Ал Разумихин - Короткая жизнь
Впрочем, настоящая фамилия Анны Васильевны вовсе даже и не Стахова. Почему я ее назвал так, объясню несколько позже.
Стаховы - наши близкие соседи. Их земли граничат с нашими, и, хотя они значительно богаче нас, Анна Васильевна никогда не чинилась ни своим богатством, ни родством с князьями Чикурасовыми. Долгое время Стаховы жили в Москве и вдруг вернулись в деревню. До матушки дошли слухи о каком-то странном замужестве их дочери, после которого дочь уехала с мужем за границу, а Стаховы покинули Москву.
По приезде в деревню Анна Васильевна навестила мою матушку, та сделала ответный визит, и между ними установились добрые отношения, а по смерти супруга Анны Васильевны, Николая Артемьевича Стахова, перешли даже в дружбу. Поэтому миновать Анну Васильевну я не мог из одного уважения к памяти матушки.
Безоблачным июньским вечером въехал я во двор усадьбы Стаховой, передал лошадь подскочившему мужику, поднялся на крыльцо и велел доложить о своем прибытии. Анна Васильевна заспешила мне навстречу.
- Голубчик мой, Павел Петрович, какие тут доклады, вы всегда желанный гость.
Я приложился к ее сморщенной, высохшей руке, и мы прошли в гостиную. Маленькая, худенькая, с тонкими чертами лица, Анна Васильевна показалась мне совсем старушкой, кожа на ее лице покрылась сетью мелких морщин, а голосок звучал, как надтреснутая флейта.
- Совсем забыли старуху. В последний раз мы виделись на похоронах вашей матушки.
Я извинился, сослался на переживания, на заботы.
- А все потому, что один, - попеняла мне Анна Васильевна. - Хотите, найду вам невесту?
Я объяснил, что мне не до невест, уезжаю в Болгарию, решил бороться за освобождение братьев-славян...
Задерживаться у нее не входило в мои планы, как вдруг Анна Васильевна неожиданно спрашивает:
- Павел Петрович, вам приходилось встречать Ивана Сергеевича Тургенева?
- Нет, Анна Васильевна, не довелось, - виновато признался я. - Ведь Иван Сергеевич больше проживает во Франции.
- Он ведь тоже наш, орловский, у него именье под Мценском, - говорит Анна Васильевна. - Я его хорошо помню, как и его маменьку, Варвару Петровну, жестокая была женщина...
Я побоялся, что Анна Васильевна отдастся воспоминаниям, но нет, оказывается, у нее была иная цель.
- А его роман "Накануне" вы читали? - поинтересовалась Анна Васильевна.
- Ну как же! - воскликнул я. - Не только читал, но помню во всех подробностях.
Я ждал, что она скажет дальше, а она хлопнула в ладоши и приказала вошедшей девушке подавать ужин.
- Без ужина я вас не отпущу, - твердо заявила она и распорядилась подать к ужину шампанское. - От Николая Артемьевича осталось, - объяснила она. - Он до него большой был любитель.
Я догадался: шампанское предвещало, что Анна Васильевна собиралась сказать мне нечто такое, что должно быть отмечено как-то особо. Увы, я не ошибся.
Ужин был сервирован соответственно вину: были и холодная индейка, и заливная телятина, и грибы в сметане, и даже принесенная с ледника икра. Мне налили бокал, другой; сама хозяйка лишь пригубила искристый напиток.
- Ваша матушка вам ничего не рассказывала? - спросила наконец Анна Васильевна.
- О чем, собственно? - недоуменно отвечал я. - По правде, я не вполне понимаю...
- А знаете ли вы, любезный Павел Петрович, - продолжила Анна Васильевна, - что роман Ивана Сергеевича списан с нас?
- Как это - с вас? - озадаченно взглянул я на собеседницу.
- В романе, - с волнением в голосе ответила Анна Васильевна, - описано все почти так, как происходило на самом деле: как появился Инсаров, как влюбилась Леночка, как Николай Артемьевич сперва проклял, а потом простил дочь...
Тут Анна Васильевна залилась слезами. Мне пришлось встать, налить ей воды и утешать, как малого ребенка.
- Вы действительно помните "Накануне"? - сквозь слезы спросила Анна Васильевна еще раз. - Ведь там в точности описано, и как поженились они, и как уехали. Может быть, не совсем все правильно про Венецию, Ивана Сергеевича там не было. Но что Николай Артемьевич ездил и в Венецию, и в Далмацию, это уж точно. Иван Сергеевич сам расспрашивал Николая Артемьевича. И ведь все напрасно. Так Николай Артемьевич ничего больше про Леночку и не узнал, как в воду канула.
Анна Васильевна усилием воли сдержала слезы, сплела пальцы и бросила на меня печальный и умоляющий взгляд.
- Вот зачем задержала я вас, Павел Петрович, - как ребенок лепетала Анна Васильевна. - Я потеряла дочь, потеряла мужа. Его мне не вернуть, а дочь... Вы твердо решились ехать в Болгарию? Поищите там Леночку. Поймите мои страдания, сделайте это в память своей матери, найдите мне дочь...
"Теперь мне уж точно не миновать Болгарии", - подумал я, хотя поиск Елены Николаевны Стаховой представлялся как нечто нереальное и туманное.
- Анна Васильевна, - торжественно сказал я. - Даю вам слово, что буду искать вашу дочь. Найду ее или не найду, я не знаю, но вашу просьбу не забуду ни при каких обстоятельствах.
Я еще раз склонился к ее руке, а она поцеловала меня в макушку. Уже расставаясь, Анна Васильевна задержала меня в дверях и принесла дагерротип прелестной юной девушки. С момента исчезновения дочери прошло около двадцати лет, и теперь, если она еще жива, Елене Николаевне около сорока и она должна сильно измениться. Но говорить об этом я не стал. Дочь в представлении Анны Васильевны оставалась такой, какой была в день своего отъезда с Инсаровым. Мы простились, и я вернулся в свою Балашовку.
......Теперь, думаю, понятно, почему я наделяю Анну Васильевну и ее дочь фамилией, под которой они увековечены Тургеневым. Я только запутал бы всех, кому придется читать мои записки, если назвал бы их подлинную фамилию.
Все последующие дни прошли у меня в предотъездной суете. Я убрал в шкафы матушкины платья, привел в порядок кабинет, расставил по полкам книги, разобрался в своих вещах, уложил чемоданы и по совету Николая Матвеевича приказал Анфисе Ивановне сшить из холста пояс, в который намеревался запрятать и носить при себе деньги.
Накануне отъезда я встретился с Анной Васильевной еще раз. Она сама нагрянула в Балашовку.
- Голубчик, вам, понимаю, не до меня, но уж извините старуху, - начала Анна Васильевна. - Мне надо кое о чем вас попросить...
Мы уединились в кабинете.
- А вдруг вы ее найдете? - сказала Анна Васильевна. - Может быть, она больна, может быть, у нее нет средств, может быть, ей просто не на что выбраться...
Она достала из ридикюля и подала мне крохотный кожаный футляр.
- Что это?
- Серьги.
Она открыла футляр. На белом атласе сверкали два крупных бриллианта.
- Послать с вами деньги? Золото займет слишком много места, а серьги и дороже золота, и не обременят вас... Послать их - самое разумное. Тем более что они Леночке и предназначались.
- Сколько же они стоят? - спросил я не без опасения.
- Тысяч восемь-девять, - неуверенно сказала Анна Васильевна и покраснела. - Предлагали мне как-то за них десять, но я не отдала. Они перешли ко мне от моей матери, а от меня должны были перейти к Леночке, это фамильные камни.
- Я могу их потерять, у меня их могут украсть...
Но она и слышать не желала мои возражения.
- Еще возьмите письмо. Если она не послушает вас, может быть, ее тронет моя просьба.
Пришлось мне взять и письмо, и серьги. Хотя бриллианты эти принесли мне затем одно беспокойство.
В Москве я хотел получить возможно больше советов относительно поездки и своего устройства в Болгарии, добывал рекомендательные письма, хлопотал о паспорте. Остановился в меблированных комнатах на Сретенке. Комната мне нравилась, прислуга тоже, но деньги я все же держал при себе, а со злополучными серьгами не расставался ни на минуту.
Начал я с того, что отправился в университет искать знакомых болгар, и, как и следовало ожидать, никого не нашел. Все поразъехались. Куда? Бог весть! Тогда я отправился к одному своему приятелю, который учился на медицинском факультете и кончал университет в одно время со мной. К счастью, тот никуда не уезжал и вполне преуспевал по лекарской части, служил ординатором в Старо-Екатерининской больнице и проживал там же в казенной квартире. Встретились мы по-приятельски, как и положено, но намерения моего он не одобрил. Однако помог мне найти в университете болгар, было их всего трое - два филолога и один медик: Дичаров, Славейков и Калоянов. Он зазвал их в гости, пригласил к себе на чай. Совсем молодые люди, года на два моложе меня.
- Вот, собираюсь в Болгарию.
- Что же вы там будете делать?
- Сражаться за свободу.
- Жизнь вам дорога?
- Дорога, но я готов погибнуть за святое дело!
- И нам не жалко отдать жизнь за святое дело, - продолжал один из них. - Для того мы и учимся. Но нет ничего хуже глупой смерти. Турки не щадят никого. Мы уважаем ваше намерение, но хотим предостеречь. Не успеете появиться по ту сторону Дуная, как очутитесь в тюрьме. Лучшие наши люди находятся сейчас в эмиграции, накапливают силы для решительного сражения. Поезжайте в Бухарест, обратитесь к ним, они не отвергнут вашу помощь...
