Нина Горланова - Роман воспитания
- А ты чего хнычешь? Настя ушла из дома, ты тоже хочешь уползти?
Света нервно захохотала. Но вдруг снова вспомнила про Настю:
- Такое отчаяние порой охватывает. Накатывает, и все!
Миша жестко заметил: оно уже натерпелось от тебя, это отчаяние! Впустила отчаяние в душу, оно свило там гнездышко, а ты его гонишь...
- Ты не понимаешь меня! - закричала Света.
- Ну и разведись со мной... От тебя все разбегаются! Все!
- Хорошо, давай разведемся, - сдавленным голосом ответила Света.
- Выпускниками Пермского университета не нужно бросаться, - пошел на попятный Миша и закрылся в туалете. Там он увидел выброшенные ноты. Называются "Выбор жены": "Не женись на умнице - на лихой беде, не женись на золоте - тестином добре..."
- Что поесть? - неожиданно спросил Миша и заглянул в холодильник.
- У меня пусто в холодильнике, пусто в кармане и пусто в душе, что самое страшное. - Света легла на диван и отвернулась к стене, обратившись все к тем же думам. Мы думали, достаточно быть добрыми, ласковыми, достаточно научить читать, рисовать, мечтать, понимать, осознавать красоту - и будет хороший человек. Сколько вложено сил, сколько бессонных ночей проведено около Насти! И все впустую. А Антон и Соня? Но они с самого рождения с нами. Настю взяли семи лет, ее все время возвращала к себе и звала та старая жизнь, которую она прожила с матерью. Привычки, навыки из той жизни непреодолимо тянули к себе. А мы не одолели, не побороли. Но зато мы не пропустили в Насте ее одаренности, научили рисовать и, самое удивительное, научили видеть красоту окружающего нас мира.
Но все ли это?
Мы не вышли победителями в этой борьбе.
- Поведу Дашу в сад и займу где-нибудь... на работе, что ли! возвращая к реальности Свету, заговорил Миша; строго поглядел на Антона и Соню: - А вы быстро прогуляйте Агнешку, пусть мать поспит немного.
Засыпая, Света смотрела на красные цветы, что расцвели на подоконнике. В народе их называют: разбитое сердце. В самом деле в форме сердца, а из него капает что-то... кровь... Только заснула: звонки. Настя!
- А где все, Цвета?
- Ушли по моргам. Точнее, Миша - в милицию заявлять, Антон - морги обзванивать, а Соня сидит у бабушки с Тобиком и больницы обзванивает. Тебя ищут.
- А ты что дома?
- Я осуществляю общее руководство. Я - штаб поисков...
Настя прошла в детскую, увидела, что нет Агнии, и спросила:
- А на самом-то деле где все?.. А мне часы подарили - японские! Они дни показывают. И джинсы завтра купят. Тетя берет меня к себе!
- Из-за комнаты, - сказала равнодушно Света. У нее словно все онемело внутри - никаких чувств и эмоций не было. Она еще не знала, что началась эпоха Великого Безразличия, и ждала: вот-вот прорвутся слезы или крик.
- Не из-за комнаты, а они меня полюбили! Скучали-скучали, а увидели и все: не могут со мною расстаться. Тетя ждет меня внизу, я вот только забежала сказать вам...
Неделю Света не вставала с дивана, не варила обеды, не кормила Агнешку. У нее пропало молоко. Врач выписал Агнешке кефир с молочной кухни. На восьмой день вечером из подъезда донесся душераздирающий детский крик: "Ма-ма!" В нем слышалось страдание, но какое-то даже нечеловеческое. И снова: "Ма-ма!" Света и Миша переглянулись. Настя? Вернулась? Довели или сама поняла, что она совершила?.. Они побежали открывать дверь. А там стоял сиамский котенок и кричал: "Ма-ма!" Потерялся. Страдает. Кто-то родной ему нужен... Миша закричал:
- Ага! Тебя возьмешь, вырастишь, а ты потом в богатство захочешь?! Нет уж! Хватит... брали мы...
Света прислонилась к мужу, как к дереву прислоняется пьяный, не в состоянии идти дальше. Миша погладил ее по голове.
- Антон сегодня мусор без напоминания вынес. Жить надо. Я сам-то... Сегодня иду мимо книжного: в витрине выставлена роскошная книга о растениях, цветочки нарисованы в росе... Я подумал: надо купить - Настя будет использовать в своей работе, тренироваться рисовать цветы. А потом сразу вспомнил...
Света подошла к зеркалу: посеревшее лицо, упертый взгляд - я ли?
- Страшная, как моя жизнь, - пробормотала она, но пошла на кухню, захлопала холодильником, захлопотала над тазом с бельем.
В детской девочки читали на два голоса Чуковского:
Мы же тебе не чужие,
Мы твои дети родные!
Даже для глупой овцы
Есть у тебя леденцы...
Вместо эпилога
Когда последняя точка была нами поставлена (и даже за нее выпито с друзьями, как и за первую букву в новом произведении), неожиданно наша Н. вышла замуж за немца и уехала в Германию. Комнату свою она продала. Не будем описывать, что она напоследок сказала нам, чтоб не засорять окончательно русский язык. Впрочем, сама Н. говорила уже на смеси английского и пермского диалекта, что в сумме напоминало почему-то японский. Последняя фраза, которую мы слышали от нее, была именно такова. Приводим ее с ударением на первом слове (для тех, кто не знает пермского говора). Вот эта фраза:
- Мене мани!
1994.
