Всеволод Крестовский - Кровавый пуф. Книга 1. Панургово стадо
— Браво! браво!.. Отлично! великолепно! — запищал и заерзал на стуле Анцыфров, подслеповато отыскивая свой налитый стакан.
— А что ж? Я бы прочел, да… выдерут, пожалуй? — сомневающимся тоном тихо спросил гимназист, уже полурешившись на эту выходку.
— Выдерут? — угрозливо насупился Полояров, — а вот этого не хотят ли? Пущай попробуют — вкусно ли пахнет!
— Ну-у, где выдрать! — солидно возразил учитель, — теперь и вообще-то не дерут, а тут еще ученик на выпуске. Разве так что-нибудь… в карцер посадят на недельку, и только.
— Так я хвачу!.. Ей-Богу хвачу! — с живостью подхватил Шишкин, срываясь с места.
— Ну, вот вздор какой! Я ведь только так… — пошутил, отклонился учитель, все в том же солидном тоне.
— Отлично бы хватить, да не хватите! — вздохнул Анцыфров.
— Не хвачу? А почему… позвольте узнать… почему вы думаете, что не хвачу.
— Да так, смелости не хватит.
— Смелости?.. У меня-то? У Ивана-то Шишкина смелости не хватит? Ха-ха?! Мы в прошлом году, батюшка, французу бенефис целым классом задавали, так я в него, во-первых, жвачкой пустил прямо в рожу, а потом парик сдернул… Целых полторы недели в карцере сидел, на хлебе и на воде-с, а никого из товарищей не выдал. Вот Феликс Мартынович знает! — сослался он на Подвиляньского, — а вы говорите смелости не хватит!.. А вот хотите докажу, что хватит? Мне что? Мне все равно!
— Нет-с, тут, батюшка, не парик и не жвачка, — оппонировал пискун, — тут нечто побольше да посерьезнее, да и подоблестнее-с!.. Тут гражданское мужество нужно-с!
— А вот увидим, коли так! Увидим! — хорохорился гимназист, у которого голова ходенем пошла с двух стаканов шампанского.
— Ну, нет, не делайте глупостей! — стал было солидно урезонивать Подвиляньский, и эта солидность оказалась у него очень искусно сделанною, так что даже на посторонние глаза ее смело можно бы было принять за солидность настоящую и вполне искреннюю.
— Чего там не делайте! — обернулся на него Шишкин, — они меня за труса считают, так нет же, черт возьми! Я им докажу!
— Господин Шишкин! Господин Шишкин! — хлопотливо вбежал в комнату Петр Петрович. — Пожалуйте поскорее, ваш черед!
Шишкин бойко и самоуверенно взошел на эстраду. Полояров, Анцыфров и Подвиляньский с любопытством ожидания подошли к дверям и приготовились слушать.
— "Орел!" — раздался звучный голос декламатора. Анцыфров пискнул, хихикнул и даже присел от удовольствия.
— Молодец!.. Ей-Богу, молодец!.. Я никак не думал, — прошептал он.
По зале понеслись звучные строфы:
"Я нашел, друзья, нашел,
Кто виновник бестолковый
Наших бед и наших зол!
Виноват во всем гербовый,
Двуязычный, двухголовый
Всероссийский наш орел!"
И пошел, и пошел все дальше да дальше… По зале понеслось волнение, шепот, недоумение; удивление, слушатели оглядывались друг на друга и вокруг себя, иные опасались за смелого чтеца, иные искали глазами, не слушает ли где-нибудь полиция…
Эффект вышел полный и неожиданный.
Лубянский побледнел и стоял, словно бы на него столбняк нашел. Взволнованный и перетревоженный, в страхе за чтеца, он искал глазами Пшецыньского, но того не было в зале. Полковник ограничился только присылкою премии, а сам не почтил вечера своим присутствием.
Но в сущности легче ли было от этого? Изменило ли его отсутствие хоть сколько-нибудь участь пьяного Шишкина? И едва кончил он, как раздался взрыв неистовых криков и топанья. Особенно отличались хоры, шумевшие по двум причинам: первая та, что читал свой брат гимназист, которого поэтому "нужно поддержать"; а вторая, читалось запрещенное — слово, вечно заключающее в себе что-то влекущее, обаятельное.
Большинство вопило "браво!" и требовало "bis!". Только немногие сохраняли необходимую сдержанность и приличие, и в числе этих немногих между прочим были доктор Адам Яроц и сам Подвиляньский, незаметно проскользнувший в залу. Теперь он старался держаться на глазах у всех и с видом серьезного равнодушия оглядывал неиствовавшую часть публики.
Одурманенный вином и успехом, Шишкин шел уже на эстраду с тем, чтобы повторить «Орла», как вдруг из одного конца залы смело раздалось резкое шиканье.
Все обернулись в ту сторону. Там, приложив щитком руки к губам, что есть мочи шикал один только человек. И этот один, к удивлению многих, был Устинов.
— Молчать!.. Не шикать!.. Кому не нравится, так вон!.. Не мешайте слушать!.. Долой шикальщика!.. A bas le siffleur![44] с разных концов залы раздалось несколько ретивых, задорных голосов.
Устинов, не обращая внимания, продолжал свое дело.
К счастию, Шишкин не был допущен на эстраду. Майор, удержал его за руку и почти насильно увел в "артистическую комнату".
— Что вы наделали!.. Господи! Что вы наделали! — в ужасе качал он головою, заслоняя собою гимназисту проход в шумевшую залу.
— Вы думаете, выдерут? Не бойсь, не посмеют!.. В карцер разве, а это — нет! Пустите меня, публика требует! — порывался тот, стараясь выскользнуть из рук Лубянского.
А публика все еще шумела, стучала, хлопала… Скандал был полный и всесовершенный.
Частный пристав возвысил было голос, — несколько человек вытолкали его вон из залы и наглухо захлопнули входную дверь.
Майор был в отчаянии и поспешил выслать на эстраду двух барышень: поющую, и вопиющую, которые громогласным дуэтом хотели заглушить стук и крики. Некоторое время длилась борьба между пением и шумом, но храбрые и стойкие барышни преодолели публику — и она наконец снисходительно замолкла.
Вечер кончился как-то странно. Одни выходили из залы в недоумении, другие, то есть большинство, весьма шумно. Там и сям, как последние выстрелы отступающих солдат, раздавались еще выкрики, "Шишкина!.. Орла! Bis!.. Браво!.. Шишкина!"
— Это с какой стати вы шикать изволили? — дерзко вызывающим тоном обратился к Устинову Полояров.
— С такой, что если раз уже сделана глупость, то не следует повторять ее! — решительно отчеканил Устинов, не смутясь от полояровского взгляда.
— А в чем эта глупость, по-вашему, и почему это не повторять ее, позвольте полюбопытствовать?
— Глупость в том, что она вредит хорошему почтенному делу, а повторение ее могло бы отозваться еще более горькими последствиями для Шишкина.
— Все это вздор! Никаких последствий не будет и быть не может! Тут голос общественного мнения-с!
— В таком разе напрасно сами вы не вышли вместо гимназиста и не прочли «Орла». Скажите, пожалуйста, отчего это вы пропустили такой прекрасный случай?
Последний вопрос был предложен с весьма чувствительною едкостью и попал прямо по назначению. Полоярову нечего было ответить и потому, промычав ироническое "гм!", он отвернулся от Устинова.
XVI. Кому досталось расхлебывать кашу
На другое утро к воротам майорского домика прискакал казак и привез Петру Петровичу повестку из губернаторской канцелярии.
Эта повестка вызывала его прибыть к его превосходительству в одиннадцать часов утра. Лаконизм извещения показался майору довольно зловещим. Он знал, он предчувствовал, по поводу чего будут с ним объяснения. И хуже всего для старика было то, что не видел он ни малейших резонов и оправданий всему этому делу.
Когда майор вступил в губернаторскую залу, там уже толкались кое-какие силы официального мира. Правитель канцелярии и несколько чиновников ожидали со своими докладами; лихой полицмейстер Гнут расхаживал с рапортом; дежурные — канцелярист и квартальный суетились около каких-то шнуровых разграфленных книг и сортировали только что полученные пакеты. Лихой Гнут попытался было мимоходом окинуть майора внушительно-строгим, соколиным взглядом; но того этот взгляд не смутил нимало. В своем мундире, тщательно вычищенном и щеткой, и метелкой, при всех регалиях, стоял майор у окна и с тайной смутой на сердце ожидал что-то будет.
Пробило одиннадцать, — губернатор не показывается.
Пришел черненький Шписс, небрежно мотнув головой на поклоны некоторых чиновников, фамильярно подал руку правителю канцелярии и приятельски заболтал с подполковником Гнутом о вчерашнем «рауте» графини. Пришли и еще двое чиновников по особым поручениям, из которых один обладал весьма либеральной бородой, либеральными усами, либеральной прической и либеральными панталонами. Он небрежно поигрывал стальною цепочкою от часов, которая изображала собою в некотором роде кандалы, с ядром и "мертвою головою". Либеральный чиновник желал обратить внимание присутствовавших на свою цепочку и, действительно, лихой Гнут вскоре заметил ее:
— Посмотрите, господа, какая оригинальная цепочка!
И все кинулись рассматривать цепочку либерального чиновника. Один только ничему не причастный майор по-прежнему оставался у окна.
