Эльмира Ахундова - Алиовсат Гулиев - Он писал историю
Да, мои дорогие, надо смириться с истиной, что теперь мы осиротели в полном смысле этого слова. Какое мучительное горе потерять в течение нескольких лет дядю Музаффара, потом Амира, а теперь и Леле. Не могу представить себе, как, с какими чувствами и мыслями буду я навещать Сальяны. Мне теперь кажется, что не только приезжать в село, но даже издали проезжать мимо него станет для меня невыносимой мукой. Есть ли для меня большее горе, мои дорогие, чем видеть отчий дом без Леле?!
Конечно, я рожден на гызылагаджской земле, и, пока существует мир и в моей груди бьется сердце, имя и жители нашего села всегда будут для меня самыми родными, мысли о Гызылагадже постоянно будут согревать мне душу. С другой стороны, в этой земле покоятся моя безвременно погибшая в страшной катастрофе мать и почти три месяца боровшийся с тяжелой болезнью отец. Разве имею я право хоть на миг забыть о Гызылагадже?
Алисафтар, друг мой! Если после долгого отсутствия я нашел в вашем доме силы в какой-то степени победить постигшее нас горе, за это я в первую очередь должен благодарить вашу семью. Сейчас перед моими глазами, как картины, встают твой чистый и аккуратный дом, твои прекрасно воспитанные дети, которые, печально вздыхая, смотрели на меня с приветливой преданностью и были готовы с бесконечным уважением выполнить любую мою просьбу - одним словом, все, что я пережил и перечувствовал в стенах твоего дома. Я хочу отдельно сказать о каждом из вас.
Алисафтар!
Всю свою сознательную жизнь я никогда не сомневался в том, что между нами существует какая-то сверхъестественная близость. Ведь не зря наши матери постоянно рассказывали нам, что мы - молочные братья. А разве может быть большее основание для того, чтобы между людьми возникла подобная невероятная близость? Но никогда я не ощущал силу этой близости так, как в последние дни. Быть может, для того чтобы человек почувствовал всю глубину и значение подобной близости, он должен испытать трагедию, которая потрясет ему душу?! В самом деле, в трудные, трагические минуты жизни каждый из нас испытывает особую потребность в дружбе, близких людях. Подставив мне плечо в эти тяжелые дни, ты словно старался поддержать мои уходящие силы, делил со мной горе, тяжело вздыхая, безутешно плакал вместе со мной, а иногда, желая утешить меня, пытался сделать так, чтобы я хоть на миг забыл о своем трауре.
Теперь я хочу сказать несколько слов о твоей дорогой, глубоко почитаемой мной Шовкет.
Она много заботилась о Леле, пока он был жив. А когда Леле скончался, стала одной из основных фигур на его поминках и взвалила на себя самую физически тяжелую работу.
Разве смогу я когда-нибудь забыть, как она вставала на рассвете, чтобы приготовить мне завтрак, а потом, запыхавшись, бежала к нам во двор, растапливала, обжигаясь, тендир, с раскрасневшимся от жара лицом орудовала раскаленными тазами, в которых готовился обед для поминок?!
А моя маленькая Амина?! Вернувшись в Баку, я много рассказывал своим дочерям, как был покорен ее умом, рассудительностью, мастерством, воспитанием. С рассвета до глубокой ночи Аминаша была поглощена хлопотами о большой семье, не зная усталости, убирала, наводила порядок, готовила обед, принимала всех приходящих и даже умудрялась найти время, чтобы съездить в Сальяны за покупками. И ни разу я не услышал от нее ворчания, жалоб на усталость! Амина так глубоко запечатлелась в моей памяти, что я еще долго не устану говорить о ней.
А наш Платоныч?!
Он часто приезжал к нам, в Баку, но я тогда не удосужился до конца постичь его. Мне удалось познать истинную цену нашему Платонычу, только когда я приехал в деревню. Сколько усилий прикладывал он ежедневно и ежечасно, чтобы создать мне в вашем доме спокойную жизнь! Разве можно забыть, как он на рассвете зажимал рты петухам и курам, отважно оберегая сон дяди Алиовсата?!
Твои младшие, безгрешные дети Рауфчик, Сейранчик, Рза "Афганлы", мой дорогой Салехчик - их лица, как на кадрах киноленты, постоянно перед моими глазами. И я мечтаю когда-нибудь обнять их всех сразу, прижать к груди.
Алисафтар! Помнят ли твои дети мои просьбы не косить траву и не полоть сорняки в жаркое время дня, не купаться в арыке и другие наставления?
Снова ли вся тяжесть ухода за садиком во дворе падает на плечи бедняги Рзы? Все ли еще краснеют глаза моего дорогого Салехчика, когда он возится в земле?
Дорогие мои!
Как можете, оберегайте детей от всевозможных дворовых бед! Делайте все для того, чтобы они выросли здоровыми и всесторонне развитыми. Алисафтар, эти замечательные дети со временем станут твоим неисчерпаемым богатством. Всегда помни об этом!
Алисафтар! Уже светает, из опасения, что ты не сможешь разобрать моего почерка, я диктую это письмо Дине. И хотя я еще многое хотел вам сказать, но мне жалко Дину, чьи глаза уже закрываются сами собой.
Будь я во сто крат умней, все равно не смог бы перечислить всех односельчан, трудившихся на поминках отца. Это не один, не два, не три человека. Они подобны огромной армии. Пусть же эти простые и бескорыстные люди не обижаются на меня и будут уверены, что я помню каждого из них. Я буду вечно поклоняться их чистым сердцам, совести, открытым и светлым лицам.
Бабаш, Балаш, Ненеш, Солтан, Валида, Тоит, Аждар, Гейдар, Аббасага, Агагусейн, Гюльханум, тетя Забита, ее замечательный сын Гюльгусейн, наш двоюродный брат Алиага и другие... Разве можно перечислить всех поименно?!
Алисафтар! Я еще раз прошу тебя, передай мою глубокую благодарность всем в Гызылагадже, каждому в отдельности. Я желаю всем вам самой главной ценности в мире - здоровья, желаю вам, вашим семьям, детям счастья и успехов. Запомни, сколько бы лет ни прошло, когда мои волосы поседеют и поредеют, глаза утратят остроту зрения, одолеваемый тысячью болезней я буду биться в когтях смерти, и тогда меня невозможно будет оторвать от вас, от родного народа. Пусть телом я далеко от вас, но, чувствуя душой себя всегда в вашем окружении, я ощущаю, как ваши сердца бьются рядом. Верьте, что ветры, проносящиеся над нашей родной землей, всегда будут доносить до меня согревающие мне душу свежесть и чистоту ваших сердец.
Крепко обнимаю вас.
Всей душой ваш
Алиовсат Гулиев
20 августа 1964 года, гор. Баку".
Для Алиовсата Гулиева, человека поразительной искренности, понятие "малая родина" было не пустым словом, а чем-то живым, отзывающимся в душе теплом или болью, радостью или горем. Он тосковал вдали от нее и потому радостно и с почетом принимал дома односельчан, вникал в их нужды и заботы, всячески помогал им. Это нужно было ему самому, нужно не для тщеславной демонстрации своих возможностей и всемогущества, а чтобы, находясь в Баку, ощутить себя частицей Гызылагаджа. У этого человека, который физически оторвался от родных корней, духовная связь не прерывалась ни на день. Он ощущал постоянную потребность ступить ногой на родную землю.
Рассказывает Афаг Гулиева:
"Помню, как-то в Гызылагадже он спросил меня:
- Чита, а что такое для тебя родина?
Я стала с пафосом говорить ему то, чему нас учили в школе, мол, родина, отчизна и т.д.
- А для меня родина, - сказал он, - вот эта старая избушка на курьих ножках, и эта дорога - тоже родина, по ней я шел в школу пешком. И маленькая речушка вдали - тоже родина, и эти ивы, которые растут, - родина.
У него было свое чувство родины, не вписывающееся в рамки официальной пропаганды. Это был не Азербайджан, не географическое понятие. Родина для него была абсолютно локальным понятием.
Приезжая в Гызылагадж, он с каждым здоровался за руку, расспрашивал обо всех членах семьи. Я поражаюсь, как он всех помнил. Он считал себя ответственным не только за родню, но за всех гызылагаджцев".
Воспоминания Джейран Гулиевой словно продолжают рассказ сестры:
"Когда приезжали гости из района, он расспрашивал обо всех жителях села, о родных, знакомых, соседях. Это был совершенно искренний интерес, потому что он помнил о каждом и каждому был готов помочь. У нас в доме всегда подолгу кто-то жил: родственники, или те, кто учился в институте".
Впрочем, ответственность за человека, в понимании Алиовсата Гулиева, не означала его безоговорочной поддержки во всем. Здесь также проявлялась та самая требовательность, о которой мы уже не раз упоминали. Он старался на корню пресекать любые попытки расхлябанности и лени. Даже когда дело касалось близких ему людей. В этом смысле характерен эпизод, рассказанный нам братом ученого Абульфазом Гулиевым.
Испытывающий с молодости большую склонность к литературе, поэзии, Абульфаз муаллим хотел поступить учиться на филологический факультет университета. Но в сальянской школе, которую окончил молодой человек, не было учителей иностранного языка, и получилось так, что по этому предмету он аттестован не был. А без оценки по иностранному языку в аттестате на филологический факультет не принимали. Обращение за помощью к ректору университета успеха не принесло.
