KnigaRead.com/

Василий Брусянин - Уличный папа

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Василий Брусянин, "Уличный папа" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Останавливается поезд у знакомой станции. Выходит из вагона инженер Суслин и идёт знакомой дорогой к белой даче на холме с соснами. А сам всё озирается, опасаясь, как бы не встретиться с Натальей Дмитриевной, с её мужем или с Леночкой.

Он боится остаться с глазу на глаз с Леночкой. Ведь не может же он в самом деле подойти к ней и сказать: «Здравствуй, Леночка… Милая моя деточка!.. Ведь я — твой папа, настоящий папа!..» Не может он сделать это, потому что знает, что Леночка не поймёт его и скажет: «Не знаю я чужого дядю… Ай, боюсь, боюсь!..» У неё есть папа, толстый, седеющий человек.

Боится Артемий Иваныч встречаться с Леночкой, но любит смотреть на неё издали, когда она играет у себя в саду, или идёт по дороге к станции с бонной, или стоит на дебаркадере станции и поджидает поезд, который привезёт из города её папу, противного толстого художника. Как-то раз он видел, как Леночка и Наталья Дмитриевна и бонна шли на озеро. Он шёл за ними медленно, с опущенной на грудь головою, и всматривался в Леночку, идущую рядом с мамой. А по другую сторону Леночки идёт бонна, кокетливо одетая и такая, что вся её внешность и её близость к девочке возбуждают в Суслине глухую и острую неприязнь к этой чужой женщине, имеющей право быть такой близкой к его дочери… Идёт он и думает: «Я и Наталья Дмитриевна около Леночки… Это так понятно! Но зачем она, эта белобрысая, противная бонна близка к ней?..»

Вот вышли они на побережье озера, прошли к лодке, на борту которой написано «Леночка». Бонна оттолкнула лодку, уселись они все в лодку и поплыли. Бонна гребёт вёслами, а Леночка сидит рядом с мамой, наклоняется за борт лодки и брызжет блестящей на солнце водою, опуская в воду ручонку и выбрасывая ею целые каскады брызг. Наталья Дмитриевна потянула к себе Леночку и сказала что-то девочке. А та подняла кверху ручонки и принялась бить в ладоши…

Стоит Суслин за углом изгороди чьей-то дачи и исподтишка следит за тем, что делается в лодке.

Плывёт лодка по тихой, прозрачной поверхности озера, и отражаются в озёрной глади белое платьице Леночки и большая светло-розовая шляпа с широкими лентами…

Смотрит Леночка сощуренными глазами в голубое небо, улыбается солнцу, улыбается тихому озеру с прозрачной гладью, а её папа стоит у угла чужой дачи, прячется от Леночки и грустит. И яркому солнцу он не смеет улыбаться, не смеет улыбаться и ясной и тихой глади озера, в которой так живо отражаются белое платьице Леночки и её большая розовая шляпа…

* * *

Как-то раз, случайно, Артемий Иваныч повстречался с Натальей Дмитриевной на углу переулка, по которому никогда не ходят Свинцовы. Встреча была случайная и неожиданная, и потому, быть может, и он, и она испугались друг друга…

— Вы?.. — выкрикнул он и остановился. — Наталья Дмитриевна?..

Она равнодушно посмотрела ему в глаза, точно в первый раз встретила этого странного человека, который каждое воскресенье ходит вблизи их дачи и точно ищет чего-то или кого-то… Посмотрела Наталья Дмитриевна равнодушно на Суслина и прошла молча и, как заметил он, даже быстрее пошла к даче, как бы с желанием поскорее убежать от этого странного человека.

Грустный, задумчивый шёл он к озеру и думал: «Что же это она?.. Ужели забыла?.. Муж сказал: забудь — и она забыла… Это же невозможно, невозможно!.. Невозможно забыть те белые ночи, когда мы были счастливы!.. Нельзя забыть того, что Леночка — их дочь, их дочь!..»

Думал так и шёл к озеру…

Лежали придорожные длинные тени сосен и елей дачных садов. Вилась вдоль дороги узкая тропа, выбитая ногами дачников. Слышались из-за деревьев голоса, смех и детский визг. Взрослые люди спорили на террасе коричневой дачи, а может быть, мирно разговаривали, но только громко, а у террасы, на крокетной площадке, дети катали шары, лихо махали молотками, весело перекликались, смеялись…

Дети… И опять дума о Леночке… И опять запросы: «Ужели она могла забыть и белые ночи, и наши встречи, и нашу любовь?.. Ужели же она не знает, что я — отец Леночки… я?..»

Озёрное побережье пустынно. Пестреют купальные будки у воды. У пристаней-помостов, у кольев на отмели привязаны лодки, и тихо покачиваются лодки на озёрной глади…

Две жирные дачницы в купальных костюмах стоят в воде недалеко от берега и о чём-то беседуют, как будто встретились на улице и обмениваются новостями, и смешно выглядят на их головах какие-то чепцы. А дальше у отмели купаются финские ребятишки, брызжутся водою, гоняются друг за другом, хохочут, визжат. Им весело, им радостно!.. Великая земля-мать вдохнула в них радость и веселье и дала им избыток сил для счастья их детских дней… А вот и опять детские, звонкие голоса в ближайшей купальне. Густой мужской голос врывается в хор детских голосов. Это их папа говорит что-то… И в этих невидимых детей, смех и возгласы которых доносятся из купальни, великая земля-мать вдохнула свои радости и своё счастье. Дала она жизнь и тому человеку, который густым, весёлым голосом кричит:

— Дима!.. Дима! Да чего же ты боишься?.. Зажмурь глаза, сожми крепче губы, я тебя окуну…

— Нет, папочка, нет!.. Я боюсь!..

— Глупый, чего боишься?.. Видишь!?.

И слышно из-за перегородки купальни — опускается в прохладную воду тучное тело того человека, которого какой-то Дима называет папой… А Суслин стоит на берегу озера, смотрит в голубую даль водной глади с отражёнными берегами, и ему кажется, что и он сам, со всей своей жизнью, со своими радостями и горестями, только отражённый… только отражённый в жизни…

«У этого Димы есть папа… У этого папы есть Дима… Дима… И у меня есть Леночка… И у Леночки есть папа… Я — её папа… Я, а не тот противный, толстый, обрюзгший художник… Я… Я… Я»…

Подошёл ближе к воде и начал всматриваться в лодки и всё искал лодку с красными бортами. Нашёл, хотел было сесть на её борт и не посмел: на красном фоне у самого носа было выведено белой краской только одно слово: «Леночка»… Он уже не первый раз видел это слово, белым по красному, но только теперь всматривался в него как в новое, никогда не виданное… Подошёл ближе к лодке, осмотрелся…

Всё так же как и пять минут назад стояли в воде жирные дачницы в купальных костюмах и всё ещё о чём-то беседовали. А из ближайшей купальни доносились детские голоса, и слышно было, как какой-то Дима кричал:

— Папочка!.. Папочка!.. А я не боюсь, не боюсь!.. Смотри!.. Раз, два, три!..

И слышно было, как упало в воду тело Димы, и шумела вода и волновалась.

Осмотрелся Суслин ещё раз и, показывая вид, будто рассматривает лодку с красными бортами, опустился коленями на песок, наклонился и припал губами к слову «Леночка», выведенному белым, и шептал:

— Леночка!.. Леночка!.. Милая моя деточка!..

* * *

Солнце зашло за грани леса. Потемнела озёрная вода. Упал ветер, примолк, притаился, и неподвижной лежала водная гладь, отразившая прибрежные деревья и зарево закатного пожара. Смолкли голоса финских ребятишек, ушли жирные дачницы в красную купальню, прошли берегом Дима и его папа, господин в белой фуражке с кокардой, и за ними шли ещё два мальчика в гимназических фуражках.

Торжественно тихо на озере… Как будто и лес, и вода, и купальни, и лодки творят молитву уходящему в вечерние дали солнцу… Ближе к тому берегу тёмной полоской показалась лодка, и так гулко, так непрошено резко и так нежданно противно донеслись со стороны лодки резкие, крикливые звуки гармоники…

«Гармоника в этот тихий вечер молитвы… Какая пошлость!..»

Метнулась в Суслине эта мысль и оборвалась, точно испуганная резкими, крикливыми голосами гармоники…

Хотелось бы молиться в этот тихий, ласковый вечер какому-то неведомому Богу, который сумел бы понять тихую грусть больного, пустого сердца Суслина… Вся жизнь прошла в одиночестве и в поисках какого-то призрачного счастья, а то счастье, которому только теперь его душа поёт грустные гимны блаженства, — того счастья нет… нет… нет… и не будет… Ощущение одиночества теперь для Суслина уже какое-то жизнеощущение. Так и кажется ему, что и во всём мире, и во всей жизни людей было и есть и будет только одно одиночество, только один грустный гимн души невозможному… И хочется ему молиться неведомому Богу. И мешают этой вечерней молитве крикливые, резкие звуки гармоники… Дальше от этих звуков, вглубь тихого леса, под молчаливые его сени…

И он шёл по дороге от озера и думал о Леночке и о Наталье Дмитриевне, — больше о Леночке… Ему казалось, что его скорбь услышит именно тот Бог, который создал милую, белокурую девочку. Всё остальное в жизни какое-то такое непонятное ему, понятна только Леночка, милая девочка, его Леночка, его дочка, плод матери-земли… Стихия — мать Леночки, а он — её отец… Наталья Дмитриевна — только символ матери, а настоящая мать — земля… «Из земли создан человек, и в землю возвратится»… Земля — мать Леночки, а он — её отец, и только он и земля имеют право на Леночку…

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*