Хана Сенеш - Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть)
А самое плохое то, что я не привыкла читать, что не могу сосредоточиться над книгой. И не ощущаю, что мне недостает книг. Только, когда я говорю о книгах, я чувствую, как отстала в этом отношении даже от самых примитивных {198} товарищей. Чувство стыда побуждает меня читать, пожалуй, больше, чем внутренняя потребность.
А о том, чтобы писать, не может быть и речи. Те немногие стихи, которые я написала, я шлифовала чаще всего на шоссе в ожидании "тремпа", когда кругом тишина и часами томишься от безделья. Тогда можно заниматься и поэзией. "Пьесу" забросила вовсе. Я пишу лишь немногие письма - и это все...
А мой дом так далек. А мир - о нем сейчас даже трудно говорить. Мы живем сиюминутной жизнью. Если есть какие-то планы, то они отодвигаются на послевоенный период. А тем временем, что будет? Об этом не говорят.
Хватит, я устала. Пойду спать. Только пару слов о кибуце. Сегодня я еще более уверена, чем прежде, что это правильная форма жизни, справедливая в своих основах. Много трудностей в пути. И, несомненно, впереди еще много этапов, пока кибуц сможет удовлетворить действительно широкие слои. Но форма эта хорошая, и все зависит от людей, каким содержанием они смогут наполнить эту форму.
22.4.1942
Вчера получила письмо из дома. Так тяжело.
Хочу записать то, что стало для меня ясным за последнее время в отношении строительства рабочего хозяйства при капиталистическом строе. Это все равно, что снимать сметану с {199} тощего молока. Ту первую прибыль, которая остается от нашего труда, забирает капиталистический строй, а мы еще хотим накопить капитал от зарплаты рабочего. И получается, что после эксплуатации извне мы должны еще сами себя эксплуатировать - снижать свой жизненный уровень, чтобы строить хозяйство, свое будущее. Вот причина того, что, несмотря на рациональную организацию жизни в кибуце, дающую возможность много экономить, наш уровень жизни пока что не может быть более высоким.
Я работаю в Ягуре. Прошлый раз я прервала, а сейчас хочу вкратце закончить описание своего дня. От шести до шести - работа. В шесть возвращаюсь, принимаю душ, переодеваюсь. В 7 часов мы читаем в узком кругу главу из Библии - книгу пророка Исайи. Затем мы ужинаем. Вечер, даже если он свободен, нельзя брать в расчет для серьезной деятельности - просто, потому что очень устаешь. Самое главное, чем я сейчас занимаюсь в свободное время - это движение трудовой молодежи. Работа, действительно, очень трудная для меня из-за отсутствия опыта в этой области, и все же она мне многое дает, доставляет удовлетворение. В первый раз я занята делом, которое ставит передо мной проблемы, и я связана с живым материалом, все время преодолеваю трудности и каждую минуту чувствую меру своих успехов и неудач. Даже когда я занята была птицеводством, которое меня в свое время интересовало, не было у меня таких переживаний, и я рада, что у {200} меня есть возможность участвовать в этой работе.
Подумываю о мобилизации. Вся страна должна быть мобилизована для военных усилий в связи с надвигающейся угрозой войны. Я считаю себя в кибуце мобилизованной на трудовой фронт, который не легче службы наших девушек в армии. И все же у меня есть ощущение, что я не выполняю своей миссии. А, может, причина в том, что нет еще в нашем кибуце максимального напряжения в связи с приближающейся войной.
Многие девушки, так или иначе, вообще не смогут идти в армию, и те, кто могут, не связанные семейными узами, должны идти. Я, все же, думаю пойти не в английскую армию, а в сторожевую охрану. Правда, служба в армии может сейчас дать большее удовлетворение, но самое важное в настоящий момент, что эти отряды непосредственно обслуживают нужды обороны страны и они независимы, в то время, как армия в любую минуту может быть отправлена за границу.
Мне очень трудно об этом писать, потому что все еще находится в стадии обдумывания, и я еще не составила себе твердого мнения. Особого влечения к военной службе у меня, понятно, нет, но не в этом дело. Мне совершенно ясно, что надо мобилизоваться. Если бы я работала на такой работе, которая была бы более связана с войной, скажем, в сельском хозяйстве или военной промышленности - я бы, может быть, чувствовала себя по другому. Но моя работа сейчас {201} такая, что она не может дать удовлетворения в этом плане.
16.5.1942
С тех пор, как я писала в последний раз, произошли некоторые перемены в моем положении в кибуце. Во-первых, в отношении мобилизации: меня избрали в мобилизационную комиссию, но, что еще важнее - выставлена моя кандидатура для мобилизации в Пальмах (Еврейские подпольные боевые отряды, ставшие впоследствии основой Армии Обороны Израиля.). Понятно, что я сама себя предложила, и все были готовы принять это предложение с точки зрения полного моего соответствия. Единственные возражения были в связи с тем, что я еще недавно в кибуце, а кроме того, думали возложить на меня другие обязанности.
После долгой дискуссии меня избрали кладовщицей. Я вначале решительно возражала, но в конце концов, вынуждена была согласиться. В известной мере, меня даже убедили, что надо попробовать. Я сама еще не знаю подхожу ли для этой должности, но попытаюсь. Я приступила к работе вместе с еще одной девушкой и надеюсь, что вдвоем мы справимся.
Из факта моего избрания можно сделать два вывода:
1) в коллективе не хватает девушек;
2) коллектив ко мне относится хорошо. Точнее сказать - мне доверяют, и это, понятно, меня очень радует.
{202} Лишь одна фраза из книги X. Хазаза "Сломанные жернова" : "Вся тьма в совокупности не может погасить одной свечи, но одна свеча освещает всю тьму".
6.7.1942
Бывают дни, когда мне кажется, что близок конец, конец нашему делу, и вопрос лишь в том, каким образом мы кончим, как завершим нашу миссию. Немцы у ворот Александрии. Откуда же напрасные надежды, что мы спасемся? - И все же я не могу поверить, что все, что нас окружает, осуждено на гибель. Не из-за глубокой внутренней связи, которая соединяет меня со страной, а потому, что я вижу здоровое и крепкое ядро в том сложном сплетении, из которого состоит наше общество. Полный крах невозможен. Может быть, то будет очистительный огонь, который избавит нас от ссор и раздоров.
Праздник жатвы
(Из литературного наследия.
Видимо, выступление в честь праздника
жатвы в лагере трудовой молодежи.).
Праздник жатвы! О чем сказать в праздник жатвы? Ведь все мы знаем золотые поля, просторные и насыщенные, вобравшие в себя солнце и чистое золото. Они ждут жнеца. Колосья стоят прямо, но они уже склонили свои полные макушки. Они ждут приговора. Они знают, что пробил час. Они уже вкусили объятья земли, {203} солнечное тепло, ласку ветерка, и уже созрели зерна, что обеспечат продолжение рода. Спокойно они ждут ножа жнеца.
И комбайн прибыл голодный, пасть его открыта, и он вбирает в свое черное чрево золотистые колосья, и то, что в течение года сотворили земля, солнце, дождь и тяжкий человеческий труд, машина мгновенно превращает в солому и в зерна пшеницы, наполняющие мешки.
У штурвала трактора и комбайна - крестьянин. Он ведет машину, и сердце его ликует.
Но все мы слышали о черных полях, вобравших в себя тьму и ужас. Под металлическими касками виднеются молодые лица, и на них выражение отчаяния и бунта. Нет, они не хотят умирать. Они еще очень мало впитали в себя солнца и материнской любви; они почти не знают женской ласки; дети еще не выросли, еще не созрели, они еще не готовы. Жнец, остановись !
Но пушка открывает свое черное жерло и глотает живьем. Она жнет и жнет, в красное поле насыщается муками и смертью.
А человек, стоящий у пушки, ничего не чувствует. Он - лишь одна из деталей механизма.
Друзья, о чем еще можно сказать сегодня, в праздник жатвы?..
2.8.1942
"Я здорова, только волосы мои немножко побелели", - пишет мама. А из-за чего она поседела - это проглядывает между строк. Как {204} долго так будет продолжаться? Искусственная улыбка на лице, а близкие люди так далеки! Иногда у меня появляется потребность исповедаться и сказать словами молитвы Судного дня:
Я грешила, грабила, лгала, отвергала - во всех грехах я повинна, и все по отношению к одному человеку.
Мне кажется, что до сих пор я по-настоящему и не тосковала. Но сейчас это не дает мне покоя, и я бесконечно трепещу - успею ли...
Уже вечер. Не видно, как писать.
Вообще-то я хотела записать также и о другом: о нашем филиале детского лагеря в Гебате и в Шейх-Абреке (17 дней). Для меня это было очень интересно, но сейчас я не в состоянии писать об этом.
Хочу проверить себя. Уже почти год, как я здесь. И до того, как я вступила в кибуц, я молилась Богу, чтобы и впредь оставаться гибкой, проверять незатуманенным взором свое положение и решать все заново. Но на самом деле все получается не так. Потому что основное положение неоспоримо и не нуждается в проверке: мое пребывание в кибуце. Это настолько само собой разумеется, что я об этом даже не задумываюсь. Я обязана кибуцу очень многим. Но я убеждена, что это лишь переходная форма, пока не настанет социалистический строй.
