Николай Наседкин - Спортлото-91
Следователь, морщась, растолкал парня, представился. Дольский приподнялся, икнул, скривил серое небритое лицо в плачущую мину, пьяно промычал:
- Отстаньте же от меня... Я ничего не знаю...
Следователь чуть не размахнулся, чтоб влепить спортсмену отрезвляющую пощёчину, но тут, кряхтя и охая, спустился с печи дед Макаров и умерил пыл визитёра:
- Ты, мил-человек, не трожь сёдни парня-то, не замай. Токо-токо с погоста, невестушку свою схоронил. Не в себе он, чай не видишь?
Следователь, оставив Дольского (тот вновь опрокинулся в подушки), принялся пока за деда. Иван Силыч держался вполне молодцом, только для прояснения головы попросил у "прокурора" милости хлебнуть чуток "клоповьей отравы" из бутылочки. После вылавливания мух из тёплого коньяка и солидного глотка дед приосанился, вовсе пободрел. И обрисовал полное алиби своего квартиранта.
7-го июля Славик Дольский, как всегда, утром сделал пробежку вдоль реки кэмэ на пять, отмахал зарядку, накупался всласть. После завтрака он сел на велик и умчал в контору - корпел там над своими спорткомделами (потом это подтвердили и другие свидетели). Аккурат в полдень притартал домой на велосипеде полную спортивную сумку коньяка, 12 бутылок - по случаю к свадьбе ухватил в сельпо. И вот как сели, значится, обедать-то, тут Вячеславий-то и предлагает: мол, а не попробовать ли нам, старички-родители, коньячок этот самый - не дай Бог поддельный всучили. Иван Силыч подумал, что парень шуткует - ведь не пьёт сам, не курит. А тот и впрямь: бабах - бутыль на стол. Ну, кто ж откажется? Славик раскупорил, разлил по стакашкам и речь сказал
- Конец скоро моей бобыльской холостяцкой жизни. Хочу испробовать напоследок разгульной свободы - напиться желаю.
Ну и хряпнули: мужики побольше, Марья Захаровна из стопочки. А коньяк этот самый - ух и крепок вражина оказался. Прям с ног валит. Так жара ещё ну её к лешему! Вот как бутылке-то опорожниться, они все трое, значится, и осовели. В сон ударились. Поспали всласть, а после Славик же и разбудил Ивана Силыча с Марьей Захаровной: мол, хватит дрыхнуть, похмеляться в пору. Распочал новую бутыль, налил себе и старику, а старуха руками замахала - не буду, мол. Ну и Бог с ней! Они вдвоём ту бутылочку и усидели - под закуску-то чего же не пить? А тут соседка прибегает: слыхали, мол, автобус с людьми и деньгами пропал...
- А время? В котором часу вас квартирант разбудил, вы запомнили, Иван Силыч?
- А как же! Аккурат кукушка выскочила и три часа прокукала.
Следователь взглянул на ходики в простенке, сверил со своими стариковская кукушка служила точно.
- Покажите мне, пожалуйста, обувь постояльца.
Дед проворно притащил из горницы кроссовки: Славик Дольский носил сороковой размер. Последующие показания самого Вячеслава Яковлевича Дольского и Марии Захаровны точнёхонько совпали с рассказом Ивана Силыча. Лишь добавилось к сведениям, что локоть Дольский разбил и брюки измазал травой, упав с велосипеда по дороге к конторе - опьянел с непривычки.
5
Почти год следствие крутило-раскручивало это дело. Но, увы, концов так и не нашли. Глазковское преступление попало в процент нераскрытых. Оставалась мизерная надежда, что рано или поздно глазковский душегуб влипнет на другом преступлении, и тогда всплывут его прошлые дела. Хотя, конечно, сто тысяч умному человеку может хватить на всю оставшуюся жизнь.
Дошлые-ушлые, хладнокровные как раз и множат процент нераскрытых преступлений.
6
В Сергеевке нового физрука школьного не очень-то поначалу взлюбили.
Держался он на особицу, нелюдимо. Вроде бы всё при нём, красавец парень, а на девок и баб ноль внимания, в клубе не показывается. Да и вообще он какой-то сторонний: здесь, в Сергеевке, почти все родственники меж собой, а кто не родственник, так всё равно по-свойски близок - так давно рядышком, через забор живёт. А этот приехал откуда-то из соседней области, чужак. Купил избёнку на отшибе за 300 рэ и зажил бирюком. Хоть директору восьмилетки казалось бы только радоваться: в кои веки нашелся специалист по физвоспитанию, но вот ведь опять запятая - попахивает частенько от физрука спиртным. Слаб на выпивку Вячеслав Яковлевич, не воздержан. Директор беседовал с ним и не раз, и не два, но строгих мер почему-то не применял. Вскоре уже вся Сергеевка знала: год назад у физрука страшно погибла за неделю до свадьбы невеста. Убийцу так и не нашли. Сергеевцы, особенно бабы, помягчели к несчастному парню, простили и неулыбчивость, и пристрастие к выпивке.
А немного погодя жители деревни с одобрением заметили - судьба Вячеслава Яковлевича вроде бы устраивается: начались у него всякие хорошие отношения с Лидочкой, Лидией Ивановной, заведующей медпунктом. Она тоже недавно приехала в Сергеевку, закончив медучилище, жила на постое у старухи Миронихи. Ходили-гуляли молодые люди по-над вечернею рекой недолго, и уже к Новому году Лидочка собрала свой чемоданишко, и Вячеслав Яковлевич перевез его на велосипеде в свою приземистую хатёнку. Свадьба получилась сверхскромной, тихой. Лидочка была детдомовской, Славик отца своего никогда не видал, а мать умерла уже лет пять тому. Из приглашенных учителей-коллег пришли три-четыре человека, да сидела за столом ещё бабка Мирониха и всё чего-то плакала, глядя на Лидочку, и мелко-мелко тайком её крестила:
- Господи, спаси и сохрани сиротку... Господи, избавь её от тёмных сил...
7
В первую брачную ночь Славик до смерти перепугал юную свою жену.
Гости разошлись рано, сразу после боя московских курантов. Потом были жаркие объятия, лёгкие слёзы, счастливый смех и - поцелуи, поцелуи, поцелуи. Уже под утро, надумав спать, они решили выпить по глоточку за семейное счастье. Иначе, уверил Славик, ему не уснуть. Он плеснул коньяку Лидочке чуток, себе же вбухал полный стакан. Лидочка затревожилась - зачем, милый? Но Славик успокоил:
- Ты ж видела, я за столом две стопки только... Не бойся, Лид, вот сейчас выпью, а с завтрашнего дня - ни-ни. Просто сейчас надо крепко заснуть и отоспаться.
Они чокнулись, ещё раз крепко-крепко, до перехвата дыхания, поцеловались и так, в объятиях друг друга, моментально потеряли дневное сознание, провалились в сон.
А через час Лидочка растолкала супруга.
- Слава! Славик!
Она вскочила с кровати, включила свет. Её била дрожь, худенькие плечи под прозрачной сорочкой ходили ходуном, глаза - в пол-лица.
- Боже, Слава! Как ты стонал! Как скрипел зубами! Что? Что случилось?
Дольский откинулся без сил на подушки, вытер одеялом мокрое от испарины и слез лицо.
- У-у-уф!.. Приснилось что-то... Душно у нас.
Он выкарабкался из постели, так, в одних плавках и босиком, прошлёпал к двери, распахнул и начал жадно, как пиво с похмелья, хлебать студёный кислород из сенок. Сердце толкалось в горло. Кошмары, проклятые ночные кошмары - когда же они иссякнут?! Эти ошмётки студенистых мозгов... Белеющие прямо на глазах волосы... Предсмертный безумный взгляд Тамары... Писк-плач ребёнка - зачем, зачем этот ребёнок?.. И - кровь, кровь, кровь!..
Всё, хватит - полтора года минуло.
- Славик, Слава, тебе плохо? Дай-ка, я пульс проверю...
Лидочка стояла на лёдяном полу, по-детски поджимая то одну то другую босую ногу и комкая тонкую рубашечку на своей остренькой девчоночьей груди. Её белокурые прядки падали на глаза, и Лидочка то и дело, потешно кривя губки, сдувала их.
Славик хмыкнул, захлопнул дверь, накинул крючок, подхватил жену на руки, прижал к себе.
- Всё, Лидуша, всё, милая, теперь - ты у меня есть! А скоро и вовсе всё изменится... Все будет о'кей, вот увидишь! Давай-ка спать...
Лидочка быстро, через пяток минут, свернувшись у него под боком калачиком, и правда уже засвистела тихонько носом, сладко причмокивая губёшками, а Славик, глотнувший ещё полстакана, все равно ворочался и ворочался до рассвета. Череп распирали мысли. План надо было ещё раз отточить, отшлифовать. Наступил третий - последний - этап операции. О-о-о, он, Славик Дольский, докажет всем и вся, что умный человек - сам кузнец своего счастья. Ведь так, кажется, учили в школе? Прозябают только дураки, олигофрены. Если всю жизнь за медные гроши вертеться физруком по разным сельским школам, мотаться по проселкам на велосипеде, - уж лучше вздёрнуться на первом попавшемся суку.
А Судьба к нему, Славику, благоволила. Да, да! Она наделили его умом, внешностью, здоровьем. Она, Судьба, так ловко подстроила обстоятельства, словно подталкивала, поощряла: ну, ну же - рискни! Тот же обрез взять: почти десять лет в земле пролежал. Ведь догадался же Славик, будучи ещё сопляком малолетним, стибрить обрез у своей компашки пацаньей и заныкать. Ну подозревали его тогда, ну расквасили нос, зато обрез вот он, спустя годы и пригодился. Пришлось в отпуске специально за ним под Новокузнецк ехать. А все эти придумки с большими кедами, переводом стрелок на стариковских ходиках, махоркой, пробродами по воде до следующей лесополосы... А как подфартило ему, что ни единый человек не увидал его в тот момент, не засёк... А как он выдержал характер: лишь четыре тысячи взял пока, да и то через год, перед отъездом из Глазково...
