Владимир Богомолов - В кригере
- ...Да на вас пахать можно! - послышался в другой половине вагона возмущенный повелительный голос. - А вы на здоровье жалуетесь!.. Уберите вашу бумажку - это муде на сковороде!..
Если в том отсеке кригера, где я находился, кроме ротных получали назначения также командиры батальонов, их заместители и начальники штабов, преимущественно капитаны и даже майоры, люди бывалые, в большинстве своем воевавшие и в Европе и в Маньчжурии, то в другой половине, за плащ-палатками, определялись судьбы, а точнее, места дальнейшей службы взводных командиров, в основном молоденьких офицеров, в том числе выпускников военных училищ, и, как я вскоре заметил, обращение и разговоры там были более напористыми и жесткими, если даже не грубыми, и заметно более короткими, анкетные данные там не зачитывались, все делалось стремительно и с непрестанным категорическим нажимом. Не знаю, сколько там было кадровиков, но громко и напористо звучали все время два властных командных голоса: один басовитый, заметно окающий и другой - звучный, охриплый баритон, причем оба они в качестве безапелляционного довода для утверждения своей правоты или опровержения то и дело возмущенно выкрикивали запомнившееся мне на всю жизнь словосочетание: "Это муде на сковороде!..", а хриплый голос настороженно спрашивал кого-то, произнося "ы" вместо "и": "Вы что - мымоза?!." Естественно, в разговорах там, точнее, в репликах кадровиков время от времени возникала и пятая мужская конечность в ее самом коротком российском обозначении.
Хотя большинство взводных по возрасту были старше меня, я испытывал к ним, как к меньшим по должности, сочувствие и жалость, однако ничуть тогда не представлял, что и спустя тридцать и сорок пять лет я не смогу без щемящего волнения смотреть на молоденьких лейтенантов: и спустя десятилетия в каждом из них мне будет видеться не только моя неповторимая юность - и в мирные годы, даже на улицах Москвы, в каждом из них мне будет видеться Ванька-взводный времен войны... безответный бедолага - пыль окопов и минных предполий...
Словно сбрендивший или чокнутый, я переводил глаза со второго от входа станка к третьему и обратно, безуспешно напрягал память и никак не мог припомнить, и тут майор с обгорелой одноухой головой, заметив мой ищущий напряженный взгляд, перегнувшись, посмотрел вниз, влево от своего столика и, нервно дернув щекой, громогласно спросил:
- Что там?.. Крыса?
- Никак нет! - покраснев, будто меня уличили в чем-то нехорошем, отвечал я. - Виноват... товарищ майор...
В это как раз мгновение и прояснилось - будто осенило - я наконец определил, что носилки, на которых меня, тяжелораненого, везли с висленского плацдарма, помещались на нижних кронштейнах третьего, а не второго от входа станка, и очень захотелось посмотреть туда, вниз, однако опасаясь, что майор снова заметит, я уже не решился.
Оба офицера передо мной жаловались на болезни жен, на ранения и контузии, ссылались на медицинские справки, находившиеся в их папочках, правда, назначения в европейскую часть страны или "в умеренный климат", как они просили, им получить не удалось, однако одного, более настойчивого, после ознакомления с его документами направили на гарнизонную медицинскую комиссию, второго же, которому предложили поначалу Камчатку, убедили согласиться на Южный Сахалин.
Но прежде чем он дал согласие, в другой половине вагона случился конфликтный, на повышенных тонах разговор, который не мог ни улучшить мне настроение, ни прибавить боевого духа.
- Это муде на сковороде!.. Вы кому здесь мозги засераете?.. - раздался там, за плащ-палатками, возмущенный охриплый баритон. - Вы годны к строевой службе без ограничений! Вот заключение!.. Вашим лбом башню тяжелого танка заклинить можно, а вы здесь хер-р-рувимой, прынцессой на горошине прикидываетесь!.. Климат не подходит!.. Вы что - стюдентка?.. - произнеся в последнем слове "ю" вместо "у", как это было принято среди офицерства в сороковые годы, настороженно и с явным презрением осведомился тот же властный с хрипом баритон. - Может, вам со склада бузгальтер выписать, нап.здник и полпакета ваты?.. Что, будем мэнструировать или честно выполнять свой долг перед Родиной?
- Виноват, товарищ капитан... - жалко проговорил за плащпалатками сдавленный извиняющийся голос.
- Виноватыми дыры затыкают! А мы вас не в дыру посылаем, а в заслуженную ордена Ленина дивизию! Гордиться надо, а не базарить и склочничать!.. Курильские острова - наш боевой форпост в Тихом океане! Передовой рубеж! Это огромное доверие и честь для офицера! Гордиться надо! Гордиться и благодарить!.. Двойной оклад, двойная выслуга лет, паек - слону не сожрать! и сто грамм водки в глотку - ежедневно!.. И какого же тебе еще хера надо?.. переходя на "ты", доверительно и не без удивления спросил все тот же охриплый, повелительный баритон и после короткой паузы приказал: - Явитесь за предписанием завтра к пятнадцати ноль-ноль! Идите!..
...Наконец наступил и мой черед. Из замызганной папочки с моими документами капитан взял заполненный мною анкетный листок и шепелявой скороговоркой зачастил:
- Старший лейтенант Федотов... рождения - двадцать пятого, уроженец Московской области, русский, комсомолец... Общее - десять классов, военное пехотное училище... Стаж на командных должностях в действующей армии... Командир взвода автоматчиков - четыре месяца... Командир взвода пешей разведки - девять месяцев... Командир разведроты дивизии - четыре месяца... Командир стрелковой роты - в Маньчжурии - один месяц... В плену и окружении со слов не был, на оккупированной территории не проживал... Со слов не судим, дисциплинарных и комсомольских взысканий якобы не имеет... Награжден четырьмя орденами, медаль "За отвагу" и другие... Ранения: три легких и одно тяжелое, контузии - две легких и одна тяжелая... Семейное - холост... Заключение от двадцать пятого сентября: годен к строевой службе без ограничений...
- Холост и годен без ограничений! - с явным удовлетворением повторил подполковник, протянув левую руку и забирая у капитана мою анкету. - Вот кому служить и служить - как медному котелку!
- Разрешите обратиться...
- Надо надеяться, что выпадением памяти, матки и прямой кишки не страдает и жалоб на здоровье нет... - перебив меня и ни к кому, собственно, не обращаясь, как бы рассуждая вслух, неторопливо и не без оттенка шутливости проговорят подполковник, просматривая мои анкетные данные.
- Так точно! - подтвердил я. - Разрешите доложить...
- Хорошая биография... - снова перебивая меня, заметил подполковник и, подняв голову, уточнил: - Перспективная!.. Есть соображение назначить вас командиром роты автоматчиков в прославленное трижды орденоносное соединение, приподнятым голосом значительно проговорил он. - Служить там - высокая честь для офицеров, и с таким боевым опытом, как у вас...
- Разрешите, товарищ подполковник... В мае месяце... в Германии я сдал предварительные экзамены в Академию имени Фрунзе, прошел собеседование и...
- Не тормозите!.. - вскинув страшную обгорелую голову и глядя на меня мрачно и, более того, с неприязнью, вдруг недовольно воскликнул или даже вскричал майор. - Вы что - фордыбачничать?.. Кар-роче!
Я в то время еще не знал значения глагола "фордыбачить" - майор почему-то произносил "фордыбачничать" - только сообразил, что это нечто недостойное офицера, однако не использовать казавшуюся мне столь реальной возможность поехать в академию в Москву я просто не мог.
- Прошел собеседование и двадцать второго мая приказом командующего семьдесят первой армии зачислен кандидатом в слушатели... - продолжал я, несколько сбитый недоброжелательным выкликом майора. - Я должен прибыть в академию!.. Меня там ждут...
- Вам сказано - кар-роче!!! - снова вскинув изуродованную голову, закричал майор возбужденно, с таким раздражением и неприязнью, что я осекся. - Вам объяснили, а вы опять?!!
- ...У меня мама инвалид первой группы... нуждается в постоянном уходе, послышался за плащ-палатками в той половине кригера писклявый, совсем не офицерский, просительный голос очередного взводного. - Отец погиб, и она полностью одна... Понимаете - полностью! Прошу вас, товарищ капитан, душевно... по-человечески... Прошу оставить меня в Хабаровске или неподалеку от него, чтобы я мог...
- Вы здесь матерью не спекулируйте! - строго и недовольно зазвучал в той половине вагона окающий басовитый командный голос. - Вы не на базаре!.. О вашей мамочке райсобес позаботится - советская власть еще не кончилась!.. А ваша обязанность - не канючить здесь как майская роза и не шантажировать старших по званию чужой инвалидностью, а честно выполнять свой воинский долг!.. Лично вы годны к строевой службе без ограничений!.. Явитесь за предписанием завтра к пятнадцати ноль-ноль! Идите!..
В этот момент старшина, положивший на стол старшему лейтенанту документы очередных офицеров, взял у подполковника какую-то бумагу и, просматривая ее на ходу, поравнявшись со мной, вполголоса недовольно сказал, как в ухо дунул: "Не задерживайте!"
