Алексей Толстой - Русалочьи сказки
- Теперь твоя очередь, - густым голосом сказала кикимора и вынула из-за пазухи ребеночка.
- Дуничка! - едва не закричала Моря.
Смотрит на звезды, улыбается Дуничка, сосет лохматую кикиморину грудь.
А леший высунул сучок корявый да за ногу кикимору и схватил...
Хотела кинуться кикимора в воду - никак не может.
Игоши рассыпались по траве, ревут поросячьими голосами, дрыгаются. Вот пакость!
Моря схватила Дуничку - и давай бог ноги.
- Пусти - я девчонку догоню, - взмолилась к лешему кикимора.
Стучит сердце. Как ветер летит Моря. Дуничка ее ручками за шею держит...
Уже избушка видна... Добежать бы...
А сзади - погоня: вырвалась кикимора, мчится вдогонку, визжит, на сажень кверху подсигивает...
- Бабушка! - закричала Моря.
Вот-вот схватит ее кикимора.
И запел петух: "Кукареку, уползай, ночь, пропади, нечисть!"
Осунулась кикимора, остановилась и разлилась туманом, подхватил ее утренний ветер, унес за овраг.
Бабушка подбежала. Обняла Морю, взяла Дуничку на руки. Вот радости-то было.
А из яра хлопал деревянными ладошами, хохотал старый дед-леший. Смешливый был старичок.
ДИКИЙ КУР
В лесу по талому снегу идет мужик, а за мужиком крадется дикий кур.
"Ну, - думает кур, - ухвачу я его".
Мужик спотыкается, за пазухой булькает склянка с вином.
- Теперь, - говорит мужик, - самое время выпить, верно?
- Верно! - отвечает ему кур за орешником...
- Кто это еще разговаривает? - спросил мужик и остановился.
- Я.
- Кто я?
- Кур.
- Дикий?
- Дикий...
- К чему же ты в лесу?
Кур опешил:
- Ну, это мое дело, почему я в лесу, а ты чего шляешься, меня беспокоишь?
- Я сам по себе, иду дорогой...
- А погляди-ка под ноги.
Глянул мужик, - вместо дороги - ничего нет, а из ничего нет торчит хвост петушиный и лапа - кур глаза отвел.
- Так, - сказал мужик, - значит, приходится мне пропасть.
Сел и начал разуваться, снял полушубок.
Кур подскочил, кричит:
- Как же я тебя, дурака, загублю? Очень ты покорный.
- Покорный, - засмеялся мужик, - страсть, что хочешь делай.
Кур убежал, пошептался с кем-то, прибегает и говорит:
- Давай разговляться, подставляй шапку, - повернулся к мужику и снес в шапку яйцо.
- Отлично, - сказал мужик, - давно бы так.
Стали яйцо делить. Мужик говорит:
- Ты бери нутро, - голодно, чай, тебе в лесу-то, а я шелуху пожую.
Ухватил кур яйцо и разом сглотнул.
- Теперь, - говорит кур, - давай вино пить.
- Вино у меня на донышке, пей один.
Кур выпил вино, а мужик снеговой водицы хлебнул.
Охмелел кур, песню завел - орет без толку...
Сигать стал с ноги на ногу, шум поднял по лесу, трескотню.
- Пляши и ты, мужик...
Завертел его кур, поддает крылом, под крылом сосной пахнет.
И очутился мужик у себя в хлеву на теплом назме...
Пришла баба от заутрени...
- Это ты так, мужик, за вином ходил...
- Ни-ни, - говорит мужик, - маковой росинки во рту не было, кур дикий меня путал.
- Хорошо, - говорит баба и пошла за кочергой. Принесла кочергу да вдруг и спрашивает: - Ну-ка повернись, что это под тобой?
Посмотрела, а под мужиком лежат червонцы.
- Откуда это у тебя?
Стал мужик думать.
- Вот это что, - говорит, - кур это меня шелухой кормил... Дай бог ему здоровья...
И поклонились мужик да баба лесу и сказали дикому куру - спасибо.
ПОЛЕВИК
На току, где рожь молотят, - ворох; ворох покрыт пологом, на пологу роса. А под пологом девки спят...
Пахнет мышами, и на небе стоит месяц.
По току шагает длинный Полевик, весь соломенный, ноги тонкие...
- Ну, ну, - ворчит Полевик, - рожь не домолотили, а спят.
Подошел к вороху, потянул за полог:
- Эй, вы, разоспались, заря скоро!
Девки из-под полога высовывают головы, шепчут:
- Кто это, девоньки, или приснилось? Никак светает скоро.
Дрожат с холоду, просыпаются.
На хуторе за прудом кричат петухи.
К молотилке шагает Полевик; под молотилкой, накрывшись полушубками, спят парни.
Постаскал с них Полевик полушубки:
- Вставайте, рожь не домолочена.
Парни глаза протирают...
- Свежо, ребята, ай вставать пора...
На току ворошится народ, натягивают полушубки да кацавейки, ищут: кто вилы, кто грабли...
Холодеет месяц.
А Полевик уж в поле шагает.
- Голо, голо, - ворчит Полевик, - скучно.
Ляжет он с тоски в канаву, придет зима, занесет его снегом.
ИВАН-ЦАРЕВИЧ И АЛАЯ-АЛИЦА
Скучно стало Ивану-царевичу, взял он у матушки благословение и пошел на охоту. А идти ему старым лесом.
Настала зимняя ночь.
В лесу то светло, то темно; по спелому снегу мороз потрескивает.
Откуда ни возьмись выскочил заяц; наложил Иван-царевич стрелу, а заяц обернулся клубком и покатился. Иван-царевич за ним следом побежал.
Летит клубок, хрустит снежок, и расступились сосны, открылась поляна, на поляне стоит белый терем, на двенадцати башнях - двенадцать голов медвежьих... Сверху месяц горит, переливаются стрельчатые окна.
Клубок докатился, лунь-птицей обернулся: сел на воротах. Испугался Иван-царевич, - вещую птицу застрелить хотел, - снял шапку.
- Прости глупость мою, лунь-птица, невдомек мне, когда ты зайцем бежал.
- Меня Алая-Алица, ясная красавица, жижова пленница, за тобой послала, - отвечает ему лунь-птица, - давно стережет ее старый жиж.
- Войди, Иван-царевич, - жалобно прозвенел из терема голос.
По ледяному мосту пробежал, распахнул ворота Иван-царевич оскалились медвежьи головы. Вышиб ногой дверь в светлицу: видит - на нетопленной печурке сидит жиж, голова у него медная, глазами ворочает.
- Ты зачем объявился? Или две головы на плечах? - зарычал жиж.
Прицелился Иван-царевич и вогнал золотую стрелу между глаз старому жижу.
Упал жиж, дым повалил у него изо рта, вылетело красное пламя и пояло терем. Иван-царевич побежал в светлицу. У окна, серебряными цепями прикована, сидит Алая-Алица, плачет... Разрубил цепи, взял Иван-царевич на руки царевну и выскочил с ней в окошко.
Рухнул зимний терем и облаком поднялся к синему небу. Сбежал снег с поляны, на земле поднялись, зацвели цветы. Распустились по деревьям клейкие листья.
Откуда ни возьмись прибежали тоненькие, синие еще от зимнего недоеда, русалки-мавки, закачались на деревьях; пришел журавль на одной ноге; закуковала кукушка; лешие захлопали в деревянные ладоши; позык аукался.
Шум, гам, пение птичье...
И по синему небу раскатился, загрохотал апрельский гром.
И узнали все на свете, что Иван-царевич справляет свадьбу с Алой-Алицей, весенней царевной.
СОЛОМЕННЫЙ ЖЕНИХ
Внизу овина, где зажигают теплины, в углу темного подлаза лежит, засунув морду в земляную нору, черный кот.
Не кот это, а овинник.
Лежит, хвостом не вильнет - пригрелся. А на воле - студено.
Прибежали в овин девушки, ногами потопали.
- Идемте в подлаз греться.
Полегли в подлазе, где дымом пахнет, близко друг к дружке, и завели такие разговоры, что - стар овинник, а чихнул и землей себе глаза запорошил.
- Что это, подружки, никак чихнуло? - спрашивают девушки.
Овинник рассердился, что глаза ему запорошило, протер их лапой и говорит:
- Ну-ка, иди сюда, которая нехорошие слова говорила!
Каждая девушка на себя подумала, и ни одна ни с места.
- Ну, что же, - говорит овинник, - или мне самому вылезать?
И стал из норы пятиться...
Тут одна догадливая да бедная, сирота Василиса, взяла ржаной сноп, прикрыла его платком и поставила впереди всех.
- Вот тебе!..
Выскокнул из норы овинник, пыхнул зелеными глазами и стал сноп рвать, а девушки из овина выбежали и - на деревню, а та, что подогадливее Василиса, - схоронилась за ворох соломы и говорит оттуда:
- Черный кот, старый овинник, что со мной делаешь, - все тело мое изорвал.
Фыркнул овинник, отскочил и кричит:
- Очень я злой, погоди - отойду, тогда разговаривай.
Подождала Василиса и говорит опять:
- Отошел?
- Отхожу, сейчас, только усы вылижу... Ну, что тебе надо?
- Залечи мне раны...
Фыркнул кот в землю, лапой пыль подхватил и мазнул по снопу.
А сноп так и остался снопом...
- Так ты меня обманула? - говорит кот, а самому уж смешно.
- Обманула, батюшка, - отвечает ему Василиса, - прости, батюшка, да смилуйся - найди мне жениха, чтобы краше его на свете не было.
- Уж больно я сам-то урод, - говорит овинник. - Ну да ладно. - И ударился о землю и стал из черного кота - кот белый и хвостом Василису пощекотал...
- Чем тебе не жених?
- Нет, - говорит Василиса, - за кота замуж не пойду; дай мне жениха настоящего.
Подумал овинник, походил по овину, - мыша походя сожрал. Вдруг подскочил к ржаному снопу, заурчал, облизал его, чихнул три раза и сделался из снопа - человек.
- Получай жениха, - говорит Василисе овинник. - Смотри - от сырости береги, а то прорастет.
Василиса взяла человека за руку и вывела его из подлаза, из овина на лунный свет. И встал перед ней молодой жених в золотом кафтане, в шапке с пером. Глядит на Василису и смеется. Василиса поклонилась ему в пояс - и они пошли в избу.
