Андрей Платонов - Свет жизни
Она прожила до утра. Аким выспался и проснулся.
-- Ты жива? -- спросил он хозяйку.
-- Жива еще, -- ответила женщина с кровати. -- Мне легче будто стало и в сон тянет, я всю ночь не спала... Укрой мне ноги потеплее, достань мою шушунку из сундука. Обед сам себе сготовь -- крупа в кадушке в сенцах стоит, сала себе отрежь...
-- Сготовлю, -- согласился Аким. -- Опять жить будешь, только отоспишься?
-- Как отдохну, так опять поживу, -- пообещала больная хозяйка.
-- Живи, -- сказал Аким. -- А я пообедаю и дальше пойду -- на шахты.
-- Ступай, -- тихо произнесла хромая женщина. -- С шахты назад ворочаться будешь, заходи опять гостить ко мне.
Аким укрыл ноги хозяйки шушункой поверх одеяла, подбил ей подушку и ответил:
-- Зайду... Я нескоро ворочусь, а к тебе все одно приду. Тогда я заработок домой понесу и тебе гостинцев куплю иль обновку какую.
-- Шаль мне купи, хоть полушалок, чтоб я не стыла, -- попросила старая женщина.
-- Из шерсти, -- сказал Аким, -- я знаю. У моей матери была шаль, отец ее продал и пшена купил.
После обеда Аким взял себе кусок хлеба побольше и пошел на большак за деревню. Отец ему говорил когда-то, что по этой большой дороге все люди на шахту идут, и дядя ушел...
Вернулся Аким обратно нескоро -- через пятьдесят пять лет. Из этих пятидесяти пяти лет отсутствия каждый день он хотел уйти домой, но ему нельзя было: то нужда и работа, то свои дети, то тюрьма, то война, то прочая забота, -- так и прошла вся жизнь -- небольшое мгновенное время, как убедился Аким. Весь свой век он готовился к чему-то наилучшему и томился, но не мог опомниться, пока не стал стариком. И теперь, в старости, он опять стал одиноким и свободным, каким был в детстве. Дети его выросли и живут сами по себе, а жена умерла.
И тогда старый Аким пошел домой. Где был большак, откуда он тронулся на шахты, теперь проходила железная дорога. Но Аким не поехал по железной дороге, а шел по обочине ее пешком.
В памятном месте он свернул с большака па деревню, где жила хромая женщина, некогда приютившая его, и сразу заблудился, не узнавая ничего. Он вошел в большой город, полный домов и богато живущих людей. Аким пошел по направлению к реке, по смутному воспоминанию, чтобы выйти на высокую поляну и оттуда добраться до своей деревни; там он оставил свое первое старое семейство -- отца с матерью, братьев и сестер.
Реки не было. Он спросил у пожилого прохожего, где же река. Ему ответил прохожий, что реку давно впустили в трубу, а трубу зарыли в глубь земли...
Старик пошел далее по долгой улице, уставленной сплошь светло-желтыми, украшенными снаружи домами. Улица и после пересечения с рекой, схороненной в трубе, шла ровно, нигде не видно было той высокой поляны, посреди которой завивали венки в детстве Акима.
Старик миновал весь город и вышел на гладкий асфальтированный тракт. То место, где стояла его родная деревня, он не мог теперь обнаружить. Только печные углы из избы отца, может, лежат где-нибудь под фундаментом незнакомого дома. Аким воротился обратно в город, свернул в боковую улицу и вошел в попутный сад на площадь. Там он сел у фонтана и опомнился. У фонтана было прохладно, тихо, пахло дорогими посаженными цветами. Новые, сытые дети играли в горке песка за фонтаном; их сторожила молодая женщина с задумчивым лицом, одетая в белое платье с цветами; она ходила вокруг детей, занятых между собою, читала книжку, а иногда что-то говорила детям, наверно, делала им наставления.
Старый Аким подошел к задумчивой молодой женщине и спросил ее, полагая, что, может быть, он обознался, заблудился и пришел не на родину, а в чужое место:
-- А вы не знаете, что тут раньше находилось, когда города не было?
-- Знаю, -- улыбнулась женщина ему в ответ. -- Здесь были поля, леса, соломенные деревушки, а в них жили печальные, бедные люди.
-- Верно, -- согласился старик Аким и отошел от красивой молодой женщины.
Он вспомнил рожь и деревья, которые росли здесь в его детстве, сияющие летние дни, волнение зноя и трепетание теней древесных листьев на траве. В природе и в мире все это было и исчезло, но в нем, в человеке, ничто не забудется, пока он жив. Старик, варивший себе ужин у деревянного сельского моста, и женщина-хромолыдка, которой Аким не успел принести в подарок шерстяной полушалок, давно отжили на свете, но они существуют в чувстве и памяти старого Акима как любимые и бессмертные.
-- А ну, пойди сюда! -- сказал Аким задумчивой женщине в белом платье с цветами.
Девушка молча и вежливо подошла.
-- Ты чья? -- спросил ее старик. -- Давно здесь живешь или пришлая?
-- Я родилась здесь, -- ответила девушка. -- Я дошкольница, в детском саду работаю, я Надя Иванушкина. А вы?
-- Я рабочего класса, а родился тут, только давно уже, в старинное время, когда тебя не было.
-- Меня не было, -- согласилась Надя Иванушкина. -- Я недавно живу: девятнадцать лет.
-- А я уж в твои годы стариком почти был: на шахтах давно работал, женился и сын у меня рос, а мальчишкой в тюрьме отсидел -- не в последний раз.
-- А ваш сын здесь живет? -- спросила Надя.
-- Нет, не живет, -- сказал Аким. -- Я пришел один... Ступай занимайся с детьми.
Надя еще постояла возле Акима в стеснении и неловкости, а затем отошла к малолетним детям.
Старому Акиму она не понравилась, поэтому он и подозвал ее к себе, но не стал обижать.
Прежние люди, умершие и старые, должны были жить печальными и бедными в нищих жилищах, чтобы эта Надя Иванушкина могла легко работать, быть красивой и задумчивой, одеваться в белое платье с цветами, жить в каменном доме и есть сытную пищу на обед и на ужин. Прежние люди не жалели себя -даром родились, даром померли. А эти -- ишь какую жизнь себе выдумали!
Старый Аким раздумался, загоревал, сморился и уснул; он сидел на скамье, склонив голову на руки, окруженный благоухающими цветами, обдуваемый прохладой фонтана, в тишине распустившегося всеми листьями сада.
В сумерках он проснулся. Детей у фонтана не было, их, наверное, развели по домам. Но Надя Иванушкина сидела теперь одна в отдалении от Акима. Старик поглядел на нее и опять закрыл глаза.
Надя по своей воле подошла к дремлющему старику.
-- Дедушка, -- сказала она, -- вы к кому приехали?
Аким открыл глаза на нее.
-- К тебе в гости, -- осерчал он.
-- Ну пойдемте, -- согласилась Надя Иванушкина.
Старик поднялся. "Все одно, -- подумал он, -- пойду погляжу".
Надя жила недалеко -- в чистой, убранной комнате. Она приветила старика и налила для него в тарелку супа с мясом.
-- Ешьте, -- пригласила она. -- Я уже обедала.
-- Замужняя? -- спросил Аким.
-- Нет еще. Одна живу, -- сказала Надя. -- Сейчас я вам второе подогрею.
-- Грей, -- сказал Аким. -- А где я спать буду, у тебя одна кровать?
-- На ней вы и будете спать, -- решила молодая хозяйка. -- А я на полу себе постелю. Я привычная, я на постройках работала, в общежитиях и в бараках жила, всего повидала.
Старик всмотрелся в эту девицу.
-- Ишь ты! -- произнес он.
Отобедавши, Аким сразу лег в мягкую постель на ночлег. Усталый и старый, он долго, однако, не мог уснуть -- привык маяться. Надя уже давно спала на узком ковре на полу, сжавшись по-детски под простыней.
Среди ночи старик захотел вдруг пить.
-- Хозяйка, дай пить! -- шумно сказал Аким.
Надя сейчас же поднялась, чуткая, как неспавшая, сходила в одной рубашке на кухню и принесла оттуда стакан воды, а потом опять легла.
Напившись, старик уснул и во сне стал плакать, точно в нем освободилась опечаленная, измученная за долгую жизнь душа. Он не видел сновидений и не чувствовал страданий, но ему становилось все легче и легче, сон поглощал его глубже, он отдыхал; Аким не знал, что он плачет.
На рассвете старик проснулся. У его изголовья сидела Надя и утирала ему слезы своей ладонью.
-- Успокойтесь, -- говорила она, -- вы давно плачете?
-- Не чувствую, -- сказал Аким.
-- Ну, теперь проснитесь и успокойтесь, -- попросила его молодая хозяйка и поцеловала Акима в лоб. -- Я понимаю.
Старик привлек к себе Надю, сжав ее голову руками.
-- Прежние люди забыты, они умерли, а избы их сопрели, -- произнес Аким. -- Но ты не хуже их, ты должна быть лучше.
-- Мы лучше, -- доверчиво сказала Надя.
-- Я помню их, ты запомни меня, а тебя запомнят, кто после тебя народится, те будут неизвестные -- еще лучше тебя, -- говорил старый Аким. -- Так и будет жить один в другом, как один свет.
Надя слушала старика. Аким умолк. Ему теперь было уже привычно жить здесь -- в чужом городе на месте родной деревни. Перед ним был все тот же знакомый с малолетства вечный человек, только моложе хромой старухи и счастливее ее.
-- Я завтра буду готовить, -- сказала хозяйка. -- Мне на работу сегодня идти.
-- Готовь, чего же нам ждать, -- ответил Аким.
-- Дедушка, а отчего вы плакали ночью? -- спросила Надя.
Старик ничего не сказал. Он не помнил, что плакал. Надя задумалась.
-- Вы жили, должно быть, плохо. Ушли далеко и всех забыли, пришли к нам -- и нас не узнали. А забытые без вас все умерли, а ночью они пришли к вам в сердце. Но теперь их никого нет, не плачьте, теперь одни мы живем...
