Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты
2225
Зач.: Кругом и сзади всё кричало. Бежал вперед Брыков.
Направо был куст и камень, у камня француз, который, поднявшись, побежал. Долохов взглянул: был дым, но... дела не было. Ему нужно было только догнать прежде всех упавшего и поднявшегося бегущего француза. Он стал догонять его в двух шагах.
2226
Зачеркнуто: торжественность минуты, один страх, ужас смерти были на его
2227
Зач.: и хватаясь за штык ружья, Долохов всадил ему в бок ниже ребер.
2228
Зач.: страшно
2229
Зач.: — Наши! Наши! послышались крики.
2230
Зач.: Эта атака была описана в реляции, что храбрый 6-й егерский полк неоднократно пробивался на штыках.
2231
На полях: Долохов спасает левый фланг.
2232
На этом вариант кончается.
2233
Зачеркнуто: Тушин лег и тотчас же заснул
2234
Зачеркнуто: тот самый Макатюк, который плясал,
2235
Зач.: <офицера> юнкера
2236
На полях: Долохов, смеясь, рассказывает. «Разве не всё равно», думает Ростов.
2237
Зач.: Макатюк
2238
Зач.: Они поклонились Тимохину.
2239
Зач.: Артиллеристы дали.
2240
Зач.: <Брыков проходил мимо с фелдвебелем.> За Митиным подошел Тимохин. — Как же, братец ты мой, — говорил он, — бросил ротное имущество на дороге, ведь это нельзя так, ты поди, братец, отъищи.
2241
Зачеркнуто: <беспокойно Ананьев> <Тушин> Ростов
2242
Зач.: Ананьев беспокойно встал и подошел посмотреть.
На шинели, с завалившейся рукой, в одной рубахе, без сапог (товарищи уже сняли с него) лежал Митин. Солдаты, несшие мертвого, из учтивости подвинулись к свету костра, чтобы офицер мог видеть. Лицо Митина было то же: тот же птичий носик, но и в этом лице было что то строгое и страшное.
2243
Зач.: <Тимохину> Ананьеву
2244
Зач.: мушкатерского полка, в котором служил <Брыков> Тимохин
2245
Зач.: и между ними был Долохов
2246
Зач.: про свои подвиги
2247
Зач.: сразу повалилось с полсотни
2248
Зач.: <Долохов скромничает. Кровь на шинели. Князь Андрей счастлив.> — Вот Долохов так поработал. Приснится ему гренадер этот.
— Два, — поправил Долохов. <— Ох, как я больно хватил его, — сказал он, от волнения ходя от костра и опять подходя.> Долохов видимо находился в волнении, которого он не мог утишить. Он ни минуты не стоял на месте. То скрывался во мраке, то опять подходил к костру. — Будут помнить французы, — говорил он.
— Хоть бы вы кровь обмыли со штыка, — сказал ему офицер.
— Ничего, пусть начальство видит, что трудился, — смеясь сказал Долохов, и смех его страшен показался Ананьеву. Они отошли.
2249
На полях: Князь Андрей у костра с Ананьевым протежирует, но юнкер раздражает его французским языком. Он думает, что всё умерло, и раздражен в ту минуту, как кровь. Багратион подъезжает [1 неразобр.]
2250
Зачеркнуто:— Ваше благородие, — сказал 1-й №, дядя, подходя к Тимохину. — Юнкер гусар на лафете лежит, просит за лекарем сходить, руку править, прикажете я сбегаю?
— <Сходи.> <Тимохин>
Ананьев встал и пошел к лафету.
— Что вы к огню не пойдете?
— Двинуться не могу. Ооох! — послышался юношеский голос, почти детский и страдальческий.
— Вы тоже ранены верно? Вот кровь,— <Тимохин уже забыл про юнкера>, сказал Ананьев, прислонясь рукою к лафету и попав во что то мокрое.
— Нет, выломлена или вывихнута рука, <не знаю>, но боль ужасная.
— Отчего же кровь. Это кровь, — сказал Ананьев, поднося запачканный палец к глазам.
— Это офицер окровянил, что мы везли, — сказал артиллерист, и как будто предполагая, что он будет виноват в этой неисправности, старательно обтер лафет обшлагом шинели. Ананьев позволил солдату итти за лекарем, а сам вернулся к костру. Пехотные разобрались, солдаты разложили свой огонь и никто не подходил к полку.
2251
Зач.: <Тимохиным> <Ананьевым> Тушин заснул.
2252
На полях: Князь Андрей заминает впечатление о смерти Белкина.
2253
На полях: И князь Андрей видел смерть и страдания и устал. Т[ушин] облегчал его. Он было смягчился, но подъехал Багратион с наглым Жирковым и опять он — старый гордый человек.
Всё оболгали. Долохов водку пьет залпом.
Ростов о доме. Т[ушин] о смерти.
Багратион благодарит князя Андрея. Он холодно принимает, зная, что это относится не к нему, а к его связи с Кутузовым.
2254
Зач.: такой же черный мрак
2255
Зач.: спал Тушин и артиллеристы и
2256
Зач.: точно такое же живое тело, какие нынче, окровавленные и безжизненные, брошены там. Какое было красивое тело Белкина!
2257
Зач.: Изредка <Тимохин> Ананьев закрывал глаза и тотчас же он видел Матвевну, дядю, раненную лошадь и перекидываемые мячики. Ах, опять убило одного... он видел опять то же место на жневье, и все подробности сражения, и шаг пехоты, левой, левой... и подпрыгивающего, переменяющего ногу унтер-офицера в роте Белкина, и чувство торопливости опять охватывало его. Ему всё казалось, что он опаздывает или забыл что-то. Он взглядывал на огонь.
2258
Зачеркнуто: «Вот она и моя смерть!» С ужасом вглядываясь в белое, думал он, но
2259
Зач.: «Стыдно так пугаться», подумал <Тимохин> Ананьев. Он закрыл глаза и тотчас же <задремал> заснул. Минут через десять он проснулся от сырости и от холода, проникшей в него из мокрой земли. Огонь всё еще горел, но никого не было. Кругом всё затихло. Освеженный сном, Тимохин ясно стал припоминать всё и отдавать себе отчет в том, что с ним было. Он вспомнил, как он боялся перед сражением и как он вел себя во всё время дела.
«Кажется мы делали всё, что могли», думал он, «а сражение всё-таки проиграно». Он вспомнил Белкина. «Неужели убит? Да, Бандарчук сам видел. Убит и всё для него кончено. И для него наступило всё то, чего я для себя так боялся.
И где он теперь, где не тот Белкин, который в мундире шел в ногу мимо меня, а тот Белкин, который улыбался, которого простая душа светилась в глазах, тот, которого я любил. Может быть он тут», подумал Тимохин, глядя наверх, на черный мрак над головой, и содрогаясь при этой мысли. «К чему эта жизнь, когда так случайно и страдальчески она уничтожается, не оставляя следа? Нет, нет ни милосердного бога, ни света, ни разума — всё один мрак, один хаос, тот самый мрак и хаос, который теперь окружает меня», говорил он, вглядываясь в окружающий мрак и прислушиваясь к слабым звукам лошадей, переставлявших ноги в грязи, храпа солдат или треска сырого сука на огне. И Белкин тут теперь в этом мраке, в этом хаосе. Вот они все замерли теперь, поняли, что всё суета, всё хаос, всё смерть. К чему эта позиция, сражения, генералы, награды? Всё смерть, всё хаос. И теперь все они — все эти поняли это. Все они умерли теперь для житейской суеты, все смешались и поняли, что всё ничтожно в сравнении с смертью», и опять болезненно начинал вертеться свернутый винт мысли всё на одном и том же месте. «И я в нем же. И все эти люди в нем же. Они поняли теперь это и умерли».
В это время всё вокруг костра зашевелилось, заговорило, поднялось, послышались оживленные голоса. Фейерверкер подбежал к костру.
— Ваше благородие, князь спрашивают, они там у пехотного полка.
— Какой князь, что? зачем? <думал Ананьев> спрашивал Тушин. Ведь ничего нет, кроме хаоса. Однако Ананьев рад был и успокоился в мысли этого черного мрака хаоса; но и хаоса этого не было. Они — люди все жили с своими страстями и ничтожествами.
