Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 1)
- Нет, Мика, я этого не понимаю; Бог и святые должны видеть насквозь мое сердце и видеть все, что заставило меня взяться за револьвер. Если есть вечная жизнь, тогда где-то в сферах существует душа моей матери, и она будет молиться за меня, дозволено это или не дозволено по церковным канонам. Это все, что я знаю, и, пожалуйста, помолчи, Мика, не вздумай читать мне проповедь.
Мика озадаченно ерошил волосы.
Вдруг шальная мысль пронзила Олега - ведь Вячеслав разрядил револьвер только благодаря тому, что он в это время любовался Асей. Значит, сама того не зная, она спасла ему жизнь!
- Можно? - послышался за дверью голос Нины.
Олег быстро спустил ноги с дивана.
- Лежите, пожалуйста, лежите, - сказала она, входя, и села к нему на край дивана, - я так переволновалась, что не могу заснуть. Какие мерзавцы! Если они искали определенное лицо, эту девицу, зачем не назвали ее сразу? Зачем проверяли документы у мужчин?
- Ах, Нина! Неужели вы не понимаете - это их излюбленная система заводить неводом - авось попадется золотая рыбка; и в самом деле, едва не попалась. - Он злобно усмехнулся.
- Олег, я хотела вам сказать... Мне невыносимо думать, что вы покушались на свою жизнь! Обещайте мне не повторять эту безумную попытку.
- Меньше всего я хочу обсуждать это, - сказал он.
- Олег, послушайте. Вы младший брат моего мужа, могу я хоть раз говорить с вами как старшая сестра?
- Как сестра? - переспросил он, и в его интонации прозвучало подчеркнутое удивление.
Она поняла его интонацию: почему же раньше, когда я пришел к тебе как брат, ты была так не по-родственному холодна со мной? Она все поняла и долго молчала.
- Олег, все-таки послушайте: вы не должны считать свою жизнь конченной. Мало ли какие могут быть перемены и в политической жизни, и в нашей личной. Ведь вы еще молоды. Может быть, у вас будет большая любовь, семья. Зачем думать, что впереди один только мрак?! А то, что вы хотели над собой сделать, - это ужасно своей непоправимостью. Как вам не стыдно!
Он молчал.
- И еще я хотела сказать, - продолжала она, - вам необходимо показаться врачу. Вы выглядите совсем больным, да и не удивительно - разве оттуда можно выбраться здоровым? У вас наверняка переутомление, малокровие, цынга, может быть... Со всем этим еще можно бороться, а если не будете за собой следить - навсегда потеряете здоровье.
- Мне не для кого беречь его, - сказал он.
- Опять, опять, - сказала она и положила свою руку на его руку. И вдруг ей пришло в голову предложить ему сопровождать ее к Бологовским и быть представленным Наталье Павловне. Если Ася действительно понравилась ему, это будет лучшим лекарством. Но тут же она вспомнила Марину и свое обещание. И опять их разговор показался ей пошлым, и какая-то досада на подругу закралась ей в сердце. Как неудачно переплелись все эти нити!
Неожиданно в ее памяти отчетливо возникла страшная, постоянно угнетавшая ее незабывае-мая минута в Черемушках, когда они набросились на нее и нанесли смертельный удар отцу, который пытался заслонить собой дочь. Мика тогда весь затрясся от испуга и долго потом заикался, иногда и теперь это заикание возвращалось к нему...
Она подошла к мальчику, обняла его:
- Перепугался?
Мика понял, что, спрашивая это, она вспомнила гибель их отца. Он сел на постели и порывисто обхватил сестру обеими руками, но уже в следующую минуту поспешно оттолкнул. - Да ну тебя, Нинка! Всегда ты со своими глупыми нежностями! Ничего не испугался! Сама ты трусиха известная.
Нина с материнской заботливостью поправила на нем одеяло.
Клены... уже красные сентябрьские клены, могилка щенка в траве, ветер гонит свинцовые тучи, а испуганного мальчика обступили люди с револьверами и дубинами... Агония помещичьей жизни...
"Нет, они все-таки не совсем чужие и дороги мне!" - думал Олег, глядя на них обоих.
Утром, заряжая вновь револьвер, он говорил самому себе: "До следующего звонка!"
Глава одиннадцатая
Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит.
А. Ахматова.
Через два дня в семь утра, в кухне, как обычно в этот час, столпились почти все обитатели квартиры, собираясь на работу: кто мылся у крана, кто грел себе спешно завтрак. Какая-то угрюмая торопливость лежала на всех людях; перебрасывались короткими, деловыми фразами. Олег, вопреки обыкновению, вышел позже других. Он вообще не выносил общей суеты, поднимавшейся по утрам в кухне, и умывания на виду у всех, когда один торопит другого. Он предпочитал вставать на час раньше, чтобы мыться свободно, а потом уходил к себе. Сравнивая коммунальную квартиру с лагерем, он приходил к заключению, что по санитарным условиям она немногим лучше.
В этот день он вышел, когда кухня была полна народа, и спросил, обращаясь ко всем вместе:
- Кто мне скажет, что должен делать советский служащий, если идти на работу он не в состоянии?
Все повернулись к нему.
- Что с вами? - спросила Нина, ожидавшая с полотенцем своей очереди у крана.
- Никак заболел? - спросила дворничиха.
А Вячеслав ответил за всех:
- Если советский служащий заболел, он обеспечивается бесплатной медицинской помощью на дому и ему выписывают бюллетень, который он предъявляет на своей работе. По этому бюллетеню он получит позднее свою зарплату за дни болезни. Можно подумать, это вам неизвестно!
- Нет, неизвестно. Я знаю, что у нас в лагере болеть нельзя было, можно было только замертво свалиться к ногам конвойного; тогда вас уносили в лазарет и там всевозможными уколами в два - три дня наспех восстанавливали вашу трудоспособность и снова гнали вас на работу. Вот это мне хорошо известно.
- И вы поставили себе задачей рассказывать об этом? - спросил Вячеслав опасным тоном.
- К случаю пришлось, - ответил Олег, и взгляды их опять скрестились.
Нина за спиною Вячеслава отчаянно махала Олегу руками, призывая к осторожности, но он как будто не замечал ее сигналов.
- А где же я достану этого доброго гения, который выпишет мне бюллетень? - насмешливо спросил он.
- Из районной амбулатории, - в каком-то даже восторге торжественно возвестил Вячеслав. - Вы сейчас спросите, где она, - тут, недалеко; мне идти мимо, так я могу сделать вызов, а вы, коли больны, не выходите.
Олег с удивлением взглянул на него и хотел ответить, но Мика, стоявший на пороге с ранцем, перебил его:
- Мне тоже по дороге, давайте я сбегаю.
Олег потянул его за рукав:
- Сбегай, Мика. Только не забудь, что я Казаринов, тихо прибавил он.
- Не бойтесь, не забуду, - и Мика съехал по перилам лестницы вниз.
Олег ушел к себе, а за ним по пятам пошла Нина.
- Какая вас муха укусила? Зачем вы так говорите с ним! Вы его словно дразните. Или вы хотите, чтобы он окончательно убедился в вашей ненависти к существующему строю? Смотрите; если он сообщит об этом кому следует, вас опять сцапают и тогда уже до всего дознаются.
- Он и так знает обо мне достаточно, чтобы донести, однако пока не доносит, - ответил Олег. - Знает, что я держу оружие, подозревает, что я офицер и ваш родственник, а не пролетарий, вопреки анкетным данным. Почему не сообщает - не знаю. Притворяться перед ним я, кажется, больше не в состоянии.
- Смотрите! - серьезно сказала Нина и спросила: - А что с вами?
- Лихорадит сильно и бок болит: я, наверное, простудился.
- Немудрено, что простудились, когда по такому морозу ходите в одной шинели. Я эту вашу шинель видеть не могу: от нее за полверсты веет белогвардейщиной. Ложитесь скорее, вы дрожите. Досадно, что комнаты не топлены. - И она ушла.
Олег был несколько шокирован, когда к нему вместо невольно воображаемого им традиционного седого профессора явилась молодая, разбитная еврейка. Однако она оказалась достаточно внимательной и бюллетень выписала. Успокоившись на этот счет, он лежал, тщетно стараясь согреться, когда к нему заглянула дворничиха.
- Вот я тебе чайку принесла и кусок пирожка горячего, сейчас из печки. Кушай на здоровье. Ишь, руки-то у тебя холодные, зябнешь, поди. Истопить мне, что ли, тебе печку? У Нины Александровны ни полена дров, придет с работы, пошлет еще Мику за вязанкой на базар, да еще с полчаса поругаются, не раньше вечера истопят; так и пролежишь в холоде, а я мигом.
- Какая вы добрая женщина, Анна Тимофеевна, спасибо вам!
- Чего там спасибо! Да давай прикрою тебя ватником - ишь, ведь трясется весь.
- Анна Тимофеевна, у вас есть иголка?
- Как же не быть иголке-то, а на что тебе?
- На мне все рвется, хочу попытаться зашить.
- Нешто сумеешь? Я тебе ужо вечером поштопаю, а теперь спи. - И, затопив печку, она ушла.
Нина пришла действительно поздно, как всегда усталая, и между ней и Микой началась тотчас обычная "война".
- Накрой на стол и сбегай за хлебом, Мика!
- Погоди, потом.
- Не потом, а сейчас.
- Не пойду, пока шахматную задачу не кончу. Отвяжись со своими глупостями.
- Как тебе не стыдно так отвечать, Мика! Я целый день бегаю: все утро я пела в Капелле, а вечером мне петь в рабочем клубе; я, как кляча, тащу непосильный воз, а ты ничем мне помочь не хочешь!
