Влас Дорошевич - Каторга
"Вольная тюрьма" служит часто притоном для беглых каторжников, бежавших из других округов. Так, например, страх и ужас Сахалина, Широколобов, отковавшийся от тачки и бежавший из Александровской кандальной тюрьмы, Широколобов, за поимку которого обещано 100 рублей, неуловимый Широколобов, для поимки которого посылают целые отряды и переодетых сыщиков-надзирателей, - этот самый Широколобов тихо и мирно скрывался целую зиму в Рыковской тюрьме.
- И получал казенный паек! Какова бестия! - восклицали начальники округа и смотритель тюрьмы.
- Да как же это могло случиться?
- А очень просто. В лицо мы его не знаем. Почем знать: кто он такой? А каторга уж, разумеется, не выдаст. Так и прожил всю зиму. А потеплело, ушел - и "дела творит". Что с ним поделаешь?
Вообще, вольности "вольных тюрем" неисчислимы. Надо было мне отыскать арестанта П., известного преступника. Справляюсь у смотрителя.
- На мельнице работает.
Иду на мельницу.
- Нет.
В другой раз "нету". В третий "нету". Ходил в шесть часов утра, - все "нету". За это время каторга успела уж со мной познакомиться, я уже стал пользоваться ее доверием. Мне и говорят на мельнице:
- Да он здесь, барин, никогда и не бывает. Он за себя другого поставил. За полтора целковых в месяц нанял. А сам в тюрьме постоянно. У него там дело: он и майданщик (содержатель буфета и тюремного стола), он и барахольщик (старьевщик), он и отец (ростовщик).
Посмотрел из любопытства на "сухарника" (человек, который нанимается за другого нести каторгу). Жалкий мужичонка, приговоренный на четыре года за убийство в драке, в пьяном виде, в престольный праздник. До часа дня он работает на мельнице за другого, а с часа до вечера исполняет свой урок. В чем только душа держится, а несет две каторги.
И такие случаи на Сахалине не только не редки, - они ординарны, заурядны, обыкновенны. Человек, в пьяном виде попавший в беду, отбывает двойную каторгу, а преступник по профессии, один из "знаменитейших" убийц, гуляет, обирает каторгу, наживается на этих несчастных.
Полтора рубля на Сахалине, это - побольше, чем у нас пятнадцать.
Таковы нравы тюрьмы для исправляющихся.
За хорошее поведение арестанта, по истечении некоторого времени, могут освободить совсем от тюрьмы. Он переходит тогда в "вольную каторжную команду", живет не в тюрьме, а на частной квартире, и исполняет только заданный на день "урок".
И если бы вы знали, как все, что есть мало-мальски порядочного в тюрьме, стремится к этому! Как они мечтают вырваться из этой физической и нравственной грязи тюрьмы и поселиться на вольной, на "своей" квартирке. Но, к сожалению, это не всем удается, не всем желающим дается. Сам смотритель не может знать каждого из сотен своих арестантов. Аттестация о "хорошем поведении" зависит от надзирателей, часто самих бывших каторжников. "Представление" о переводе в вольную команду составляется писарями, назначаемыми исключительно из каторжных. Они все держат в своих руках. И часто, из-за неимения двух-трех рублей, бедняге-каторжанину приходится отказаться от мечты о "своем" угле, от всякой надежды на облегчение участи...
Вырвавшиеся всеми правдами и неправдами в "вольную команду" или снимают где-нибудь койку за полтинник в месяц, или живут по двое в хибарках. В каждом посту есть такая "каторжная слободка".
Заходишь, - бедность страшная, имущества никакого. А у людей все-таки в глазах светится довольство.
- Слава Те, Господи, вырвались из "ее", проклятой.
Сами себе господа! Хибарка - повернуться негде. И Боже, что за людей сводит судьба вместе! Зайдем в одну мазанку. На пространстве в пять шагов длины и ширины живут двое.
Один - поляк. Ему сорок лет от роду, а на вид - шестьдесят. Он похож на огромный, сгорбившийся скелет. Лицо желтое, обтянутое. Глаза горят мрачным огнем. Он вечно угрюм, необщителен, ни с кем не говорит. Присужден на двадцать лет за то, что нанял убийц убить жену. Он замучен был ревностью, но боялся убить сам. Много, вероятно, бурь пережил этот преждевременно поседевший, сгорбившийся, высохший человек.
Его "половинщик" - паренек Воронежской губернии. Попал за насилие над девушкой.
- Пьян был, ваше высокородие. Гурьбой шли. А она навстречу. Может, я, а может, и не я. Ничего не помню!
И живут эти два полюса вместе.
Вот другая пара.
"Сурьезный", старый мужик, сибиряк. Атлет по сложению. Лицо всегда строгое. Глаза светятся холодным, спокойным блеском. В них чуется заледенелая душа. Так же холодно и спокойно, вероятно, смотрели эти глаза и в то время, когда он, хозяин постоялого двора, убивал топором четырех спавших постояльцев: трех захмелевших купцов и ямщика. Натура сильная, могучая. Его "бес попутал". Когда такого человека "бес попутает", он пойдет на все, не остановится ни перед чем. Жалость, сострадание чужды его душе. Он слишком могуч для таких "слабостей". От него веет настоящей трагической фигурой.
Вместе с ним живет рыжий мужичонка, добродушнейшее в мире существо, который даже о своем преступлении вспоминает так, что нельзя не улыбнуться.
- На сходе было... Мужика не в число, знать, ударили, а мужик-от осерчал, да и помер, дай Бог ему царствия небесного, вечный покой!
- И ничего? Уживаетесь? - спрашиваю.
- Парень не озорник! - отзывается старик о своем "половинщике".
- Живем! Чаво ж нам?! - улыбается мужичонка.
Повторяю, в общем, по большей части, стремящиеся жить на вольной квартире, это - лучшее, что есть на каторге. Игроки, моты, пьяницы, ростовщики, - тем не в пример "способнее" жить в тюрьме. И когда подумаешь, что в их обществе должен гнить хороший человек только потому, что у него нет двух-трех рублей для надзирателей и писарей за "аттестацию" и "представление"!
"Кандальная", "вольная тюрьма" и "вольная команда" - перед нами прошла вся тюремная карьера каторжника. Обычный порядок.
Но весь этот порядок опрокидывается вверх ногами, если за прибывшим на Сахалин самым тяжким преступником следует семья и, особенно, если, к тому же, он хорошо знает какое-нибудь мастерство.
Если он, например, хороший слесарь, токарь или резчик по дереву, - он уже не обыкновенный арестант, а persona grata, даже persona gratissima. Уж не он ищет, а в нем ищут. В Александровске, например, есть резчик Кейзер. И вы сразу видите в обращении с ним даже общую почтительность. Еще бы! Это - единственный резчик во всем посту; нужно кому-нибудь из служащих хорошенькую вещицу - бегут к нему. Он тонко и искусно выполняет те вещи, которые посылают в Хабаровск, чтобы показать, как процветают и на какой высокой ступени развития стоят сахалинские мастерские.
- Ему лафа! - помню, с иронической улыбкой говорил мне про него один кандальник. - А только я вам скажу, он не то что хороший резчик по дереву, а недурно режет и по горлу. Не хуже нас, многогрешных. А живет барином.
Если за каторжником приходит семья, он выпускается из тюрьмы, на два года совсем освобождается от каких бы то ни было работ, а затем работает поурочно, при чем ему урок должны назначать такой, чтобы это не мешало правильному ведению хозяйства.
Случается так, что за одно и то же преступление, на один и тот же срок, приходят двое преступников. За одним следует семья, - и он живет "на воле", два года ничего не делает. А другой - холостой и потому сидит в кандальной тюрьме, на лето ему бреют голову, его заковывают.
Убийца-зверь, убийца по профессии, гуляет на свободе и работает на себя, потому что он семейный. А человек, осужденный на семнадцать с половиной лет за то, что, разговаривая с фельдфебелем, он наговорил дерзостей и сорвал с себя погоны, томится в кандальной тюрьме.
- Знал бы, наперед женился, - смеются каторжане.
Все это мало внушает каторге мысль о справедливости наказания, которое они несут.
Один из кандальных, в беседе глаз на глаз, убеждал меня, что ему необходимо бежать. И как я его ни отговаривал, стоял на своем:
- Невмоготу мне!
- Ну, послушай. Будем говорить прямо. Тяжко наказание, это - верно. Но ведь ты же его заслужил. Ведь ты же в полчаса пять человек топором убил. Ведь должна же быть на свете справедливость!
- Так! А тут есть, которые не по пяти, а по восьми человек резали, и живут на воле, а не в кандальной, потому что за ними жены пришли. И выходит, стало быть, что я не потому в кандалах сижу, что пять душ загубил, а потому, что я холостой. Вон хоть тот же Кейзер, взять, барином живет. А другой, супротив его, половины не сделал, - в кандальной сидит. Потому только, что мастерства не знает. Где же здесь справедливость?
Что тут станешь говорить?
Проследим, однако, дальнейшую карьеру каторжника.
Отсидев свою "испытуемость" в кандальной, докончив свой срок в вольной тюрьме или в вольной команде, каторжанин выходит в поселенцы.
Строит где-нибудь в глухой тайге "дом", в котором и жить-то нельзя, дом "для правов", потому что каждый поселенец, как я уже упоминал, должен заняться "домоустройством", иначе не получит крестьянства. Промаявшись впроголодь пять лет, поселенец перечисляется в "крестьяне из ссыльных" и получает право выезда "на материк". Мечта сбылась! Он едет с проклятого острова в Сибирь, которая кажется ему раем.
