Лев Усыскин - Новая секретарша
Куныгин поймал сам себя на каких-то неестественных интонациях, словно бы старался придать голосу дополнительную напевность, что ли.
- Скажи, а вот паренек к тебе приходил позавчера... это кто - твой приятель, да?..
- Витька-то?.. это Витька Зажигин... его в прошлом году из Макаровки выперли... мы с ним вместе в школе учились, в одном классе... лодырь был - каких поискать... сидел за партой и ворон считал... все думали - не поступит никуда, а его взяли... правда, ненадолго, как оказалось...
- А чего он приходил?..
- Да ну его... все время какой-нибудь таракан в голове новый... спроси, говорит, Викторию Мироновну, не нужен ли им на работе сахар иранский... если получится, мол, то пять процентов наши с тобой, напополам поделим...
- А кто такая эта Виктория Мироновна?
- Мама моя... Виктория Мироновна... она на "Азарте" работает... где чупа-чупсы делают...
Куныгин кивнул понимающе:
- Ну и как же - спросила?..
- Да ну его... бизнесмен тоже... где-то что-то услыхал и уже носится по городу... с панталыку всех сбивает... у мамы так и без него голова кругом...
Куныгин опять кивнул:
- Да, бывают такие... что ж... - Он хотел сказать еще что-то про "редкое в наши дни чувство ответственности", однако вовремя сообразил, что это прозвучит по меньшей мере фальшиво: - Небось кроет тебя дома сейчас последними словами твоя Виктория Мироновна, верно говорю?.. что с работы так поздно все не идешь?..
- Не-а... - Жанна замотала головой, - она в отгулах... с позавчера еще на дачу укатила... там огурцы, как же...
Куныгин представил, как было бы славно, если б его Люся, прихватив, само собой, Федьку, укатила дней на пять к каким-нибудь таким огурцам - неизбежным следствием этих мыслей стал охвативший его на миг прилив легкой, как майский дождь, зависти пополам с какой-то безнадежной, щемящей тоской.
- Наслаждаешься свободой?..
- Ага...
Некоторое время ехали молча. Молча свернули с Арсенальной на Кондратьевский под безмолвно-равнодушный аккомпанемент ржаво-кирпичных заводских корпусов. Все это время Куныгин лихорадочно искал, с чего бы продолжить разговор; не придумав тем не менее ничего дельного, он решил было включить музыку, однако тут же вспомнил, что лицевая панель магнитолы так и осталась лежать в кофре - он просто забыл ее достать в суматохе их необъяснимо-стремительного отъезда.
- Мрачненький здесь район, не находишь?.. или уже привыкла, да, Жанна?..
- Что, Константин Иванович?.. - Разглядывавшая до того свои по-детски узкие, с неброским маникюром пальчики, девушка подняла голову и быстро огляделась по сторонам. - Район?.. нет, мне не кажется... я привыкла - мы в детстве с мальчишками к "Крестам" бегали записки эти собирать... такие, знаете, самолетиками... забыла, как называются... "малявы", кажется... считалось, по ним клад найти можно... или еще что-нибудь... - Она, казалось, воодушевилась: - А ваша сестра куда отсюда переехала?..
- В Москву... к своему новому супругу... он там в автосервисе заправляет... или что-то около того...
Куныгин нахмурился. Они пересекли озаренную бесноватыми огнями "Гигант-Холла" площадь Калинина и вновь оказались на Кондратьевском. Почувствовав близость дома, Жанна оживилась еще более, теперь она все время вертела головой по сторонам, при этом даже чуть-чуть привстала в кресле:
- Сейчас направо, Константин Иванович... ага, сюда... теперь налево сразу...
Машина свернула во двор и, выбрав место возле погруженной, казалось, навсегда в многолетнюю неподвижную спячку "Волги", встала. Куныгин выключил двигатель, наступила непривычная, почти невозможная тишина.
- Здесь?
- Ага... тут вот мы и живем... вон та парадная, четвертый этаж. А пойдемте сейчас ко мне, Константин Иванович, я чай приготовлю... после работы устали ведь.
Куныгин словно бы впал в анабиоз, голос девушки, по-прежнему оживленно-веселый, донесся до него будто из динамиков какого-то диковинного телевизора, оттуда же мгновение спустя он с удивлением услышал и собственный странный ответ:
- А, давай, с удовольствием...
Он сознавал вполне, что делает что-то не то, что подчиняется чужой воле, однако, несмотря на это, ни сил, ни, что важнее, желания сопротивляться у него почему-то не было. Он замкнул "мультлоком" руль, взял с заднего сиденья кофр и, выбравшись из машины, вслед за девушкой вошел в подъезд.
В квартире Жанна скинула в прихожей туфли и, проводив Куныгина на кухню, усадила на табурет. Затем она водрузила на газовую плиту эмалированный лимонного цвета чайник и, обернувшись к гостю, улыбнулась:
- Скоро закипит, Константин Иванович, подождите минуточку, я сейчас...
Она выскочила в прихожую и скрылась в комнатах. Куныгин остался один на кухне. Он обвел ее неторопливым взглядом, затем, не найдя ничего интересного, встал и, подойдя к окну, облокотился о подоконник. Окно выходило во двор, Куныгин увидел внизу свою машину, скучающим одиноким чужестранцем притулившуюся к бордюру, двух работяг в спецовках, волокших куда-то загнутый ржавый отрезок трубы, старушку, черепашьим шагом выгуливавшую свою застиранную до розовых проплешин болонку... Он скорее почувствовал, чем услышал, как Жанна вновь появилась на кухне; какая-то неведомая, бархатисто-властная сила заставила его отпрянуть от подоконника, повернуться ей навстречу, сделать шаг вперед... Девушка была в ярко-зеленом с темно-вишневыми драконами шелковом халатике, привычная Куныгину шоколадная косичка теперь распалась густым несчетным ворохом тонких непослушных волос. Она распахнула халатик, обнажив груди, неожиданно крупные для ее детской фигурки, с большими очень темными кругами вокруг сосков. Куныгин сделал еще шаг и коснулся их своими ладонями осторожно - и тут же прильнул к ним со всей непреодолимой прямотой несдерживаемой страсти... Такое же точно ощущение от кожи женщины, необычайно тонкой и мягкой, приходилось ему испытывать до того лишь однажды в жизни - много-много лет назад, семнадцатилетним школьником, запершись после уроков в лаборантской кабинета химии вместе с одноклассницей Светкой Ткачук...
Час спустя Куныгин вышел на улицу. Подойдя к машине, он пальцами снял с ветрового стекла прилипший тополиный листок, затем открыл дверцу и, сев за руль, с минуту, наверное, сидел так просто. Затем включил зажигание и медленно выехал со двора.
Миновав площадь Калинина, он слегка притормозил и, отстегнув одной рукой крышку кофра, достал оттуда телефон.
- Алло, Люся? Да-да, задерживаюсь... нет... сейчас в машине. Нет, еще одна встреча... через час где-то. Да... купить что-нибудь?.. а тебе мюсли?.. нет?.. не надо? Хорошо... ну ладно, привет.
Он кинул трубку на сиденье рядом с кофром, но тут же вновь взял ее и не глядя двумя нажатиями пальца набрал номер.
- Феликс?.. это я, да... уже отдыхаешь?.. счастливый... да, из конторы только что... ни черта... слушай, как ты смотришь на то, чтобы нам там завтра встретиться?.. да, утром, часов в одиннадцать... ну, в двенадцать, хорошо... значит, договорились... ну пока, отдыхай дальше, до завтра...
На углу Литейного и Пестеля он остановился, покинул машину и, зайдя в открывшееся недавно бистро, взял чашку кофе. Хотелось хоть как-то разобраться в нахлынувших оравой мыслях. Куныгин подумал о том, что к Люсе все это конечно же не имеет никакого отношения, еще о том, что завтра он, безусловно, решит вместе с Феликсом все отложенные сегодня на работе вопросы, что в сентябре можно будет съездить на две недели в Испанию, что Федьке с осени обязательно надо нанять учителя по английскому... еще он подумал о том, что, если бы тогда, на втором курсе, задумчивая зеленоглазая Аня не сделала аборт, их ребенку было бы сейчас как раз девятнадцать... Он залпом выпил кофе и вышел прочь.
Примерно через месяц Куныгин добавил Жанне еще пятьдесят долларов оклада. В общем, она действительно оказалась неплохим работником. Во всяком случае - старательным, это без сомнения.
