Николай Лесков - Зимний день
- Ах, кажется это так!
- Конечно, что же их вера? Ведь очень многие эти девочки совершенно жалки: мужчины их сманят с собой и бросят... Помните, как это сделал Бертон? Увез, бросил и живи как хочешь; а Marie проводит всю жизнь в заботах о ком-нибудь. Если хотите найти сердечного человека, идите к ней: у нее всегда есть запас людей "униженных и оскорбленных". Я к ней и обратилась с просьбой порекомендовать мне скромную и правдивую девушку, чтобы не было в доме дурного примера и фальши. Главное, чтобы не было фальши, так как я фальшь ненавижу. А Marie даже обрадовалась. "Ах, как мне приятно слышать, говорит, ваше рассуждение! Ложь - это порок, которым сатана начал порчу человека. Он ведь _обманул_ Еву?" Да, да, да, думаю; ты очень начитана, но ты это далеко берешь о прародителях и о сатане, а я тебя просто прошу о горничной девушке.
"Ну да, есть и такая! - отвечает Marie, - у меня теперь приютилась в ожидании места как раз такая превосходная девушка".
"Не притворщица и не побегушка?"
"О, как можно! Она христианка!"
"Да ведь у нас все крещеные и даже православные, но нравы и правила у всех ужасные".
"Нет, что вы: у христиан прекрасные правила! Притом это девушка, которая всегда занята, работает и читает "посредственные книжки".
"Ага, значит, она толстовка! Ну, ничего: я всякие утопии ненавижу, но прислуге вперять непротивление злу, по-моему, даже прекрасно. Давайте мне вашу непротивленку! Я ее буду отпускать к моленью. Где они собираются молиться? Или они совсем не молятся?"
"Не знаю, - говорит: это дело совести, об этом не надо спрашивать".
"Конечно, мне бог с ней, как она хочет. Но как ее звать?"
"Федорушка".
"Ай, какое неблагозвучное имя!"
"Отчего же? Очень хорошо! Вы зовите ее Феодора, или даже Theodora. Чего же лучше?"
"Нет, это театрально, я буду звать ее Катя".
"Зачем же?"
"Ну, это, - говорю, - у меня такой порядок".
Marie не стала возражать и прислала мне свою непротивленку, и вообразите, девушка мне очень понравилась, и я ее наняла.
- Почем? - спросила гостья.
- Семь рублей в месяц.
- Как очень дешево.
- Да. Но она больше и не требовала. Она сама даже совсем ничего не просила, а сказала: "Сколько буду стоить, столько и положите". Я и назначила. Но позвольте, это ведь не в том дело; а она мне тогда очень понравилась, потому что действительно она выглядела этакая опрятная и скромная. А я, признаться, когда услыхала, что она непротивленка, то я опасалась за ее опрятность, так как в ихних книжках ведь есть против мыла, и я помню, няня читала, как на одну святую бросился бесстыжий мурин, но как она никогда мылом не мылась, то этот фоблаз от нее так и отскочил.
- Это ужасно!
- Да, все другие подверглись, а она нет; но я решительно не понимаю, неужели Толстой из-за этого против мыла?
- Ах, нет же! Вы разве забыли, из чего мыло сгущают?
- Из мясного сока.
- Ну вот и разгадка.
- Тетя! - отозвалась из-за трельяжа девушка. - Ну как вам это не стыдно говорить такие вздоры?
- А что такое?
- Из мяса мыла не варят, и притом очень много мыла делают не из животных, а из растительных жиров. Наконец есть яичное мыло, которое вы и покупаете.
- Ах, правда, правда! Точно, есть яичное мыло. Это в Казани, где был губернатор Скарятин (*12); но я его теперь не покупаю. Долго покупала и очень им мылась, но с тех пор, когда был шах персидский (*13) и я узнала, что он этим мылом себе ноги моет, мне стало неприятно, и я его больше не покупаю.
- Охота была вам об этом и знать!
- Ну, отчего? Нас в институтах такой гордости не учили. И, по-моему, лучше интересоваться такими особами, чем неумойками. Я ведь помню, когда Аркадий оканчивал курс, тогда его посещали разные, и приходили и эти непротивленыши, и все они были в этой ихней форме, тусклые и в нечищеных сапогах.
- Ужасные "малютки"! - сказала гостья.
- Да, какие-то они... все с курдючками. Подпояшутся, и сзади непременно у них делается курдючок, а лапки без калош - и натопчут. Это неопрятность! Но девушка-непротивленка ко мне пришла совсем в опрятном виде и работала превосходно, но в практической жизни все-таки она оказалась невозможна.
- Почему же?
- Да, да, да! В практической жизни много сторон, и она мне оказалась хуже всех противленок!
- Появился какой-нибудь непротивленыш?
- Куда там! Нет! Просто не отгадаете!
3
- Начну хоть с пустяков: пробегаю я ее паспорт и наталкиваюсь опять на то, что там стоит имя Федора. Я говорю ей:
"Моя милая, мне твое имя не нравится (я не люблю говорить людям _вы_), я буду звать тебя Катею". И она сразу же отвечает рассуждением: "Если вам так угодно, чтобы в вашем доме служанка называлась иначе, то мне это все равно: _это обычаи человеческие_"!
- Как это смешно!
- Ужасно смешно. "Обычаи человеческие"... А то еще у них есть "непосредственные обязанности к богу". Но я сама из деревенских барышень и люблю иногда с прислугой поразговаривать. Я и говорю: "Я буду звать тебя Катей, и ты должна откликаться". Отвечает: "Слушаю-с!" - "И еще, - говорю, - я тебе забыла сказать, что к твоим обязанностям тоже должно относиться, чтобы ты помогала кухарке убирать посуду и подтирала мокрою тряпкой крашеные полы в дальних комнатах". Но что же-с, полы она подтирала и мне на мой зов "Катею" откликалась, а если кто из моих знакомых ее спросит, как ее имя, она всем упорно отвечает: "Федора". Я ей говорю: "Послушай, моя милая! Ведь тебе же сказано и ты должна помнить, что ты теперь Катя! Зачем же ты противоречишь?" А она начинает резонировать: "Я, - говорит, сударыня, на ваше приказание откликаюсь, так как вы сказали, что это такой порядок в вашем доме, и мне это не вредит: но сама я лгать _не могу_..." "Что за вздор!" - "Нет, - говорит, - я лгать не могу, - мне это вредит".
- Какова штучка! - воскликнула гостья. - Она себе вредить не желает!
- О, не желает!.. Да ведь еще и как!.. Это что-то пунктуальное, что-то узкое и упрямое, как сам Мартын Иваныч Лютер. Ах, как я не люблю это сухое лютеранство! И как хорошо, что теперь за них у нас взялись. Я спрашиваю:
"Какой тебе вред? Живот, что ли, у тебя заболит или голова?"
"Нет, - говорит, - живот, может быть, не заболит, но есть вещи, которые важнее живота и головы".
"Что же это именно?"
"Душа человека. Я желаю иметь мою совесть всегда в порядке".
- Ведь это шпилька-с!
- Это прямо дерзость!
- Да; но, как брат Захар говорит, "хотя это и неприятно, но после благословенного девятнадцатого февраля - это неизбежно".
- Да, после этого февраля мы у них в руках.
- Особенно перед самым праздником. Нельзя же самим стать у своих дверей и объявлять визитерам, что нас дома нет. До этого еще вообще не дошло, но между тем непротивленская малютка это-то именно у меня и устроила.
- Да что вы?
- Факт-с!
- Право, вся надежда на градоначальника.
- Да, он их возьмет - "руки назад". В праздник я ей толком растолковала: "Катя, будут гости, ты должна всем говорить, что я дома и принимаю". И она принимала; но потом приехал Виктор Густавыч. Вы знаете, человек с его положением и в его силе, а у меня два сына, и оба несходного характера: Аркадий - это совершенная рохля, а Валерий, вы его знаете, живчик. Очень понятно, что я о них забочусь, и я хотела с ним немножко поговорить о Валерии, который не попал за Аркадием, а попал в этот... университет и в будущем году кончит, без связей и без ничего...
Гостья сделала едва заметное движение.
- И вот я посадила Виктора Густавыча, подбегаю к ней и говорю: "Катя, а теперь если кто приедет, ты должна говорить: _я уехала_ и что _меня нет дома_". Кажется, всякая дура может это понять и исполнить!
- Что же тут не исполнить!
- Да, самое обыкновенное. А она, вообразите, всем так и говорила, что "я ей _приказала говорить_, что я уехала и меня дома нет!"
- Ах ты боже мой! - воскликнула гостья и расхохоталась.
- Но вы представьте себе, что и все точно так же, как вы, на это только смеялись, а никто не обиделся, потому что ведь все же прекрасно знают, что всегда в этих случаях лгут... Это так принято... Но молодежь стала мне говорить: "Ma tante, ваша непротивленка, кажется, очень большая дура". Но я верно поняла, что это действует ее вера, и я разъяснила всем, что это из нее торчит граф Толстой и сильно-державно показывает всем образованным людям свой огромный шиш. "Никаких-де визитов не надо! Все это глупости: лошадям хвосты трепать не для чего, а когда вам нужен моцион - мойте полы".
- Без мыла?
- Да, совершенно так просто!
- Но как же вы после этого сделали с непротивленкой?
- Я с ней объяснилась; я ей сказала: "Ты обдумай, тебя мне рекомендовали как очень хорошую девушку и христианку, а ты очень хитрая и упорная натура. Что это за выходка с твоей стороны, чтобы выдать меня за лгунью?" А она простодушно извиняется:
"Я не могла сказать иначе".
"Отчего-о-о? Бедная ты, помраченная голова! Отчего-о ты не могла сказать иначе?"
"Потому что вы были дома".
"Ну так и что за беда?"
"Я бы солгала".
"Ну что же такое, если бы ты немножко и солгала?"
