Николай Почивалин - Офицерский вальс
Что-то в рассуждениях Тимофея Васильевича незаметно перескочило, пошло не туда, - упрямясь, он опять погнал их в нужное, сладостно-горькое русло обид и несбывшихся надежд, не зная, что через минуту окончательно зайдет в тупик.
Да, да, все могло быть иначе! Не поторопись он с женитьбой, была бы у него другая семья, другие дети. По инерции он даже попытался представить их себе, других своих детей, - каких-то необыкновенных, но с неясными размытыми лицами, почувствовав вдруг, что все в нем взбунтовалось, встало на дыбы! И не было бы, значит, его старшего, Михаила, спокойного и рассудительного, в мать, и неуловимо во всем держащего его, отцовскую сторону? Можно сказать - дипломированный инженер уже, отцу не удалось сын достиг, правильно. Или не было бы его видной и фасонистой Галки, которой он незаметно любуется, когда, повертевшись перед трюмо, с плащиком на руке, она, как ветерок, выпархивает из дому? Техникум кончает, если еще раньше замуж не выскочит, - такая не засидится, девчонка видная. И не было бы, значит, его лобастенького, с вишневыми глазами Леньки, последыша, в котором они оба с женой души не чают? Ну, знаете ли!.. На душе стало неуютно, тревожно, как в предчувствии чего-то недоброго.
Припадая на правую ногу сильней, чем обычно, Тимофей Васильевич все прибавлял шаг, но теперь и первые огни в раскрытых окнах, за цветными шторами, и кумачовые флаги под карнизами, и тихая благость апрельского вечера с разлитой в ней пряной горчинкой молодой листвы, которая здесь, в стороне от центра, чувствовалась сильнее, - теперь все это шло мимо, не останавливая, не задерживая внимания. Плохо ли они прожили все эти годы? И первый, втридорога снятый частный угол, в котором народились и Михаил, и Галка, и нынешняя просторная квартира, в которую Леньку доставили прямо из роддома, - все пополам было. А, да что там! Если уж совсем по совести, то в том, что он, Тимофей, когда-то не сошел с круга, не спился и считается одним из лучших прорабов управления, попрежде всех других он обязан ей же, Ольге...
- Доброго здоровьица, Тимофей Васильевич! - почтительно приподняв шляпу, окликнул его на углу соседчасовщик.
Тимофей Васильевич торопливо ответил, почему-то только сейчас обратив внимание на то, с каким уважением здоровается с ним этот пожилой человек, и забеспокоился еще больше. Правда ли чего не случилось?..
Ленька бегал с ребятишками во дворе, волоча перевернутый вверх колесами жестяной автомобиль. Тимофей Васильевич облегченно перевел дух. Заметив отца, Ленька кинулся к нему со всех ног, взлетел, радостно взвизгнув, к нему на грудь, болтая всякую детскую чепуху и щекоча своим легким птичьим дыханием его ухо. Так, с сынишкой на руках, Тимофей Васильевич и переступил порог квартиры.
- Пришел? - спросила жена, подняв высокие черные брови, и, увидев его тихие, какие-то просветленные глаза, спокойно и добро сказала: - Иди мойся да ужинать будем. Ждем все...
Освещенный ровным кругом абажура, стол под белой скатертью был уже накрыт; плотно сдвинув полные, без чулок ноги, жена, сидя на диване, что-то штопала; Михаил читал, только на секунду подняв голову и подмигнув отцу; в открытых дверях спальни, в одной комбинашке, крутилась, куда-то собираясь, Галка, - все было как всегда, и что-то, кажется, неуловимо изменилось.
- Сейчас, Оля. Я сейчас, - сказал Тимофей Васильевич, все еще крепко обнимая удобно устроившегося у него сынишку. Будто кто-то хотел отнять его у него или, хуже того, которого чуть было не отдал кому-то сам.
1961
