Нодар Думбадзе - Не буди !
Натела шла, опустив голову, не спеша. Я окликнул ее. Она оглянулась, остановилась.
- Выгнала меня! - сказал я с улыбкой.
- Слушай, Нодар, чего вы взбесились? Что я такого сказала? - спросила Натела грустно.
- Ну, знаешь... Задавать такие вопросы про писателя нельзя...
- Почему?
- Так. Нельзя!
- А если в рассказе получается неправдоподобно?
- Ну, может, про сон и вправду получилось не того... Но в общем-то все правдоподобно.
Натела пожала плечами.
- А тебя-то почему выгнала?
- А я сказал, что нечего читать нам рассказы про чужую нужду, когда у нас и своей достаточно! - Я гордо взглянул на Нателу. - Разве я не прав?
- Не прав, конечно! Наоборот, после этого рассказа у меня как-то легче стало на душе. Значит, были люди, которым жилось хуже нашего!
Ответ был настолько неожиданным, что я от удивления раскрыл рот...
Семь верст молча прошагали мы по снегу. Она не спрашивала, куда и зачем я иду, я не говорил - провожаю, мол, тебя. В этом не было ничего необычного ни для нас, ни для встречавших нас соседок. Про нас знало все село. Про то, что наша дружба - чистая и нежная - начало большой жизни, и больше ничего. Настал было однажды час, когда зловещая тень чуть не затмила свет двух пылающих сердец. Но тогда сам господь встал в нашу защиту.
Была осень - теплая, солнечная, ядреная.
Я и Натела лежали навзничь в скошенной траве у берега Губазоули. Я читал ей стихи. И вдруг к нам пришло странное умиротворение. Сияющий солнечный венец озарял нас своим светом. Мы слышали дыхание друг друга и биение собственных сердец. И мир наш стал подобен чудесной сказке, наши веки сомкнулись, и дивный сон унес нас на своих легких крыльях...
Я раскрыл глаза и увидел над головой хмурое лицо колхозного сторожа Михако Аробелидзе.
- Что, парень, сгубил сироту? - спросил Михако, и голос у него дрогнул.
- Вы о чем, дядя Михако?
- Что здесь происходит?
- Спали мы, дядя Михако!
- И больше ничего?
- А что больше?
- Гм, так я и поверил!
- Клянусь мамой, дядя Михако!
- Поклянись своей совестью!
- Клянусь совестью!
- Значит, не будить ее?
- Не надо, дядя Михако!
Михако с минуту глядел на спящую Нателу, и лицо у него просветлело.
- Ангел да и только, сукина дочь! - сказал он тихо.
- Точно, ангел, - сказал я.
Михако погладил меня по голове, улыбнулся и ушел.
У старой мельницы Натела вдруг остановилась и к чему-то прислушалась. Потом сорвалась с места и помчалась к деревне. Я еле поспевал за ней.
У развалин церкви царицы Тамар она вновь остановилась.
- Кукури... - прошептала она и словно подкошенная упала на землю.
Из деревни доносились душераздирающие вопли и причитания... Натела не плакала, не кричала. Она сидела с окаменевшим лицом и не двигалась. Я побежал в деревню, привел соседей. Не сумев расшевелить девочку, они подхватили ее на руки и понесли домой. Мать Нателы - с окровавленным, ободранным лицом - тупо взглянула на полуживую дочь.
- Пригляди за дочкой, не то умрет, чего доброго! - сказали соседи.
- Пусть умирает... Пусть сгинет солнце и обрушится небо... Нет моего Кукури...
Месяц Натела пролежала в постели. Потом отошла, встала, но в школу так и не вернулась.
С тех пор я один сидел за нашей партой.
- Пойдем, пожалуй, Нодар! Рыба протухнет! - Митуша взял меня за руку, встряхнул.
Я еще раз взглянул на стенд и зашагал за Митушей.
Да, не думал я, что воспоминания детства окажутся столь грустными...
Утром ко мне в комнату вошла двоюродная сестра.
- Там тебя спрашивает женщина.
- Пусть войдет.
- Я просила, не идет.
Пришлось спуститься во двор. У калитки стояла миловидная женщина лет сорока пяти с кошелкой в руках.
- Здравствуйте, уважаемый Нодар! - поздоровалась она.
- Здравствуйте! - ответил я и добавил ради приличия: - Пожалуйте в дом.
"Ну вот, - подумал я, - гостинец принесла, значит, теперь начнется: сына куда-то пристроить, кому-то позвонить, чего-то достать..."
- Нет, я на минуту к вам...
- Чем могу служить?
- Вы меня не узнали, уважаемый Нодар... - грустно улыбнулась женщина.
- Признаться, не узнал...
- Не думала я, что не узнаете...
- По-моему, мы не знакомы...
- Я - Натела, сестра Кукури Нижарадзе...
- Натела! - У меня разом ослабли колени, руки, голос. - Натела, повторил я и опустился на бревно, - Натела, ты...
Она села рядом со мной и извлекла из кошелки банку...
- Вот. Это майский мед... Из собственных ульев... Чист, как янтарь...
- Спасибо...
- Слышала я, с сердцем у вас было неважно? Мед - лучшее лекарство... Про Кукури, говорят, спрашивал... Про его лошадь... Надолго к нам?.. Вы одни или... - Она говорила отрывисто, не поднимая головы, и голос у нее дрожал.
- Натела... Как ты живешь? - прервал я ее.
Натела вздохнула и пристально посмотрела на меня.
- Как видите, уважаемый Нодар... старею... А вы? Как у вас теперь со здоровьем?
- Я ничего, Натела. Ты расскажи про себя. Как ты, как... - Я запнулся.
- Да так, как полагается деревенской...
- Ну, а все же?
- Собираю чай, дою коров, ухаживаю за детьми, мужем...
- Ты вышла замуж?
- Я вышла замуж поздно, уважаемый Нодар... Теперь у меня четверо детей. Учатся они...
- А...
- Хороший человек, честный, трудолюбивый...
- Натела, зайдем же в дом!
- Нет, не стану вас больше беспокоить... - Она смущенно заерзала.
- Натела, вижу, что-то тебя беспокоит. Говори!
- Да. Вот принесла вам... Вы только не подумайте иначе... Вы теперь человек известный... И вам это больше пригодится... - Она протянула мне пожелтевший тетрадный листок.
- Что это, Натела?
- Это... Это стихи... Ваши стихи...
Я быстро схватил листок и... обомлел.
Ципнагварская Натела!
Меркнет свет с тобою в споре!
Ты - моя цицинатела*,
Ты - и радость, ты - и горе!..
Утонув в мечтаньях дерзких,
Губ твоих я чую сладость,
Как мне мил твой окрик резкий,
Ты - и горе, ты - и радость!
_______________
* Ц и ц и н а т е л а - светлячок.
И я вспомнил - вспомнил живо, словно это было вчера, - как я, заимствуя без зазрения совести стихи у Галактиона, питал ими ненасытную нашу любовь...
- У меня есть и другие ваши стихи, но эти лучше всех...
- И ты никому их не показывала?
- Что вы! - удивилась она. - Как это можно - показывать другим написанные о тебе стихи!
- А детям?
- Ни детям, ни одной живой душе на свете!
К моим глазам подступили слезы.
- Натела, ты чудная женщина! Прости, что не узнал тебя... Теперь-то... Но теперь поздно, Натела!.. Прости меня...
- Вы ни в чем не виноваты...
- Натела!
- Да?
- Я вспомнил все, Натела! Вспомнил Кукури, его лошадь. Вспомнил тот день, когда вы продавали корову и так и не продали. А помнишь рассказ про Кацию Мунджадзе и его сон? Впрочем, как ты могла забыть, ведь в тот день мы узнали про гибель Кукури... А помнишь, тогда в скошенной траве... Я читал тебе стихи, а потом мы заснули... Помнишь?
Натела встала. Из глаз ее градом катились слезы.
- Нодар, все это спит во мне... И не буди, прошу тебя!
Я взял ее натруженную, огрубевшую руку и прильнул к ней долгим поцелуем. Она осторожно высвободила руку, обняла меня, поцеловала в грудь, там, где сердце, повернулась и ушла...
- Прост меня, Натела! - сказал я. Она не ответила.
Долго еще стоял у калитки, надеясь, что Натела обернется хоть раз. Но она не обернулась.
Она ушла и унесла с собой мое безрадостное детство...
