Борис Ряховский - Тополиная Роща (рассказы)
Цвигун еще в июле, по пути из города в отряд, стребовал с дяди Вани бутылку водки и тут же за столом, вышучивая дядю Ваню, пропел мотив пластинки, слышанной дядей Ваней на афганской границе в тридцатых годах. Дядя Ваня подпевал, в нужных местах трубил, надувая свои морщинистые впавшие щеки.
Больше того, когда Цвигун наезжал в Тополиную Рощу - в баню, показать ли в больнице разбитую руку, - дядя Ваня продолжал при нем рассказывать истории из своей героической жизни. Рассказывал, глядел на Цвигуна, будто не проиграл спор, будто не доказал Цвигун полной никчемности отставного фельдшера. Буровики слушали, они верили. Однажды - вот наваждение, умел старик загибать! - Цвигун сам развесил уши и до глубоких потемок просидел возле него в углу двора. В рассказе дяди Вани были вождь белуджей Музаффар, бухарский эмир Алим, иранский шах, басмач Ибрагим-бек, стада диких коней, узкие ущелья с грохочущими реками. В начале его рассказа басмач Курбан-бек со своим отрядом взялся увести за кордон пятьсот богачей с их стадами и добром. Ковры, мешки с серебряными деньгами советской чеканки, с царскими золотыми были уложены в четыре повозки. Когда же красная конница была брошена на прорыв и начался бой - а басмачи Курбан-бека накурились анаши, одурели и полезли на пули, - Курбан-бек со своей личной охраной угнал повозки. За Кулябом, по старой афганской дороге пересек границу. Замысел басмача удался. Лишь один дядя Ваня, тогда молодой красноармеец, видел проскользнувших бандитов: на госпитальной фуре он спешил к месту боя. В один миг он отвязал от задка своего верхового коня по кличке Черт и бросился в погоню.
Черт был предан дяде Ване, ловок, вынослив: он ежедневно - бывало, ежечасно - спасал жизнь хозяину. День за днем, неделя за неделей дядя Ваня преследовал бандитов, убивал одного за другим и отнимал повозку за повозкой с крадеными ценностями. Банда принимала его за шайтана, пряталась от него в Тегеране, в Тавризе, в Багдаде, в Константинополе, пряталась в пещерах, заваливая вход камнями и выставив дула винтовок. Бывало, дядя Ваня попадал в руки Курбанбеку. Басмач приставлял к горлу красноармейца кинжал, требуя вернуть угнанную повозку с золотом и серебром: мешки с ценностями дядя Ваня спрятал в заброшенном кяризе. Дядя Ваня ночью скручивал очередного головореза, закатывал его в кошму и отправлял со встречным караваном, а сам в его халате, шапке и с усами из конского волоса скакал за спиной Курбан-бека как его человек.
В другой раз отбитую дядей Ваней повозку угнали белуджи. Их вождь заявил красноармейцу: "Выиграешь - забирай свои мешки с серебром". Игра состояла в том, что вождя и дядю Ваню втолкнули в пещеру и там, в кромешной тьме, один подавал голос, а другой стрелял на голос, и так поочередно. Дядя Ваня убил вождя белуджей, племя предложило ему стать вождем. Он потребовал повозку и уехал.
...Через год к нашей погранзаставе с турецкой стороны выехал оборванец, увешанный оружием, на арабском скакуне: Черта убил Курбан-бек пустил свою последнюю пулю в дядю Ваню. За оборванцем тянулся караван с поклажей. Все, до последнего гроша, украденное Курбан-беком, дядя Ваня вернул родине.
Буровики разошлись, Цвигун лежал в своем спальном мешке, он уже протрезвел, не верил ни слову дяди Вани. Не в силах удержать раздражение, он вылез из мешка и пошел на половину хозяина, разбудил его и стал говорить, что рассказ дяди Вани - чистая залепуха. Куда ему три государства проскакать - ни языков не знает, ни приемов самбо!.. Он не успел закончить, дядя Ваня, живо нагнувшись, схватил обеими руками половик из ветошки, дернул. Цвигун взмахнул руками и рухнул, да так неудачно, что угол стола вонзился ему в бок.
- Сдурел, что ли... - скорчившись, прошептал Цвигун.
Дядя Ваня уложил его на свою кровать, приговаривая:
- Самбо, самбо... Главное дело - сразу предъявить силу духа: держи, фашист, гранату! А языки, - что языки!.. Где сам что, - я по-казахски знаю, стало быть, с узбеком, с туркменом говорю. Где друг какой поможет. Вот в Кабуле...
В Кабуле стражники афганского шаха схватили дядю Ваню: он с повозкой уходил от Курбан-бека. Вырвавшись из рук стражников, дядя Ваня прыгнул с крыши и угодил на вора: тот убегал с краденым горшком на голове. Горшок наделся вору на голову намертво. Хозяин горшка и его родня привели вора и дядю Ваню к судье. Здесь дядя Ваня тишком показал судье револьвер, тот в страхе объявил дядю Ваню хозяином горшка, а вора - его рабом до тех пор, пока горшок у него на голове. На улице хозяин горшка с родней пустились за дядей Ваней и вором. Те взобрались на минарет, содрали с муэдзина халат, чалму, которую тут же накрутили вору поверх горшка.
Сперва Цвигун не возражал дяде Ване, собираясь с силами, он лежал скрюченный и боялся вздохнуть, а вскоре уж слушал с любопытством, а там и вовсе безотчетно.
- ...На нас что - чалмы, халаты, все по-ихнему, по форме!.. Подлетаем ко дворцу - там дворец одно название, из глины. Идет аудиенция, пожалуйста, по халатам встречают. Ощупали, оружия нет, - ступайте, вон совет министров, по-ихнему - диван, как тыквы министры сидят, трут в руках четки.
- А чего вам туда? - спросил Цвигун.
- Только кушбеги, министр по-ихнему, может дать разрешение на выдачу повозки. Что делать? В кармане халата у меня табак - все оружие. Я сдернул чалму с вора, держу его за шиворот. Другой рукой хвать горсть табаку - и под нос кушбеги. Он было интересуется: бакшиш. Нюхнул, в чихе дернулся, и бац лбом о горшок - нет ваших!.. Я цап у него из руки фирман, - а он приготовил, думал, я бакшиш ему сую. Шум вокруг, кушбеги в обмороке. Мы выскакиваем к подъезду, а там автомобиль кушбеги. Я шоферу под нос фирман. Помчались, полицаи от нас только отскакивают, чего-то лебезят, а вор кричит на них. Я не знаю по-афгански, только кулаком грожу, а в кулаке фирман.
Вернули нам в полиции мешки с серебром. Фирман!
Выехали из города, машина пыхнула, стрельнула и встала. Машины в то время были хлипкие, колеса со спицами, а в азиатской жаре вовсе ни к черту не годились. Я вору говорю: "Живо, арбу!" А он по-узбекски умел и на афгани вовсю. Какой национальности, до сих пор не знаю, лоб узкий, высокий, нос саблей, - сейчас бы встретил, узнал!.. Красивый мужик был, хищный. Перегрузили на арбу, тащимся. Глядим, погоня, полиция! Кушбеги очнулся, послал. До гор нам не угнать.
А навстречу Курбан-бек со своей дюжиной - пятерых я к тому времени уже ликвидировал. Говорю вору, а его звали Хусейн: "Такое тебе задание, товарищ!.. Выполняй!"
Он с арбы сполз - и навстречу полиции. Он уж в виде крестьянина, отдал халат хозяину арбы.
Курбан-бек подъезжает, смеется, - белозубый был, стервец. Узнал меня еще издали. Окружили, не торопятся брать, куда денусь.
Курбан-бек пальнул в мешок, монеты потекли. Он засмеялся: "Сегодня ты, Ваня, свалился в выгребную яму, а я в яму с медом".
А я ему: "Как выберемся, ты станешь облизывать меня, а я тебя".
Тут налетела полиция, Хусейн визжит, указывает на Курбан-бека. Такая стрельба пошла. Я за винтовку, своему вору вожжи в руки, и айда! Опомнились уж в горах. Я достал обмылок, возле ручья какого-то намылил Хусейну голову, а сам приговариваю: "Не воруй, не воруй" - и стянул горшок. Отпустил Хусейна на волю. А как он ушел, спрятал мешки в расщелине, засыпал камнями. А сам назад, искать Курбан-бека. Черт у них был в руках... и еще две повозки. Плетусь на своей арбе по дороге, нарвал полыни, винтовку прикрыл...
Цвигун вышел от дяди Вани на рассвете, хмельной от возбуждения, от быстрой речи старика, от табака и крепкого чая. Ложиться было уже ни к чему. Цвигун бросил спальный мешок в кабину и пошел будить шофера. Когда тот завел машину, Цвигуну пришло в голову пойти спросить дядю Ваню, где он научился управлять машиной - угонял же он у афганского премьер-министра автомобиль с колесами, как у мотоцикла, - да потрогал бок и остался в кабине.
Холодный воздух, при движении наполняющий кабину, скучная, темноватая поутру равнина, недовольство шофера - в самом деле, чего они потащились в такую рань? - пыль в складках сапог, все это, обычное, выявляло нахальную неправдоподобность рассказа дяди Вани. Цвигун в досаде выругался.
Днем у бурового станка, как сменили буровой инструмент, Цвигун присел в изнеможении и заснул, будто провалился. Не слышал, как рукавицы соскользнули с рук.
Бурмастер разбудил его:
- Ты что посреди дела-то?..
Цвигун помотал головой:
- Всю ночь слушал брехню дяди Вани... Как он в Афганистане отбил у басмачей повозку с золотом...
- Это как басмачи его догоняют, а он побросал мешки с серебром в сухой колодец, а там змеи клубками?
- Не... как раб у него был... с горшком на голове.
Вновь меняли инструмент, тарахтела лебедка, вновь Цвигун подцеплял тросом трубы, сдергивал с подставок. Метался с тяжелым ключом, свинчивал тяжелую колонну.
Когда запел, заскрежетал пущенный станок, бурмастер спустился к Цвигуну - тот уже засыпал на ящике, - потряс его:
