Владимир Короленко - Необходимость
Обойдя храм, он подошел к нише, поклонился божеству и, увидев ручей и смоковницу, сказал:
- Вот божество с приятной улыбкой, а вот ручей сладкой воды и смоковница. Что еще нужно человеку для приятного созерцания? А вот и Дарну. Он уже блажен до такой степени, что птицы вьют на нем свои гнезда...
Вид мудрого товарища был не особенно радостен, но Пурана, с благоговением поглядев на него, сказал себе:
- Без сомнения, он блажен; но он всегда прибегал к слишком суровым способам созерцания. Я же воздержусь от высших степеней блаженства и надеюсь рассказать землякам то, что увижу на ступенях низших.
И затем, обильно насладившись питьем и самыми сочными плодами, он уселся поудобнее, невдалеке от Дарну, и тоже приступил к приемам созерцания, согласно правилам: то есть обнажив живот и устремив взгляд на то же место, как и первый мудрец.
Так проходило время, медленнее, чем у Дарну, потому что благодушный Пурана нередко прерывал созерцание, чтобы освежиться водой и сочными плодами. Но, наконец, из чрева второго мудреца тоже поднялся ствол бамбука и тоже завершился пятьюдесятью коленами, соответствовавшими годам его жизни. На вершине опять воссела "Необходимость", но ему, в тумане полубытия, казалось, что она приятно улыбается, и он отвечал ей не менее приятными улыбками.
- Кто ты, о приятное божество? - спросил он.
- Я - Необходимость, управлявшая всеми пятьюдесятью коленами твоей жизни... Все, что ты делал, делал не ты, а я, ибо ты не более, как листок, уносимый потоком, а я владычица всех движений.
- Будь же благословенна,- сказал Пурана,- я вижу, что недаром пришел к тебе. Продолжай и на будущее время исполнять свое дело за себя и за меня, а я в приятном созерцании буду наблюдать за тобою.
И он погрузился в дремоту, с блаженною улыбкою на устах. Так продолжал он свое приятное созерцание, от времени до времени протягивая тыкву к воде или подымая плод, упадавший к ногам. Но каждый раз он делал это с меньшим удовольствием, так как созерцательная дремота одолевала его все сильнее, а ближайшие плоды были уже съедены, и чтобы достать их с дерева, нужно было делать усилия.
Наконец, однажды, он сказал себе:
- Я суетный человек, слишком удалившийся от истины, и потому предаюсь суетным заботам. Не оттого ли доброе божество не торопится со своими откровениями? Вот передо мною на дереве зрелый плод, а мой желудок пуст... Но разве закон необходимости не гласит: где есть голодный желудок и где есть плод,- последний необходимо влечется к желудку... Итак, о, добрая Необходимость, я отдаюсь твоей власти... Не в этом ли высшее блаженство?
И вот он погрузился уже в полное созерцание, как и Дарну, и стал ждать, пока необходимость осуществит себя сама. А чтобы несколько облегчить ей задачу, он раскрыл свой рот по направлению к смоковнице...
Он ждал день, другой и третий... Постепенно улыбка застывала на его лице, тело исхудало, исчезла приятная округлость стана, жир под его кожей истощился и из-под нее выступили сухожилия. Когда, наконец, время плода приспело и он упал, ударив Пурану по носу,- то мудрец уже не слышал падения и не ощутил удара... Другая пара горлиц свила гнездо в складках его тюрбана, в гнезде скоро защебетали птенцы, и плечи Пураны обильно покрылись птичьим пометом. Когда же буйная поросль перекинулась также на него, то вскоре нельзя уже было отличить Пурану от его товарища - строптивого мудреца, боровшегося с Необходимостью, от мудреца благодушного, который ей всецело покорился.
И в храме водворилась полная тишина, среди которой блестящий идол смотрел на обоих мудрецов со своей загадочной и странной улыбкой.
Срывались и падали плоды с деревьев, журчал ручей, белые облака проносились по синему небу, заглядывая во внутренность храма, а мудрецы все сидели без признаков жизни - один в блаженстве отрицания, другой в блаженстве подчинения Необходимости...
V
Вечная ночь уже распростерла над обоими свои черные крылья, и никто из живущих никогда не узнал бы, какая истина являлась двум мудрецам на вершине пятидесяти колен тростника... Но прежде чем угас последний луч, светившийся в сумерках сознания мудрого Дарну, ему все-таки опять послышался прежний голос: Необходимость смеялась в наступающем мраке, и этот хохот, молчаливый и беззвучный, пронизал Дарну предчувствием смерти...
- Бедный Дарну,- говорило неумолимое божество,- жалкий мудрец! Ты думал уйти от меня, ты надеялся скинуть мое ярмо и, превратившись в неподвижный чурбан, купить этим сознание внутренней свободы...
- Да, я свободен,- мысленно ответил упрямый мудрец.- Я один из тьмы твоих слуг не исполняю заветов необходимости...
- Смотри же сюда, бедный Дарну...
И внезапно перед внутренним взором его открылся опять смысл всех надписей и всех вычислений на стенах храма. Цифры тихо изменялись, росли или убывали сами собою, и одна из них особенно привлекла его взоры. Это была цифра 999998... И пока он смотрел на нее, внезапно еще две единицы пали на стену, и длинный итог стал тихо превращаться. Дарну внутренне содрогнулся, а Необходимость опять засмеялась.
- Понял ли ты, бедный мудрец? На сто тысяч слепых моих слуг всегда приходится один упрямец, как ты, и один ленивец, как Пурана... И вы пришли сюда оба... Привет вам, мудрецы, завершающие мои вычисления...
Тогда из потускневших глаз мудреца выкатились две слезинки, тихо покатились по иссохшим щекам и упали на землю, как два зрелых плода с древа его долголетней мудрости.
А за стенами храма все шло по-старому. Светило солнце, веяли ветры, люди в долине предавались заботам, в небе набирались тучи... Проходя над горами, они отяжелели и обессилели. В горах разразилась гроза...
И опять, как это бывало в старые времена,- глупый пастух соседнего склона пригнал свое стадо, а с другой стороны пригнала свое стадо юная и глупая пастушка. Они встретились у ручья и пиши, из которой на них глядело божество с странной улыбкой, и, пока шумела гроза, они обнимались и ворковали совершенно так, как это делали 999999 пар в таком же положении. И если бы мудрый Дарну мог их видеть и слышать, он, наверное, сказал бы в высокомерии своей мудрости:
- Глупые,- они делают это не для себя, а в угоду Необходимости.
Между тем гроза прошла, солнечный свет опять заиграл в зелени, еще покрытой блестящими каплями дождя, и осветил потемневшую было внутренность храма.
- Посмотри,- сказала пастушка,- вот два новых изваяния, которых здесь прежде не было.
- Молчи,- ответил пастух.- Старики говорят, что это поклонники древнего божества. Впрочем, они не могут сделать вреда... Останься с ними, а я пойду отыщу твоих пропавших овец.
И он ушел, а она осталась с идолом и двумя мудрецами. А так как ей было немного страшно и, кроме того, она была еще полна молодой любви и восторга, то она не могла оставаться на месте, а ходила по храму и громко пела песни любви и радости. Когда же гроза совсем прошла и края темной тучи скрылись за дальними вершинами горной цепи, она нарвала еще влажных цветов и убрала ими идола. А чтобы скрыть его неприятную улыбку, она. воткнула ему в рот плод горного ореха с веткой и листьями.
После этого она взглянула на него и громко засмеялась. Но и этого ей было мало. Она захотела убрать цветами также и старцев. Но так как на добром Пуране было еще гнездо с птенцами, то она обратила внимание на сурового Дарну, гнездо которого уже опустело. Она сняла пустое гнездо, очистила тюрбан, волосы и плечи старца от птичьего помета, потом обмыла его лицо ключевой водой. Она думала, что этим она платит богам за их покровительство ее счастью. А так как и этого ей показалось мало, то, все еще переполненная своей радостью, она наклонилась, и вдруг блаженный Дарну, стоявший на самом пороге Нирваны, ощутил на своих сухих губах крепкий поцелуй глупой женщины...
Вскоре после этого вернулся пастух с найденной овечкой, и оба ушли, распевая веселую песню.
VI
Между тем искра, едва не угасшая в сознании мудрого Дарну, затлелась опять и стала разгораться все сильнее. Прежде всего в нем, как в доме, где все спят, проснулась мысль и стала беспокойно метаться в темноте. Мудрый Дарну думал целый час и надумал одну только фразу:
- Они подчинялись Необходимости... Еще через час:
- Но, в конце концов, и я тоже ей подчинился... Третий час принес новую посылку:
- Срывая плод - я исполнял закон необходимости. Четвертый:
- Но и отказываясь - я исполняю ее расчеты. Пятый:
- Они, глупые, живут и любят, а мы с мудрым Пураной умираем. Шестой:
- В этом есть, может быть, необходимость, но очень мало смысла.
После этого проснувшаяся мысль окончательно поднялась и стала будить другие спавшие способности:
- Если мы с Пураной умрем,- сказал себе мудрец Дарну,- это будет неизбежно, но глупо. Если мне удастся спасти себя и товарища,- это будет тоже необходимо, но умно. Итак, будем спасаться. Для этого нужна воля и усилие.
Он отыскал в себе маленькую искорку воли, которая еще не угасла. Он заставил ее поднять свои отяжелевшие веки.
