Елена Ткач - Царевна Волхова
— Слушай, а ты уверена, что это здесь? — шепотом спросил Вовка, когда они остановились возле безымянной могилы с крестом. — А вдруг мы чью-то могилу разроем? Мертвеца потревожим, а, Эль?
— Никого мы не потревожим, здесь это, чувствую я. Знаешь, после той аварии… в общем, знаю и все! Давай-ка лучше копай.
— Слышь, а, может быть, надо сначала прапрадеда твоего похоронить?
Вовка продолжал беспокоиться, но послушно приступил к делу, и лопата его легко, по самый черенок в землю вошла.
— Это без взрослых нельзя. И без священника… Да, что ты, Вовка, сам должен знать! — Эля начала рыть землю с другой стороны холмика. — Ты в таких вещах больше меня разбираешься, отец у тебя вон сколько знает! И в церкви прислуживает, и вообще… А ты только голову мне морочишь! Надо, чтоб на свободу вышла она, чудотворная, чтоб к людям вернулась. Ты думаешь, этот… оборотень, он не чует, что мы уже знаем про все?! Он же рвет и мечет, лишь бы мы её не освободили. Лишь бы волю прапрадедушки моего не выполнили… Он ведь тогда развеется, кончится его власть.
— А откуда ты знаешь?
— Ну, что заладил: откуда, откуда… Знаю я. Я ведь из этого рода. И мне завершить этот круг предназначено — теперь-то я поняла. Мне и маме.
— А какой круг? — не унимался Вовка.
— Ты лучше копай, — спокойно велела Эля.
Да, это была совсем другая девочка, её было не узнать: уверенная, решительная. Она больше не глядела на мир затравленным зверьком, знала откуда она и куда пришла, знала, что все муки их с матерью не напрасны…
Они вырыли довольно глубокую яму, когда из-за куста шиповника, росшего у соседней могилы, послышался глухой утробный рык… и в темноте загорелись глаза. Две красные точки, как угли, горевшие яростью. Оборотень снова явился из потустороннего мрака, чтобы не дать им исполнить волю того, которого погубил…
— Эля, что делать? — Вовка в ужасе уронил лопату, потом трясущимися руками поднял её, руки не слушались.
— Копай! Быстрее копай, нам немножко осталось!
И оба принялись за дело с удвоенной быстротой, Вовка дрожащим голосом начал читать молитву… зверь прыгнул и упал парню на плечи. Тот рухнул под тяжестью громадного оборотня… и челюсти его медленно вытягивались вперед, превращаясь в звериную пасть. Еще немного — и превращение завершится, и тогда волк разорвет!
Эля, задыхаясь, продолжала копать, лопата её наткнулась на что-то твердое… она упала на колени и вырвала из земли продолговатый плоский предмет, обернутый в потрескавшуюся клеенку, под нею была ещё какая-то плотная ткань, похожая на брезент. Она, торопясь, сорвала клеенку, стала развертывать ткань… под нею была икона. Эля поднялась по весь рост, распрямилась и подняла над собою на вытянутых руках икону, так высоко, как могла. И вдруг… Кладбище осветилось точно разрядом молнии, и этот свет не был похож ни на какой другой, прежде виденный. Точно солнце, растворенное в радуге, засияло в ночи над землей! По телу зверя прошла судорога, он оторвался от Вовки, распростертого на земле, и дикий вой, казалось, сотряс весь остров. Зверь вздыбился, поднялся на задние лапы, в миг стал человеком, и страшным было лицо его. А потом был огонь… Ни Эля, ни Вовка его не видели, глаза их на миг словно застило пеленой. Но зверь полыхнул, точно факел, полыхнул и исчез. Испарился! Словно его и не было. И только запах паленой шерсти ещё долго стоял над могилами.
Очнувшись, Эля с благоговением положила икону на вырытый холмик земли и кинулась к Вовке.
— Ты жив? Ну, как ты?
— Я… ничего. Только плечо болит. Кажется, он порвал мне плечо.
— Где, где, покажи! — она принялась осматривать его и ощупывать… но на теле Вовки не было ни царапинки!
— Ничего нет, совсем ничего, ты цел! Пойдем-ка отсюда скорей!
Они по очереди поцеловали икону — лик Богородицы слабо светился во тьме. Вовка снял рубашку, обернул ею икону и передал Эле. А сам заровнял яму, подхватил вторую лопату, и они заспешили к дому. Деревня спала, спал остров. Спали все его жители, трезвые и пьяные. Они не знали, что заклятье, павшее на землю их, снято, и отныне её хранит вновь обретенная благодать…
И придя домой, Вовка поставил стул под крестом, что был в красном углу, и с молитвой поместил на него икону. Оба встали перед ней, замерли… им казалось, что Божья Матерь им улыбается. И Эля узнала её. Это была она Светлая гостья, которая привела её в родные края. И избрала их род, чтоб сохранили они Ее образ святой. Спасли, ценой мученической смерти, мытарств и лишений…
А потом внезапно сон одолел их, сладкий и крепкий, как церковное вино. А когда проснулись, было уже начало второго дня. Первое июля!
— Ой, мы же все на свете проспали! — Вовка схватился за голову. — Сеня там… тут он увидел икону и осекся. — Эль… значит, это не сон?
— Нет, — она поднялась. — А мне приснилась прабабушка. Она сидела на камне у берега, молчала… и улыбалась. Пойдем.
— Куда?
— К пристани. Мама к нам возвращается. И твой папа с ней. Мы их встретим… но не одни! — она взглянула на икону.
Вовка больше не спрашивал, откуда Эля знает, что их родители на пароходике к ним плывут, уж убедился — предчувствия её не подводят. Они быстренько умылись, выпили молока, осторожно обернули икону в кусок чистого полотна, извлеченного Вовкой из шкафчика, и тронулись в путь. На пристань.
Когда они подошли к ней, речной трамвайчик, белея на синей воде, уж подходил к берегу. Оба встали на большой черный камень, лежавший на берегу прямо напротив причала и, подавшись вперед, волнуясь, смотрели как пристает «Мошка». Вот показались первые пассажиры, сходившие по трапу на пристань. Один человек, второй, старушка с сумой на колесиках…
— Мама! — крикнула Эля, завидев мать, и сорвалась с камня, ласточкой кинулась… но удержалась, вернулась. С нею была чудотворная, и ей нельзя суетиться!
Вслед за Тасей показался Василий. Увидел сына, Элю, помахал им рукой. Тася спешила на берег, спешила к дочери, смеялась и плакала… И Эля не выдержала — развернула белый холст полотна и как тогда, на кладбище, высоко подняла над собою икону. Люди замерли… все, кто был на берегу — и прибывшие, и те, кто собирался в город. Все головы повернулись к девочке, стоявшей на черном камне и держащей икону на вытянутых руках. И никому не надо было объяснять, что это за икона — все как-то разом поняли это. Люди кинулись к ним, к двум подросткам, которые стояли рядом, гордые и счастливые. Что тут началось! Крики, возгласы, слезы… Многие падали ниц на землю перед иконой, пароходик не стал отчаливать — остался у пристани, а вся команда — и капитан, и чальщицы, все спустились на берег, чтобы встретить хранительницу своей земли…
И скоро целая флотилия отплыла от берега острова — лодки плыли на материк, к храму Успения Божьей Матери, что стоял неподалеку от судоверфи. А настоятель отец Василий уж знал о благой долгожданной вести. Он стоял в алтаре, на коленях стоял и молился, благодаря Бога за это чудо. А на лодке, шедшей к берегу первой, где на веслах сидел Василий, были Тася, Эля, Вовка и Сенечка. Его забрали у бабы Шуры, и сама она, не удержавшись, шла на лодке Михалыча, — в город шла, чтобы вместе со всеми увидеть, как чудотворная возвращается в храм.
Тася обняла Элю за плечи крепко-крепко, а Сеня прижался к матери и маленькая его ручонка тянулась к образу, к лику Той, что сама любовь. И солнце играло в воде, отражалось в глазах у всех… и глаза сияли. Люди как будто отбросили всю суету земных своих дел и приобщились к свету небесному. Это было как причащение… И радость, казалось, затопила всю землю окрест и Юршинский остров, сберегший тайну, и берег большой земли… Весть вскоре достигла до Ярославля, до Москвы… и понеслась дальше, дальше по городам и селам, по всему православному миру. Ведь обретение чудотворной — благодать, явленная не только одному городу, одной стране, это радость для всей земли. Это как благословение…
А Эля сидела в лодке, счастливая, и радовалась, глядя на все вокруг: на сверкавшую под солнцем прозрачную воду, на берег, который постепенно все приближался, а с него слышался благовест — в Рыбинске звонили все колокола! Эля глядела на маму, на Василия… они будут вместе! И это было так хорошо! А тайная её мечта о доме, в котором всегда найдется место чудесному, выходит, и не мечта это вовсе… а правда! Реальность ответила ей ответила этим днем, в котором сбылись все мечты. И чудо — вот оно, рядом, и родной дом их ждет, который они освятят… и семья её — вот она, большая и дружная! А прапрадедушку они похоронят на освященной земле и в церкви будут отпевать как положено. И слава о нем, спасшем Югскую икону от гибели, пойдет по всей русской земле… И теперь есть у неё отец… и старший брат. Только, похоже, он испытывает к ней совсем не братские чувства…
Эля обернулась — Вовка ей улыбался. Затылком она все время чувствовала его взгляд. Какой он… хороший. И она не удержалась, рассмеялась звонко от радости. И окунула ладонь в прохладную воду, и след от этой ладони заструился по чистой воде. Будут ли они вместе — она и Вовка? Ведь он тоже нравится ей. Нравится… совсем не как брат. А как это? Как бывает, что двое могут… стать совсем взрослыми? Нет, сейчас рано думать об этом. Надо ещё подрасти. А потом… как Бог даст. Главное, они все вместе! И в дом их вошла любовь. Вошла, чтоб остаться в нем навсегда…
