Николай Добролюбов - Уличные листки
Есть, впрочем, и бескорыстные издания в числе этих листков. К числу их относим мы «Правду в стихах и прозе»{17} г. Гр Н – а. Что хуже у г. Гр. Н – а, стихи или проза, решить трудно; но его направление по крайней мере бескорыстно. В предисловии он бранит литераторов за то, что они обличают чужие пороки, а о своих собственных не думают; а в конце превозносит г. Кокорева, должно быть как человека, подающего пример обличения собственных пороков. Впрочем, статейка о г. Кокореве отличается тончайшей и деликатнейшей иронией, которую даже можно бы принять за чистую монету, если бы похвалы не были слишком уж преувеличены. К статейке этой приготовляют читателя стихи: «На отъезд спекуланта», в которых поэт провожает спекулянта на воды за границу и, между прочим, говорит:
Но нельзя ли захлебнуться
И к нам больше не вернуться?
Много б одолжил,
Ты ведь нам теперь не нужен,
Весь разгадан, обнаружен,
Для кармана жил!
После стихов следует статейка: «Что делают русские люди за границей?». В статейке этой говорится с изумлением об одном необыкновенном явлении, именно, что «русский человек, вышедший из простонародья, не получивший никакого школьного образования, занимавшийся прежде исключительно торговыми оборотами», вдруг написал политико-экономическое сочинение об Англии, Франции, Бельгии и Пруссии, изучив эти страны в четыре месяца своего путешествия по ним. Это тем более изумительно, говорит автор, что в политико-экономических трудах особенно нужно серьезное изучение и совершенное знакомство с предметом. Но что же вышло? В европейских и русских журналах расхвалили скороспелое произведение русского самоучки; в доказательство приводятся автором выписки из «Nord'а», где и было помещено расхваливаемое произведение.{18} Поставивши вопрос так лукаво, автор с неменьшим лукавством заключает свой панегирик: «Что же это значит? Это значит, читатель, что посреди нас явился светлый и обширный ум, насквозь проникающий предмет исследования и в то же время обнимающий его со всех сторон; для умов подобного свойства врожденный инстинкт заменяет лета долгого изучения, и богатство безошибочных идей создает новое, своеобразное, меткое, всем понятное, неотразимо увлекающее слово. Это значит, что к незабвенным именам Посошкова{19} и Кошихина{20} должны мы присоединить отныне имя Кокорева. Но уважаемый современник наш больше нам по душе, нежели его предшественники: в груди его бьется не только русское, но и вполне христианское сердце».
Не совсем грамотно, – но чрезвычайно зло!.. Признаемся, не поздоровится от этаких похвал…
Мы уверены, что направление г. Гр. H – а совершенно бескорыстно.
До сих пор занимались мы более нравственной стороной листков: может быть, потребуют от нас и оценки литературной их стороны. Но нам, право, совестно говорить о них как о явлениях литературных. Их анекдоты стары или бестолковы, их остроты тупы или неприличны, их рассуждения нелепы или пошлы, их очерки бездарны. Соединение всего этого нагоняет тоску невыносимую; а полемические выходки листков друг против друга возбуждают даже отвращение. Они-то окончательно и опошлили теперь этот, только что возникший у нас, род. А если бы вести их мало-мальски порядочно, род этот мог бы утвердиться и оказывать немалое пособие серьезной литературе. Журналы выписываются немногими, серьезные книги еще меньше распространены в публике; к газетам у нас тоже как-то плохо привыкают. При таком положении дел летучие листки могли бы сделаться лучшими проводниками здравых понятий в те слои общества, которые чуждаются серьезной литературы. Под покровом шутки можно бы здесь высказывать очень многое. К сожалению, никто из издателей листков этим не воспользовался. Если кто и обнаруживал какие-нибудь стремления, то разве стремление к сальностям. В этом роде особенно отличились «Сплетни»,{21} великосветское издание, обладающее весьма посредственным остроумием и рассказывающее истории, вроде анекдота о ночном подкинутии взрослого мальчика в постель молодой женщины и т. п.
Один только недурной анекдот нашли мы в «Рододендроне»{22} (листок этот, вместе с «Пустомелею»,{23} получше других), и для образца мы даже выпишем его. Он называется «Образец послушания».
Начальником единственного учебного заведения в одном из германских княжеств сделан был, по воле владетельного князя, отставной генералиссимус всех военных сил (военные силы княжества были незначительны). Учебное заведение имело ботанический сад. Новый начальник начал с того, что велел расставить все растения по росту. В то время, как растения расставлялись под собственным его наблюдением, явился инспектор и принес жалобу на одного молодого человека, который оказался до крайности непослушным. Начальник позвал молодого человека к себе, долго доказывал ему, что послушание есть добродетель, и наконец прибавил: берите с меня пример. Мне Фердинанд LIX,[3] дед настоящего князя, приказал сделаться солдатом, – и я сделался. Преемник его, Фридрих CXXVIII приказал мне быть генералом, – и я генерал. Наконец, Фридрих CXXIX сказал, что я должен быть ученым, и я, как видите, исправляю должность ученого (он показал на растения). А если бы я оказался непослушным, что бы вышло?
За этого послушного генералиссимуса «Рододендрон» непременно попал бы в образцы лучших произведений поэзии у г. Ореста Миллера, о котором мы еще будем иметь удовольствие говорить с читателями.{24} Здесь так ярко отразился нравственный идеал нашего ученого моралиста. Жаль, что он издал свою диссертацию, не дождавшись появления «Рододендрона».
Приведем, пожалуй, образцы остроумия и из других листков:
«По случившемуся случайному случаю, продается новый фрак, без подкладки, на воротнике 33 заплатки».
«Однажды спросили слугу, у которого умер кривой господин, тяжелою ли смертью умер его господин.
– Ах, нет, – отвечал он, – закрыл один только глаз».
Это из «Бесструнной балалайки»,{25} а вот острота из «Шута горохового»: {26}
«Бутылку хорошего вина можно назвать увеличительным стеклом удовольствия и уменьшительным печали».
Вот также остроумие г. П. Новикова, сочинителя «Новейших юмористических рассказов»:
«Где можно получить практику легкого обмана по части торговой? – В толкучем рынке».
«Где можно видеть небывалых зверей? – Во сне».
«Где дают деньги даром? – Не знаю».
Вот из «Фантазера» анекдот: «Страны света»:
Спросил на экзамене голубчика, купеческого купчика учитель, юношеского ума творитель: «Сколько частей света?» На вопрос этот, юноша был в скуке, вовсе не думая об науке, отвечал: «Четыре Адмиралтейских, Выборгская, Петербургская и т. д.».
И вот всё почти в этом роде. Безграмотно, бессмысленно, с какими-то дикими прибаутками, с претензиями, без всякого признака хоть какого-нибудь убеждения, хоть какой-нибудь идеи. Жаль бедных читателей, которым, по степени их образованности, недоступна настоящая наша литература и которые подобными пошлостями должны удовлетворять свою любовь к чтению. А много таких читателей…
Мы слышали, что Москва, несмотря на горькие сетования своего Гераклита, тоже собирается взяться за юмористические издания.{27} Подождем, не будут ли они получше петербургских.
Примечания
Аничков – Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I–IX, СПб., изд-во «Деятель», 1911–1912.
Белинский – В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I–XIII, М., изд-во Академии наук СССР, 1953–1959.
Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах тт. I–XXV, М., изд-во Академии наук СССР, 1954–1961 (издание продолжается).
ГИХЛ – Н. А. Добролюбов Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. П. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ. 1934–1941.
Гоголь – Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I–XIV, М., изд-во Академии наук СССР, 1937–1952.
ГПБ – Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
Изд. 1862 г. – Н. А. Добролюбов. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), тт. I–IV, СПб., 1862.
ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.
Лемке – Н. А. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений под ред. М. К. Лемке, тт. I–IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл. – 1912).
ЛН – «Литературное наследство».
Материалы – Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. I, М., 1890.
Писарев – Д. И. Писарев. Сочинения в четырех томах, тт. 1–4, М., Гослитиздат, 1955–1956.
