Николай Лейкин - В гостях у турок
— Смотри какъ-бы, не раздражить этимъ. Это ужъ ты потомъ. А на первыхъ порахъ только отпирайся. „Знать, молъ не знаю, вѣдать не вѣдаю“, совѣтовала
— Такъ и стану говорить, а только вѣдь свидѣтели будутъ. Первый свидѣтель — это корридорный. Когда я ему подалъ мою карточку для записи моей фамиліи на доскѣ, онъ спросилъ меня: „экселенцъ?“ — и я отвѣтилъ ему: „хорошо, пишите экселенцъ. Я экселенцъ“. Вотъ такъ что-то въ этомъ родѣ. Не вызвать-ли развѣ сейчасъ корридорнаго да не сунуть-ли ему десятокъ левовъ, чтобы онъ ничего этого прокурору не разсказывалъ? — задалъ женѣ вопросъ Николай Ивановичъ.
— Что ты! Что ты! Такъ все дѣло испортишь. Вотъ еще что выдумалъ! воскликнула Глафира Семеновна. — Ты съ корридорнымъ держи себя по прежнему гордо и съ достоинствомъ. А то якшаться съ корридорнымъ! Подкупать его?.
— Ну, такъ я только прокурору. Прокурору надо дать. Прокурору я осторожно… Какъ только я увижу, что онъ клонитъ рѣчь къ тому, чтобы задержать меня въ Софіи, я сейчасъ: „не можете-ли вы сдѣлать для меня, какъ для русскаго славянина, услугу?.. Въ виду, молъ, поворота въ Болгаріи ко всему русскому, услугу русскому человѣку. Есть, молъ, у меня сербскія бумажки, а ихъ не мѣняютъ. Такъ не размѣняютъ-ли ихъ вамъ?“ Вотъ эдакимъ манеромъ и подсуну. Онъ пойметъ.
— Ну, какъ знаешь. А только дѣлай ужъ это въ крайнемъ случаѣ, согласилась супруга и, окончивъ укладывать въ сундукъ вещи, легла въ постель.
Николай Ивановичъ продолжалъ ходить по комнатѣ и строить планы завтрашняго свиданія съ прокуроромъ. Черезъ нѣсколько времени онъ остановился передъ постелью жены и сказалъ:
— Глаша! Да не уѣхать-ли намъ сейчасъ куда нибудь на перекладныхъ? Вѣдь есть-же здѣсь почта и почтовыя лошади. Удеремъ.
— Это ночью-то? Да ты въ умѣ?! Тогда ужъ прямо навлечешь на себя подозрѣніе и тотъ-же корридорный сейчасъ дастъ знать прокурору, отвѣчала Глафира Семеновна.
— Да, да… Вѣдь прокуроръ-то здѣсь въ гостинницѣ живетъ, спохватился Николай Ивановичъ и опять въ безпокойствѣ зашагалъ по комнатѣ, пощипывая бороду.
— Теперь тебѣ нужно держать себя какъ можно спокойнѣе и веселѣе, будто-бы ничего не произошло и ты ничего не знаешь.
— Однако, мы можемъ ѣхать въ какой нибудь монастырь. Будто-бы ѣдемъ на богомолье, чтобъ поспѣть къ заутрени. Давеча нашъ проводникъ говорилъ о какомъ-то монастырѣ въ трехъ часахъ ѣзды отъ Софіи. Въ монастырѣ и скроемся.
— Никуда я ночью не поѣду. Самъ-же ты слышалъ, что здѣсь въ горахъ повсюду разбойники. Ужъ лучше въ руки прокурору попасть, чѣмъ съ разбойникамъ, отрѣзала Глафира Семеновна и крикнула все еще шагавшему изъ угла въ уголъ мужу:- Да не вертись ты передъ моими глазами! Мечешься какъ тигръ въ клѣткѣ. Дай мнѣ успокоиться и заснуть. У меня и такъ мигрень, а ты… Ложись спать! Утро вечера мудренѣе.
Николай Ивановичъ послушался жену, раздѣлся и легъ въ постель, но ему не спалось. Онъ долго ворочался съ боку на бокъ и строилъ планы своей встрѣчи съ прокуроромъ.
Заснулъ онъ только подъ утро. Во снѣ ему снился прокуроръ.
XXXIII
Проснулся Николай Ивановичъ на другой день рано. Еще только свѣтало. Первое, что у него мелькнуло въ головѣ — было слово, «прокуроръ».
«Господи! Пронеси бѣду мимо!» — проговорилъ онъ мысленно и ужъ не могъ больше заснуть, хотя часы показывали только седьмой часъ.
Ему даже и не лежалось. Онъ всталъ, надѣлъ туфли, накинулъ на себя пальто вмѣсто халата, сѣлъ къ столу и принялся курить. Глафира Семеновна еще спала. Онъ злобно посмотрѣлъ на нее и подумалъ:
«Спитъ, глупая! Какъ будто-бы мое несчастіе до нея и не касается! Вѣдь задержатъ меня здѣсь, такъ и ей придется остаться со мной. Ахъ, женщины, женщины, какъ вы легкомысленны!» — подумалъ онъ.
Но онъ все-таки не хотѣлъ будить жену и перешелъ въ другую комнату, ту самую, которую онъ взялъ вчера себѣ для пріемной, чтобъ принимать къ себѣ газетныхъ корреспондентовъ. Здѣсь было холодно. Ее съ вечера не натопили. Его стало знобить и онъ, усиленно куря папиросы, сталъ ходить изъ угла въ уголъ.
Время тянулось медленно. Дабы наполнить досугъ, Николай Ивановичъ сходилъ за платьемъ и за сапогами, одѣлся и ужъ сверхъ платья надѣлъ на себя пальто. Затѣмъ пересчиталъ отъ нечего дѣлать имѣющееся у него золото, русскія бумажныя деньги и сербскія бумажки. Въ корридорѣ стали раздаваться шаги. «Позвать развѣ слугу и потребовать чаю? задалъ онъ себѣ вопросъ. Кстати, спрошу его, не идетъ-ли какого-нибудь поѣзда по направленію къ Константинополю раньше полудня. Тогда можно съ этимъ раннимъ поѣздомъ и уѣхать куда-нибудь, а ужъ тамъ и пересѣсть на константинопольскій поѣздъ. Въ Константинополь есть всего одинъ поѣздъ, въ первомъ часу дня, это я знаю, а можетъ быть не найдется-ли раньше другого поѣзда до какого-нибудь хоть паршивенькаго городка? Намъ только-бы уѣхать изъ Софіи».
Соображая все это, онъ сдѣлалъ еще нѣсколько шаговъ по комнатѣ, постоялъ въ раздумьи около пуговки электрическаго звонка и, наконецъ, нажалъ кнопку.
Корридорный явился, привѣтствовалъ Николая Ивановича съ добрымъ утромъ и спрашивалъ, хорошо-ли онъ почивалъ.
— Чаю, самоваръ… Вотъ въ эту комнату подадите… приказалъ ему Николай Ивановичъ, но о поѣздѣ, дабы не навлечь на себя подозрѣнія, сразу его не спросилъ…
Явился чай съ пыхтящимъ, по-прежнему, грязнымъ самоваромъ, но самоваръ этотъ уже не привелъ въ умиленіе Николая Ивановича. Поставивъ на столъ принадлежности чаепитія, корридорный остановился у дверей и, улыбаясь, проговорилъ:
— Днесь можете заповѣдать на обѣдъ русски щи, господине экселенцъ. Готовачъ (т. е поваръ) сказалъ, что онъ можетъ готовити.
Николая Ивановича взорвало.
— Какой тутъ обѣдъ! Мы хотимъ сегодня, какъ можно раньше, уѣхать въ Константинополь, сказалъ онъ.
— Сей день? Днесь? удивился корридорный.
— Да, да… Сегодня утромъ… И чѣмъ раньше, тѣмъ лучше. Я получилъ на почтѣ письмо.
Корридорный сталъ доказывать, что «тренъ желѣзницы» (т. е. желѣзнодорожный поѣздъ) идетъ въ «Цариградъ» только въ часъ дня и «экселенцъ» всегда успѣетъ пообѣдать.
— Нѣтъ, нѣтъ, мы хотимъ уѣхать даже раньше часу. Намъ нужно встрѣтиться до часу кое съ кѣмъ на слѣдующей отъ Софіи станціи… Я забылъ, какъ эта станція называется. Такъ вотъ нѣтъ-ли какого-нибудь поѣзда пораньше, хоть и не до Царьграда?
— Есте. Имамъ, экселенцъ… До Бѣловы…отвѣчалъ корридорный.
— Вотъ, вотъ… До Бѣлова намъ и надо, подхватилъ Николай Ивановичъ. — Когда идетъ этотъ поѣздъ?
Оказалось, что до Бѣловы есть мѣстный поѣздъ въ 11 часовъ утра. Николай Ивановичъ оживился.
— Вотъ и отлично! Вотъ на этомъ поѣздѣ мы и поѣдемъ, заговорилъ онъ. — Пожалуйста, поскорѣй приготовьте намъ счетъ и экипажъ. Поскорѣй только! Мы уѣдемъ на желѣзную дорогу въ десять, даже въ девять часовъ. Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Такъ пожалуйста, поскорѣй. Бакшишъ вамъ будетъ хорошій.
Корридорный поклонился и исчезъ.
— Съ кѣмъ это ты тамъ разговариваешь? послышался изъ другой комнаты заспанный голосъ Глафиры Семеновны.
— А! Проснулась! Вставай, милая, скорѣй! воскликнулъ Николай Ивановичъ. — Въ девять часовъ мы уѣзжаемъ. Есть ранній поѣздъ до какой-то Бѣловы, чортъ ее дери! Вотъ въ эту Бѣлову мы и поѣдемъ. Вѣдь намъ въ сущности все равно, куда-бы ни ѣхать, только уѣхать, а это по дорогѣ въ Константинополь. О, Господи, Господи! Пронеси только мимо этого прокурора! вздохнулъ онъ.
Было уже семь часовъ. Глафира Семеновна стала вставать. Началось надѣваніе чулокъ, юбки. Затѣмъ послѣдовало умыванье. Умывался и Николай Ивановичъ и ворчалъ на жену.
— Просто удивляюсь я на тебя! Какъ можно до этой поры спать, если надъ нами стряслась такая бѣда, говорилъ онъ. — Я ужъ давно всталъ. У меня и чай готовъ. Ты это что? Капотъ надѣваешь? Нѣтъ, ужъ ты прямо дорожное платье надѣвай. Я и экипажъ заказалъ. Мы какъ напьемся чаю, такъ сейчасъ и поѣдемъ на станцію.
— Хорошо, хорошо. Только вѣдь прокуроръ насъ можетъ и на станціи захватить, отвѣчала она. — Тамъ даже хуже… Вѣдь онъ можетъ намъ сдѣлать скандалъ при публикѣ.
— Что ты меня пугаешь, что ты меня пугаешь, милая! закричалъ мужъ и схватился въ отчаяніи за волосы. — Ахъ, кругомъ вода! вздохнулъ онъ и, подумавъ, прибавилъ:- Впрочемъ, будь что будетъ, а все-таки мы уѣдемъ на станцію, какъ можно раньше.
Черезъ четверть часа супруги сидѣли въ «пріемной» и пили остывшій чай.
— Хоть-бы поѣсть что-нибудь… въ дорогу, сказала Глафира Семеновна.
— Какая тутъ ѣда, милая! Только-бы удрать поскорѣе. Тамъ на станціи чего нибудь поѣдимъ, проговорилъ Николай Ивановичъ. — И удивляюсь я, какъ ты можешь при такой тревогѣ еще ѣсть хотѣть! Впрочемъ, вѣдь вотъ булки поданы. Кушай. О, только-бы все это благополучно пронеслось — большую свѣчку я поставлю! вздыхалъ онъ.
Раздался стукъ въ дверь. Николай Ивановичъ вздрогнулъ.
— Святители! Ужъ не прокуроръ-ли? прошепталъ онъ.
