Сергей Лукницкий - Киллеров просят не беспокоиться
-- Да это она не след взяла, а из самолета драпанула: змею учуяла, дрессировщик! Скажи спасибо, что на краю аэродрома остановилась, нестись бы тебе на поводке до Ледовитого океана...
После тщательного досмотра салонов, багажного и других отделений самолета всех пригласили подняться обратно в тепло: самолет был чист.
Пока проверяли самолет, Нахрапов в "Волге" продолжал изучать списки. Ничего подозрительного. Но когда он поднялся в самолет и ему протянули расшифровку, где значились не только фамилии, возраст и паспортные данные, но и регистрация (прописка) и вид деятельности, он тут же натолкнулся глазами на фамилию "Моисеева", напротив которой значилось: "учительница биологии старших классов школы No 679".
Сначала Нахрапов подумал, что где-то он уже слышал этот номер, потом решил, что это та самая школа, в которой учится его сын, хоть никогда и не помнил толком ее номер. Потом сообразил, как однажды сын жаловался на биологичку, и фамилия ее действительно была Моисеева. Нахрапов срочно потребовал установить, какой груз везла учительница.
Прошло еще минут десять. Оказалось: весьма несложно было обнаружить в документах багажного отделения аэропорта собственника клеток с зайцами, птицами, лисой и одного террариума с вараном. Змей, правда, не было, но бортпроводница вспомнила, что ручная кладь Моисеевой тоже была немаленькой. Две большие сумки, которые она не сдала в багаж в аэропорту Внуково, были поставлены в багажном отсеке самолета; одну, поменьше, учительница взяла с собой в салон. Нахрапов подозвал Полковского и продиктовал ему результаты своих умозаключений.
Руководитель следственной бригады, принявшей к производству дело, возбужденное по факту смерти неопознанного пока гражданина, передал по рации поручение оперативной бригаде УВД задержать гражданку Моисееву Елену Ивановну, проживающую в Новом Уренгое на улице Строительной, прилетевшую из Москвы в 14.30 по местному времени. Сам же пошел беседовать с членами экипажа.
Нахрапов распрощался с коллегами и отправился на Строительную, к Моисеевой, -- недалеко от ее дома жил и он сам.
3
Михаил Моисеев сегодня был дома. Вернувшись со смены рано утром, он поспал часа четыре, встал, позавтракал и занялся уборкой в квартире. Жена не любила, чтобы ее встречали из командировок, поэтому он не торопился в аэропорт. Когда все возможные сроки прошли, Миша понял, что ее что-то задержало в Москве, и беспокоиться не стал. Жена не любила, чтобы из-за нее кто-то беспокоился. Но без чего-то четыре в дверь позвонили. Он открыл: на пороге стояла приятельница жены, соседка из второго подъезда их серенького кирпичного полуразвалившегося дома. У нее был немного потрепанный вид, складывалось впечатление, что вчера она поздно легла спать, а перед этим много выпила.
-- Мишенька, извини, -- сказала Нина, -- мой на смену ушел, а я дверь захлопнула. Можно, я у вас тут часок пережду? Мама скоро вернется, уйду.
-- Проходи, -- сказал Миша, оглядывая худенькую фигурку нежданной гостьи, -- я один.
Они посидели на кухне, Миша предложил Нине водки, они выпили, разговорились. Ее муж работал вместе с Моисеевым на нефтеперерабатывающем комбинате, раньше был парторгом цеха, а теперь стал цеховым профсоюзным лидером, но в свободное от работы время. Они не были приятелями, просто частенько оказывались вместе в комбинатовской сауне по пятницам, а иногда выезжали вместе на рыбалку.
Нина отправилась в комнату смотреть телевизор.
Все произошло просто. Соседка поперхнулась конфетой, попросила Моисеева побить ее по спине. Когда она перестала кашлять, Мишины руки были уже на обратной стороне ее лопаток -- то есть на груди. Ее рейтузики и джемпер полетели на пол со скоростью пробившегося из земли нефтяного фонтана на буровой вышке.
Прошло более часа, покуда он вдоволь не насытился неизведанным телом чужой женщины. Когда он откинулся на подушку, его еще потряхивало. Она прильнула к его груди и стала целовать, он при каждом прикосновении ее губ вздрагивал, как от щекотки, смеялся. Ни одного слова не мог подобрать, чтобы хоть что-нибудь сказать.
И тут в дверь настойчиво забарабанили. Миша по стуку понял, что это не жена.
-- Может, твой? -- спросил он Нину. -- Да что он так дубасит-то? Звонок же есть.
И он пошел открывать дверь, нацепив халат на голое тело. Ниночка так растерялась, даже забыла, что она в чужой постели. Миша только провернул замок -- и тут саму дверь за него открыли с лестничной клетки мощным ударом ноги. Он так и застыл, не пытаясь даже запахнуть халат, на котором так некстати развязался пояс.
В квартиру влетели сразу пятеро автоматчиков в белых касках и утепленных пятнистых комбинезонах, поверх которых были надеты бронежилеты. С гиканьем и резкими выпадами то влево, то вправо они все впятером каким-то ловким способом одновременно уместились в тесной прихожей, каждый из них орал:
-- Руки за голову!
-- Лицом к стене!
-- Ноги расставить!
Нинка взвизгнула и, как была в неглиже, вскочила и прижалась спиной к стене, не слезая с дивана, при этом слегка, видимо от растерянности, расставила ноги. Следом за первой группой захвата в комнату ворвалось еще человек пятнадцать, остальные остались в прихожей и на лестничной площадке. Несколько десантников вбежали на кухню и в санузел. Миша даже удивился вместимости собственной однокомнатной малогабаритки.
-- Ты глянь, батяня, -- заржал белобрысый титаник с коротким автоматом в дутых перчатках, -- не успела прилететь, сразу в постель.
-- Какая невоздержанность, товарищи, -- поддержал "батяня", смолящий цигарку прямо в этом своем скафандре. -- Да прикрой ты ее, я ж насмотрюсь -на жену потом перестану залезать.
Нинка не поняла: сделали ей комплимент или обхамили.
Когда Елена Ивановна подходила к своему дому, ее обогнали два бронетранспортера, размолотив не только снег, лежащий на тротуаре, но и сам тротуар. С удивлением она увидела, что машины остановились возле ее подъезда, и люди, высыпавшие из них, сиганули наверх, как оказалось, именно на второй этаж, в ее квартиру. Еле волоча последнюю из трех своих сумок (другие две -- с рыбками, ящерицами, хомяками -- оставила в школе), она поднялась следом за омоновцами и возникла на пороге своей квартиры.
Еще с порога она увидела голого мужа, стоявшего посреди комнаты, в одном лишь распахнутом халатике, причем с поднятыми за голову руками, и соседку Нинку, тоже голую, правда, тщетно пытавшуюся просунуть руку в пройму шелкового кимоно, купленного Еленой Ивановной на распродаже в школе.
Увидев жену, с высоко вздернутыми (нагло, как ему показалось) бровями входящую в квартиру следом за спецназовцами, омоновцами, десантниками, наемниками или бандитами с большой дороги, Михаил Иванович Моисеев повернулся к Нинке:
-- Подстроили? Довольны! Да? Довольны? Стервы! -- и он взвыл от досады и обиды: -- У-у! Бабы -- стервы! Ненавижу!
Он не предпринял никаких трагических попыток убить баб, хотя бы одну, тем более что старший омоновец, которого назвали "батяней", сделал к нему решительный выпад и легонько щелкнул его прикладом снизу по челюсти. Миша в буквальном и в переносном смысле прикусил язык. Сел на корточки и заплакал.
Леночка же разрыдалась, глядя на всю эту сцену. Она и не удивилась и даже не задумалась: почему и зачем здесь ОМОН? Она смотрела на полуголого мужа и свою подругу. Ревность, жажда мести вскипали в ней, заполняли ее мозг, начинали управлять ею. Лена бросила сумку на пол в прихожей и стала размышлять, о чем бы ей спросить командира отряда и о чем бы его попросить.
Потом, вспомнив, вероятно, что всякий обездоленный и униженный имеет право на восстание, она решила все сделать сама. Она быстро скинула на стул пальто, рванулась в комнату и со всего маху ударила кулаком сидящего на корточках мужа по голове; следующим ее действием был удар наотмашь все тем же орудием в сторону соседки. Удар пришелся в скулу, но кулак съехал еще и на переносицу Нинки. Злость переполняла Елену Ивановну. Она даже подумала, что на такое преступление бдительные люди должны были вызвать не просто ОМОН, а бригаду легкой артиллерии. Все равно дом предназначен под снос. Что поделать: слабость всегда спасалась верой в чудеса.
Ничего не понимающий батяня -- майор Майоров (так уж получилось) оглянулся на ребят: как же они пропустили-то эту ненормальную в квартиру? Но увидел не ребят, а представителя прокуратуры Алексея Николаевича Нахрапова. Майоров не знал Нахрапова в лицо и потребовал у того документы.
-- Я сейчас тебе эти документы по всей морде размажу, -- процедил Нахрапов, -- ты что, Сервантес, семейные скандалы здесь устраивать? Разними их!
В это время Елена Ивановна, уже насмерть сцепившаяся с Нинкой, пыталась укусить ее в плечо.
-- Моисеева! -- гаркнул Нахрапов, и Елена Ивановна застыла, обернувшись. -- Вы Моисеева Елена Ивановна?
-- Она, -- кивнула Леночка.
