Татьяна Алферова - Рефлексия
Алик не успел промолчать, потому что Валера устремился в комнату, громогласно вопрошая:
- Ну что, хозяева, чем народ травите?
Вика буквально побежала следом, хотя явно предпочла бы спрятаться под вешалку и посидеть там сколько дадут. Алла с недоумением посмотрела на мужа, пробормотала, что надо поставить еще одну тарелку и рюмку и удалилась на кухню. Володя вопросительно взглянул на хозяина, тот криво усмехнулся и пожал плечами.
- Ну ваще! - исчерпал тему Володя и пустился догонять исчезающую в комнате парочку.
Воротившаяся Алла хотела незаметно выяснить у мужа или рядом с ним сидящего Володи, как зовут Валерину девушку, но такой возможности ей не дали. Володя передвинул стулья таким образом, что Алла оказалась как бы отдельно от них двоих. Новые гости устроились напротив.
Убийство
Если бы та, которая собиралась наблюдать за развитием действия сверху, имела склонность к рассуждениям, подобно Алику, она бы не преминула заметить, что большинство событий почему-то сопровождается совместной трапезой. Свадьба ли, поминки, начало учебного года, получение квартиры или просто встреча с друзьями проходят за столом, уставленным напитками и закусками. Даже влюбленные, встретившиеся после разлуки, садятся за стол, чтобы выпить вина, кофе и только потом укладываются для объятий. В жизни, в отличие от литературы, еда занимает гораздо больше места и времени, нежели любовь или страх. И в одиночестве человек часто ест просто для развлечения, а продовольственных магазинов несравнимо больше, чем всех остальных вместе взятых. Но она, та, которая сверху, рассуждать не хотела, утратив способность вмешиваться в действие, она хотела именно действовать и не могла даже расстроиться сейчас от бессилия - она задремала в пыльном зеркале, то есть оцепенение, охватившее ее, подобно впавшим в спячку ящерицам, походило на сон.
Совместная трапеза изобиловала неожиданными паузами. Совместный разговор, если и складывался на короткое время, от размеренного ритма переходил к синкопированному. После очередного тоста и очередной томительной паузы Володя приступил к традиционному рассказу, предваренному экскурсом в древнейшую историю человеческих отношений.
- Все вы, разумеется, помните о первом на земле убийстве. Но вряд ли кому-нибудь приходилось задумываться о том, что же произошло на самом деле, я имею в виду, не фактически, а психологически, - плавно заструилась вторая, повествовательная Володина речь.
- Доживи до мое, отвыкнешь задумываться, - вмешался Валера, но не встретил поддержки. Алик, глядевший исключительно на Володю, казалось, забыл о присутствии остальных, но о Валериной подружке забыл сильней всего, это было заметно. Алла, искавшая объяснения странному поведению мужа, его нежеланию развлекать гостей, поддерживать разговор, его взгляду, не способному отклониться от раз и навсегда заданного курса: тарелка - Володя тарелка, начала прозревать истину, удивляясь тому, что истина не ранит ее, не повергает в меланхолию, а лишь еще больше отгораживает от остальных. Словом, Алле опять нашлось, чем заняться, новые ситуации - новые переживания, непочатое поле деятельности. Истинная виновница - разумеется, истинная, как иначе, кто-то должен взять на себя ответственность, не то ее привычно распылят на всех по чуть-чуть, и ответственности опять не станет, Вика старалась сделаться незаметной, но при том ухитрялась подробнейшим образом разглядывать все вокруг, от вещей, обстановки, до хозяйки. Точь-в-точь, кошка, распластавшаяся по ветке. Но маленькая такая кошка, можно сказать, недохищная, голодная и неопытная. Куда слабее вороны, к гнезду которой ей хочется подобраться, но даже маленьких мозгов хватает на то, чтоб понять - не стоит.
- Позволю себе напомнить всем известное, - продолжил Володя, не обращая внимания на Валерину реплику. - Первый на земле пастух Авель и первый земледелец Каин, сыновья Адама и Евы, принесли жертву Богу. Приношение Авеля понравилось Богу больше, что вызвало зависть Каина, побудившую мирного земледельца к убийству. Дальше известное дело, без конца цитируемый ответ "не сторож я брату своему", вопрос-то никто не помнит, вопрос Бога менее выразителен ответа человека, дальше проклятие, изгнание, скитание...
- Почему никто не помнит, - возмутился Валера. - Экий ты у нас резвый, прямо, как понос. А Господь, в скобках Бог, спросил всего-навсего: "Где Авель, брат твой?". И ответ ты цитируешь не по тексту...
Алик поднял глаза на Валеру с неким неопределенным выражением, и Валера немедленно откликнулся, перебив сам себя.
- Выпьем за то, чтоб все!
Чокнулись. Алла чокнулась с Викой, Валера с Аликом. Выпили. Володя выпил не чокаясь, он не смог отвлечься даже на такое приятное занятие, трубили неслышимые другим трубы, звали его самого к бескровной жертве чудесные боги.
- Испортил песню, дурак, а еще книготорговец, - позволил, однако, себе Володя заметить вслух и устремился далее.
- Рассказать же я хочу о своем знакомом, с которым мы два сезона вместе отыграли в театре-студии, вернее, о том как он, назовем его, к примеру, Андреем, ушел из театра и в дальнейшем вообще завязал с творческой работой. В то время мы ставили новый спектакль, где действие происходило то в наши времена, то во времена ветхозаветные. У каждого занятого в спектакле актера было по несколько ролей, так, Андрей, помимо современного студента, играл врача и Каина. Андрей, человек педантичный и последовательный, относился к ролям крайне ответственно, изучал материал и эпоху, не жалея времени на библиотеки. Историей же он интересовался всегда. Мне, игравшему роль Авеля, он часами рассказывал о древних кочевых племенах, занимавшихся скотоводством, как Авель, и оседлых землепашцах, таких, как Каин. У него получалось, что мирные землепашцы гораздо больше преуспели в науках, в развитии морали, в развитии вообще. Сидели на месте по своим поселениям, обрабатывали поля, встречали вечное чудо ежегодного рождения хрупких нежно-зеленых всходов из сухих зерен весной, следили за созреванием тугих колосьев осенью и исполнялись простой и мудрой философии о священной значимости всего живого. Опять же, поскольку они не мотались по степям, теряя нужное и оставляя лишнее, то обрастали скарбом, старались приукрасить свое жилище и свой быт, выдумывали ремесла и искусства. Они позволяли своей одежде меняться не из целесообразности, а по прихоти личных вкусов, непрестанно совершенствующихся, благодаря развитию ремесел. Каин вместе со всеми должен был участвовать в ежевечерних совместных играх, в хороводах, в пении песен, сложенных тут же, на берегу глубоководной темной прареки, еще не выродившейся в какую-нибудь худенькую Мойку.
- Баян, чистый Баян! - воскликнул Валера и добавил, - только с Мойкой ты лажанулся, увы!
- Скотоводы же, - не поддавался Володя, - носились по пыльным степям, перегоняя стада с одного пастбища на другое, нападая на встречных, более слабых кочевников, грабя попавшиеся по пути поселения землевладельцев, вытаптывая посевы, увозя с собой их женщин и дорогую искусную утварь и одежду. Их лица, красные от бьющего в лицо ветра и дождя, были грубы и жестоки. Они, и Авель тоже, не знали песен, заимствовали игры у собственных лошадей, но, в отличие от лошадей, не обладали ни грацией, ни добросердечием. Их женщины не расчесывали косы костяными гребешками с длинными волнистыми зубьями, а обрезали чуть ли не половину волос, так, что они нависали над глазами, подобно лошадиным челкам - спутанные, покрытые красной пылью длинных перегонов...
- А у лошадей челки сами, что ли, растут короткими, им тоже выстригают, - поправил Валера совсем не агрессивно, но Алик вспылил в совершенно несвойственной манере:
- Заткнись, а? Утомил уже!
Повисла новая пауза, еще более неловкая, чем предыдущие, Валера отпил вина из фужера своей подруги и дурашливо прохрипел:
- Сру неистово, могу и обрызгать! Ладно, Володя, извиняй, я заткнулся.
Володя споткнулся о паузу и никак не мог вернуться обратно, в чудесный, одному ему видимый мир, но решил довести рассказ до конца.
- Стало быть, приятель мой Андрей играет культурного и тонкого Каина, а я - грубого скотовода Авеля. Так получается по его трактовке. Я пытаюсь втолковать Андрюше, что он не прав, что не было еще никаких кочевников и поселений землевладельцев, а были конкретные Каин и Авель, два брата, и людей, кроме их собственных родителей, на земле не наблюдалось. Речь-то не о племенах, а о предательстве, не об истории народов, а об отдельном поступке. А он мне твердит, не важно, что не было людей, дело в принципе, а отдельных поступков не бывает, все связано. И если бы Каин действительно оказался виноват перед Богом, с какой стати Бог повел от него весь человеческий род, через сына Каина, Еноха. Смутил меня окончательно своими разговорами, отправился я к режиссеру, совсем уже не понимаю, что мне играть. Режиссер хохочет:
