не ходят, никогда не снятся. Как бы хотелось их увидеть, хоть во сне. А она, видишь, дурочка, а все помнит. Тогда спрашивается: на что он нужен - наш ум?
Настя посмеялась над такими ее рассуждениями. Потом они обнялись и поплакали. А наутро хватились Анюты - нет ее. Только что была на глазах, напрянулась, вышла - и исчезла. Кинулись туда, сюда... Старухи у колодца видели:
- Только что прошествовала по дороге ваша Нюрка, да бодро так шагала, словно за делом.
Это она в Гобики пошла, сразу догадалась Настя. Стали с нетерпением поджидать ее обратно. Вернулась. Довольная, улыбается, села ужинать.
- Ну что, сбегала? - с обидой говорила мать. - Ты хотя бы предупредила, а то украдьми ушла. Рассказывай, чего видела, кого встретила по дороге.
Анюта с удовольствием им рассказала, кого встретила, на базаре не была, а простояла на вокзале, глядела на поезда, прошло два пассажирских; а как замерзла, побежала обратно.
Прожив спокойно дня три, на четвертый Анюта снова исчезла. Так началась для нее новая жизнь, часть которой, лучшая часть, проходила в дороге. Она освоила много новых дорог и проселков. Осталась ли хоть одна дорога или тропинка в округе, не исхоженная, не измеренная ее ногами?
Бегала она в Мокрое, а от Мокрого на хутор к Домне и дальше, до Починка. Бегала она через Голодаевку и Прилепы в далекое и загадочное Красноселье, в котором ни мать, ни Настя никогда не бывали, не пришлось. А когда пустили автобус до районного поселка, она целую неделю, день в день, ездила туда. И как полюбилось Анюте кататься на автобусе! Но недолго мамка давала деньги на билеты. И крестная ворчала:
- Ишь прокатичица! Так можно все прокатать, и на керосин не останется.
Анюта погоревала день-другой, а наутро встала - и пошла пешком. Не испугалась, что далеко, двадцать километров. И не пожалела. Эта дорога совсем не походила на проселки, ведущие в Гобики, Мокрое и Красноселье. На проселках, бывало, за весь день не встретишь ни души, не говоря уж о машине. А на этой большой дороге то и дело Анюту подбирали то подводы, то грузовики. А что народушку по ней ходило, знакомого и незнакомого! И все ей кланялись, и она кланялась и здоровалась в ответ.
Нравилось ей, что за спиной то и дело оставались большие и малые деревни и деревушки. А сразу за Липками она вступала в дремучий сосновый бор, вольно реяли над головой кроны громадных сосен, мрачно обступающих дорогу со всех сторон. В непогоду и вечером здесь было темно, как в полночь, и становилось немного не по себе. Но вскоре дорога снова вырывалась на волю и до самого поселка петляла среди простора полей, лугов и редких перелесков.
Анюта шагала-шагала, ни о чем не думая, и вскоре теряла саму себя, свое бренное тело. Оставалась только блуждающая по дорогам неприкаянная душа. За это она и любила дороги.
Спрашивали у доктора: что же с ней делать, может, запирать, чтоб не уходила бродить? Но доктор сказал, пускай бегает, в дороге она обретает гармонию.
- Что-то она в дороге находит? - недоверчиво переспросила Настя.
- Покой, покой находит, - объяснил им крестный.
И так понравилось ему это слово, что он, лежа на печке, долго думал, а потом вслух порассуждал со своими бабами о том, что самые гармоничные твари на земле не люди, а животные, коровы например. Но и они от бескормицы и мучений превращаются по весне в жалких, задерганных кляч.
Так и Анютка наша: в тесной хатке и на ферме, среди крикливых доярок, быстро разрушается ее гармония, больше двух-трех дней такой жизни она не выдерживает. И вот уже проклюнулась беспокойная тоска и растет, растет и гонит ее из дома бродить по дорогам...
Быстро приметили Анюту не только в ближних, но и в дальних деревнях. Говорили, поглядывая в окошко: вон опять дубровская дурочка побежала. Приспособили ее для поручений и оказий. Старушки ждали ее на дороге и слезно просили:
- Дочь, зайди в аптеку.
Анюта прятала в карман бумажку с названием лекарства и деньги, аккуратно исполняла все поручения. Например, горько нужно послать весточку в поселок, а как? А тут, на радость всем, бежит Анютка. Ей и наказывают:
- Нют, ты ж зайди к нашей Дуське, она на улице Ленина живет, сразу коло бани, скажи - пускай срочно едет, мамка второй день без памяти лежит!
И Анюта уже бежит в поселок не просто так, а за делом. Да еще крестная даст ей мелочи и велит купить в привокзальном буфете горячих булочек. И вечером ждут ее, не садятся ужинать, иногда и до восьми, до девяти часов ждут. А в награду Анюта им приносила какую-нибудь новость из поселка. О том, что в Петровское уже свет провели и дальше потянули линию, через год и у них будет электричество, как в поселке. Женщины ахали и не верили, что свет может бежать по проводам, нажмешь на выключатель - и стеклянная лампочка под потолком вся наливается этим светом, так что в хате делается светло как днем.
- Пешеход ты наш! Хоть побегаешь, мир повидаешь и всего наслушаешься, а мы тут сидим как мыши в норе! - жаловалась Настя.
Кума в ответ хмурилась. Сама она не любила отлучаться из дому, и выгнать ее в дорогу могла только горькая нужда, желание повидаться с внуками или побывать в церкви. Но Анюта и ей умела принести из дальних странствий дорогой подарочек и тем оправдаться. Однажды возле Лужниц встретилась ей незнакомая старушка и издалека улыбнулась:
- Здравствуй, Нюточка, здравствуй, дитенок!
- Здравствуй, бабушка.
- Ты ж передай от меня привет, Нюта, своей мамке. Мы с ней лет двадцать не видались, а были большие подруги, вместе в школу бегали, вместе замуж выходили.
Мамка прямо посчастливела от этого привета и долго потом вспоминала свою молодость, такую беззаботную, такую радостную.
- Ах, Феня Григорьева, все бы сейчас отдала, чтобы с ней повидаться да наговориться, - мечтала она.
- Садись на автобус да поезжай в Липки, - отвечала на это крестная.
Но мать только повздыхала, поплакала и успокоилась. Куда тут по гостям разъезжать: весна на носу, огород, потом сенокос навалится. Теперь она с вечера просила Анюту:
- Дочь, не бегай завтра никуда, пойдем погребем.
И Анюта не могла ей отказать. Изо всех силенок работала она и день, и другой, лицо ее темнело и сжималось, как печеное яблоко. В конце концов мать жалела ее и отпускала на волю.
Летом она оставляла большую дорогу и выбирала глухие проселки. Могла просидеть на тихой полянке до самого вечера. Уставится в одну точку и не шелохнется, как будто слушает и боится пропустить, недослышать. Шептались березки у нее над головой, обиженно скрипело старое дерево, пиликали, звенели птицы, шуршал в траве ветер - все эти звуки сливались в оглушительную лесную симфонию.
Убаюканная этой музыкой, Анюта часто засыпала в тени. Сон ее был сладким и ароматным. Она отсыпалась за все долгие осенние и зимние ночи, когда лежала, уставившись в потолок, читала у лампы "Справочник животновода" или бродила по двору.
Пробуждения от такого сна были счастливыми, как в детстве. Очнется Анюта, а в лесу уже вечер, грустный, задумчивый.
Она выходила на дорогу и брела домой, потихоньку напевая. На делянках до самой темноты копошился народ. Бабы кричали ей:
- Анют, ты что же это для самой себя распелась, ты лучше нам спой.
Анюта никогда не отказывала и покорно сворачивала к ним на покос. Пила молоко или теплый квас и заводила тоненьким, чистым голоском "божественную" песню:
Жила, жила я на белом свете, много нагрешила.
Нагрешемши я Господу Богу, стану помирати.
Остается у мене злато-серебро, дорогие одежды.
Мне не надо, ох и мне не нужно ни злато, ни серебро,
Только надо, только мне и нужно - четыре тесинки,
Еще надо, еще мне и нужно - один сажень земельки...
- Это чистая правда, - пригорюнятся бабы, - зачем бьемся с утра до ночи? Какая хорошая песня!
У Анюты все песни были хорошими - и "божественные", и веселые скоморошины. Много чему она научилась, лежа по больницам, сначала у Терентьевны, потом у других "высокознающих" старух. Ее подзывали старушки, посиживающие на лавочке у дома, подзывали поджидающие автобус на вокзале.
Анюта пела и радовалась, когда ей бросали в карман телогрейки копеечки и бумажки. У нее долго не было пенсии. Могло бы и совсем не быть. Вон Федька-дурачок из Прилеп так и прожил всю жизнь без пенсии. Для пенсии надо много бумаг выправлять, ездить в район, а кто этим будет заниматься?
