Явдат Ильясов - Согдиана
ЛАЭРТ. Да, я заметил. Зара хороша. Но супруга Дарейоса лучше.
ДРАКИЛ. Супруга Дарейоса лучше? Вот лгун! Вот надувала! Вот клещ! Что бы ты понимал в женщинах, скопидом? Я бы за эту Зару отдал половину своего имущества. А ты, Лаэрт, отдал бы?
ЛАЭРТ. Отдал бы Дракил.
ДРАКИЛ. Ну и дурак же ты, братец! Ты ветреник, срамник, мот и больше никто. Разве женщины стоят того, чтобы за них отдавали половину имущества? Отвечай, когда тебя спрашивают!
ЛАЭРТ. Нет, не стоят, Дракил.
ДРАКИЛ. То-то же. Береги золото. Будет золото — женщина найдется. Ик! Но где же мой шатер? Куда ты ведешь меня, разбойник? Ты сдается мне, хочешь убить меня и ограбить, громила? Эй, гетайры!
ЛАЭРТ. Мы уже в шатре, дорогой Дракил, и ты лежишь на своей постели.
ДРАКИЛ. Да? Что же ты молчал, негодяй? Неси скорей таз. Та-а-аз!..
Да, Спантамано оказался не таким глупцом, как ожидал сын бога Аммона. Больше всего Александра смущали глаза согдийца. В них не было страха и раболепия. Они таили угрозу. Спантамано казался македонцу зверем, который высматривает в нем, Александре, место повкусней, чтобы начать его есть. Сын Филиппа догадался: его терпят здесь лишь как освободителя от персов. Сделай Александр один неверный шаг — и улыбка на лице Спантамано тотчас же сменится злобой. Вместо цветов на головы македонцев посыплются камни.
Тревожные мысли одолевали Александра. Проводя ночи в развлечениях, осушая кубки с вином, царь не переставал всматриваться и вслушиваться. Он думал и решал.
Однажды утром, после очередного пира, Александр призвал к себе приближенных. Невыспавшиеся советники явились один за другим, нехотя преклоняли, по новому обычаю, перед царем колени и садились у стен, всем своим видом выражая неудовольствие. "Что еще забрело в твою безумную голову?" — сердито спрашивали их глаза. Светловолосый Клит, молочный брат Александра, с издевательским почтением согнул спину, бросил хитрый взгляд на полосатый варварский плащ, свисающий с царского плеча, и ядовито заметил:
— Я и не узнал тебя сначала. Думал, это азиат какой-нибудь сел над нами вместо тебя.
По губам присутствующих, будто солнечный зайчик, пробежала веселая улыбка. Хороший щелчок по носу получил сын Филиппа! Александр покраснел и сдвинул брови. Но так как молодой красавец Клит спас его при Гранике, царь только процедил сквозь зубы:
— Не болтай!
Помолчав и собравшись с мыслями, он обратился к советникам:
— Вы хорошо накормили воинов?
Приближенные царя с недоумением переглянулись. Вопрос повелителя был явно неуместен — только вчера главные силы македонского войска, после утомительного перехода, подступили к Мараканде; сейчас люди спали. Не получив ответа, Александр, глядя в ажурное окно, холодно сказал:
— Если не накормили, то поднимайте и кормите. Через три часа мы выступаем.
Все так и остолбенели. Никто не решался спросить, куда собирался Александр. Наконец Клит отважился:
— Далеко?
— На Киресхату,[21] - коротко пояснил царь. Его ответ вызвал бурю возмущения. Отбросив страх, все загалдели и затоптали ногами; Киресхата, город, основанный по преданию, иранским царем Киром, стояла где-то далеко, возле реки Яксарт, и новый поход по горам и пустыням не прельщал никого.
— Зачем? — воскликнул Клит, когда гвалт прекратился. — Я не вижу в твоей затее никакого смысла.
— Сейчас увидишь, — проворчал царь еще более холодно. — Слушайте, вы! Только безмозглый дурак может думать, что в Согдиане мы будем вечно нежится, точно олимпийцы. Пока мы не трогаем согдийских зернохранилищ, и нас никто не трогает. Но вам и вашим головорезам надо есть, пить, одеваться и что-нибудь принести домой. Поэтому, когда кончатся запасы, взятые в Бактре, мы будем вынуждены обратиться к достоянию местных жителей. Собственно, для этого мы и пришли сюда. И как только от македонского или греческого ножа погибнет хоть один согдийский петух, начнется война! Кто не глуп, тот поймет: согдийцы — не персы, они не дадут себя стричь, как овец.
Если начнется война, на помощь согдийцам придут их друзья скифы, обитающие за Яксартом. А вы все слышали, что такое скифы. Мы займем Киресхату, что-бы не пропустить их на согдийскую сторону. Понятно? Это одно. Если начнется война, согдийцам потребуется оружие. А железа у них мало. Его добывают, как мне удалось узнать, только в одном месте за рекой Яксарт, напротив Киресхаты. Понятно? Мы должны или захватить рудники, где добывается железо, или отрезать их от согдийцев. Но самое главное — мы займем узел торговых дорог; здесь, в Согдиане, переплетаются пути всех стран мира. Вот для чего я призываю вас не медля, пока согдийцы не разгадали наших замыслов, идти на Киресхату. Кто хочет возразить, пусть выскажется.
И Александр снова равнодушно уставился в окно. Советники смущенно молчали. Он всегда тремя словами умел доказать им, как они тупоголовы. И это отнюдь не льстило их самолюбию.
— А стоит ли добираться до этой проклятой Киресхаты? — нерешительно начал пэон Аминта. — Не хватит ли с нас походов по чужой земле? Не пора ли вернуться домой? Воины моего отряда не хотят больше сражаться.
Легкой пехоте пэонов доставалось в битвах больше всех. Неудивительно, что она устала. Александр побагровел от гнева, но взял себя в руки. Пока еще, до лучших времен, следовало отдавать дань македонским обычаям. А по ним гетайры стоят на одном уровне с царем.
— Воины твоего отряда, Аминта, — сказал повелитель сдержанно, — будут делать не то, что они хотят, а то, что хочу я.
Наступила гнетущая тишина. Все чувствовали себя униженными и глубоко оскорбленными. Но ни у кого не хватило смелости возразить царю. И вдруг самонадеянный Клит сорвался с места.
— Почему? — Он замахал кулаками. — Почему мы должны поступать так, как хочешь ты, а не наоборот? Ведь нас много, а ты один. Если ты надел варварскую одежду и вообразил себя властелином азиатов, то мы-то остались македонцами! А македонцам опротивело ползать на коленях перед тобой, как это делают персы, перешедшие на твою сторону. Ты хочешь идти на Киресхату? Иди один! Мы отправляемся домой!
— Домой! — подхватил Кайнос.
— Домой! — повторил Аминта.
— Домой! — завопили все.
Гетайры гремели доспехами, били в ладоши, свистели, визжали, мяукали. Крик «домой» вырвался через окна зала во двор. Удивленные согдийцы задирали головы, пытаясь определить, отчего расшумелись юнаны.
В глазах Александра потемнело. От внезапного приступа ярости, вызванной наглым поведением советников, царь, казалось, ослеп. Лица "товарищей царя" расплывались перед ним бледными пятнами. Дрожащей рукой Александр нащупал пику, крепко — не оторвешь — стиснул древко и поднялся.
— Ты хочешь домой, Клит? — сказал он, скрежеща зубами. — Так отправляйся!
Глаза его на миг прояснились. Не успел Клит отскочить в сторону, как пика со страшной силой пропорола его живот и пронзила насквозь. Советники замерли, как идолы, установленные в нишах зала.
Гоните всех! — взревел царь, сверкнув зелеными глазами на телохранителей. — Поднимайте войско! Убивайте на месте всякого, кто ослушается! Живо!
Фердикка и другие телохранители выдернули из ножен махайры и бросились на военачальников. Зал разом опустел. Возле Александра остался вечно улыбающийся Птолемайос Лаг.
— Вели убрать и бросить на свалку, — Александр кивнул на тело Клита. — Передай Спитамену: мы идем на Киресхату, чтобы уничтожить закрепившихся там персов. Извести его: я оставлю в Мараканде отряд… э… недомогающих воинов. Скажи еще, что такой великий человек, как Искендер, не может вернуться домой, не достигнув места, до которого добирался какой-то иранец Кир. Ясно?
— Да Александр.
— Подай мое походное снаряжение!
— Сейчас.
— Но тут Фердикка доложил:
— К тебе грек.
— Откуда?
— Из милетцев, переселившихся сюда при Ксерксе.
— А-а! — протянул сын Филиппа зловеще. — Зови его сюда!
Вошел благообразный, седобородый, высокой эллин в полугреческой одежде.
— О великий царь! — Он поклонился низко, по-согдийски. — Радуйся. Сумею ли я поведать о том восторге, с которым мы ждали тебя? Наше племя нижайше просит повелителя мира отведать хлеб и воду Юнана.
— Хлеб и воду? Ты скажи: вы из выселенных карийцев?
— Да, царь.
— Вы сражались против меня при Гавгамелах?
— Помимо своей воли, царь.
— Помимо своей воли? Хорошо, я отведаю твой хлеб и воду. Далеко ваш город?
— Недалеко, царь, — пробормотал старик. От резких слов Александра ему стало не по себе.
— Мы заедем туда.
— Премного благодарен, славный царь!
Эй, Мараканда, город сбывающихся надежд! Эй вы, старейшины, беспечно дремлющие в темных дворцах! Эй, жрецы, бормочущие заклинания над неугасимым огнем в закопченных храмах! И вы, воины, мерно шагающие на городских стенах и считающие звезды на черном небе! И вы, купцы, перебирающие в ночной тишине золото и алмазы! И вы, ремесленники, отдыхающие после дневного труда! Эй, Мараканда!
